Наша справка. В.М. Терский окончил в 1976 году философский факультет Ленинградского государственного университета и через три года защитил кандидатскую диссертацию по специальности политология. В 1989 году окончил экономический факультет Московского государственного университета. Окончил докторантуру Института экономических исследований ДВО РАН. Докторскую диссертацию «Риски прямых иностранных инвестиций в России» защитил в 2001 году.
Занимался исследованием проблем становления и развития самоуправления в различных общественно-политических системах. Руководил социологическими исследованиями экономических, социальных и политических процессов в Дальневосточном регионе России. Изучал механизмы и методы государственного регулирования рыночной экономики в странах Северо-Восточной Азии и возможность их применения в России. Исследовал проблемы оценки и управления системными и экономическими рисками в экономике России. Занимается стратегиями развития трансграничных территорий.
– Сначала определимся, какой смысл мы вкладываем в понятие «инновационный путь развития»? – Начинает разговор Михаил Васильевич. – Распространенный миф заключается в том, что Приморский край располагает инновационным потенциалом, который может обеспечить нам выход на мировые товарные рынки, в частности, на рынки Азиатско-Тихоокеанского региона. По моему мнению, у Приморского края нет технологического инновационного потенциала, позволяющего выходить потребительские рынки стран Северо-Восточной Азии. Если речь идет о производстве, рынок АТР – это производство товаров массового потребления. В мире идет глобальная конкуренция за эффективность индустриального производства. Основные факторы, обеспечивающие высокую эффективность – дешевая квалифицированная рабочая сила, низкие производственные издержки. Государство, которое позиционирует себя как глобальный центр индустриального производства, – это Китай. Он – мировая индустриальная держава ХХI века. Уникальность этой страны в том, что она способна производить товары массового потребления в любом ценовом диапазоне. От товаров низкого качества, ориентированных на малообеспеченных покупателей, до дорогих товаров, которые могут удовлетворить самый взыскательный вкус. Почему Япония проигрывает конкуренцию с Китаем? Потому что сосредотачивает свой ограниченный ресурс в секторе производства товаров высокого качества. Емкость этого сектора ограничена. Китай свободно входит на рынки Центральной Азии и Африки, где внутренний валовый продукт на душу населения составляет 200-300 долларов, и на рынки США и Японии, где ВВП – свыше 30 тысяч долларов. Ни сегодня, ни в далеком будущем российские производители товаров массового потребления не могут конкурировать с Китаем, наши издержки всегда будут выше. Есть в экономике сектор, называемый «индивидуализированное потребление». Это качественный, дорогой товар, основанный на инновациях, предназначенный для узкого круга потребителей. Например, сотовый телефон для слепых. На конвейере организовать индивидуализированное производство невозможно. Конвейер выпускает массовый, стандартизированный товар. Поэтому товары с особыми характеристиками производят технологически развитые страны, такие как Америка, Япония. Успех этого бизнеса определяют не только технологии, но и маркетинг, логистика. Этим странам наши инновации не нужны. Они разрабатывают инновации под свои производственные циклы. Мы, нужны Китаю для снижения материалоемкости, энергоемкости его производства. Сказать, что мы, на Дальнем Востоке, обладаем такими технологиями и готовы их представить на рынок – нельзя. Отдельные разработки есть, но они не конкурентоспособны.
– Так нужно ли говорить о технологических инновациях в Приморском крае?
– Конечно надо, но экономически нецелесообразно. Инновации, прежде чем выйти на внешний рынок, должны найти своего потребителя внутри. Это может быть только машиностроительная продукция. Машиностроительная отрасль в Приморском крае представлена, в основном, судоремонтом и сборочным производством из импортных комплектующих. Спектр возможных технологических разработок очень ограничен, и никакого прорыва в экономике он не даст. Доля машиностроительного сектора в Приморской экономике составляет всего около десяти процентов. Чем больше вы переводите его на инновационный путь, тем больше проблем возникает на рынке труда. Затраты на воспроизводство инновационных специалистов очень высокие, в том числе и социальные. Даже если вы их подготовите, удержать их в регионе будет очень сложно. При сегодняшней ситуации практически невозможно.
– Может быть, сделать ставку на биотехнологические разработки? Ведь в ДВО РАН сделано много в этой области.
– Наши разработки в биотехнологии нужны в фармакологии. Но у нас нет внутреннего рынка под эту продукцию. Сегодня нужны не разработки, а специалисты. Переманить их в Москву, за рубеж легче, чем связываться с научными институтами – собственниками патентов.
– В соседних с нами странах миллиарды потребителей. Неужели там нет ниши для нашей продукции?
– А кто же нас пустит на свой фармакологический рынок? Это один из наиболее защищенных нетарифными барьерами рынков. Специалистов, которые готовы и способны продвигать нашу фармакологическую продукцию на мировом рынке, в России можно на пальцах пересчитать.
– Допустим. Значит, остается расширять бизнес на основе наших традиционных ресурсов: рыбе, лесе, полезных ископаемых?
– Более семидесяти процентов дохода нам приносит сервис. Инновационные разработки в области сервисных технологий нужны, но их созданием никто не занимается. Сегодня практически некому заказать разработку банковской инновационной технологии. Покажите мне специалистов и технологии, которые позволили бы предпринимателю зайти на рынок продуктов питания Китая? Возьмите десять контейнеров хороших конфет Бабаевской кондитерской фабрики и попробуйте продать их в Китае. Не продадите. Технологий и людей, способных это сделать – нет. Все говорят, что надо продавать переработанный лес. Зачем перерабатывать лес на доски, если с каждого кубометра переработанного леса предприниматель получит дохода меньше на пятнадцать долларов, чем от продажи кругляка. Чем больше леса он переработает, тем меньше прибыли он получит. Попробуйте продать переработанный лес в Китае. Не купят, поскольку китайский рынок деревообрабатывающей продукции очень специфичен, прежде всего, с точки зрения маркетинговых технологий. На границе наш маркетинговый сервис кончается. Точно такая же ситуация с продажей рыбы Японии, Корее. Возможно, нам нужны новые технологии ловли рыбы и, вероятно, ее нужно перерабатывать. Но семьдесят процентов доходов на рыбном рынке получает тот, кто ее продает, а тот, кто ловит – только семнадцать процентов. Нужно снижать издержки, но в первую очередь необходимо уходить в область логистики, изучения рынка, предпродажной подготовки, организации сбыта, чтобы получить уже шестьдесят процентов. Рынок контролирует тот, кто выстраивает контрактную сеть, формирует рекламно-брэндовую схему продажи.
Мы вылавливаем полтора миллиона тонн рыбы. А Китай – сорок два миллиона тонн. В Китае нам переработать рыбу на 30-40 процентов дешевле, чем дома. Произвести «линейку» продуктов из рыбы – не проблема. Можно купить любую технологию. Сложнее продать с наибольшей выгодой. Самая качественная и, соответственно, дорогая продукция – живая рыба. Рыба содержит семнадцать незаменимых аминокислот. Чем глубже переработка, тем ниже качество получившегося продукта. Кому нужна рыба, перемолотая в консервы, залитая каким-то маслом? Понятно, что при переработке образуются отходы. Есть технологии, используя которые, отходы можно превратить в доходы. Здесь поле инновационных разработок безгранично. Но! Бизнес перерабатывает отходы, только если это необходимо. Так устроена экономика. Рыбак взял филе, остальное выбросил в море. Выломал лапы крабу, ненужное – за борт. Неплохо было бы получить из отходов коллагеназу. Но для этого нужна эффективная технология, оборудование, обученные люди, исследование рынка и борьба за овладение им. Поверьте, решить эти проблемы очень непросто. Другое дело, если предприниматель пилит лес, закапывая опилки, а к нему приходит инспектор и выписывает штраф. Приходится задуматься, куда же девать эти сучья и опилки, как их переработать. Покупает теплогенератор и, сжигая отходы, вырабатывает весьма дорогую электроэнергию. До тех пор, пока отходы не начинают приносить убытки, предприниматель не возьмется за их переработку.
Будущее Приморского края за развитием инноваций в сфере сервисных технологий: банковских, финансовых, лизинговых, маркетинговых, логистических, внешнеэкономических. На мой взгляд, в Российской академии наук целесообразно создавать научные подразделения, которые бы этими задачами занимались. Беда академической науки в том, что она не доводит фундаментальную разработку до технологий и продуктов, понятных бизнесу. Надеяться, что бизнес доведет «фундаментальную» разработку до товарного продукта, – наивно. Ситуация сегодня, да и на ближайшие годы такова, что бизнес работает и будет работать только с готовым продуктом, не обремененным всякого рода социальными и административными требованиями. Но таких разработок практически нет.
– Михаил Васильевич, на Ваш взгляд, как отразится на экономике Приморья, жизни населения планируемое правительством вступление в ВТО?
– Для Приморья вступление в ВТО – подарок судьбы. Если позиционировать Приморье как регион, пытающийся конкурировать с Китаем по производительности труда в области сельского хозяйства, машиностроения, производства массовой продукции, то вступление в ВТО нас разорит. Такая конкуренция бессмысленна. Возьмите приморскую сою. Ее себестоимость в два раза выше, чем в Чили. Где будет покупать сою предприниматель, который производит комбикорма? Или мясо, которое можно купить в Китае в четыре раза дешевле, чем у нас?
– А если оно у нас экологически чистое, а у них отравленное пестицидами?
– Проверяйте и покупайте не отравленное мясо. Бизнес – это не благотворительная организация. Он не будет покупать у вас только потому, что вы русский. Задача бизнеса – капитализировать производство, снижать издержки.
При вступлении в ВТО мы пострадаем в банковском, страховом, лизинговом, строительном, транспортном секторах. Потому, что используемые нами технологии устарели. А новые – нужно создать, найти, купить, внедрить и т.д. Тем не менее, в целом, наш край выиграет. ВТО – это расширение торговых возможностей, увеличение объемов торговли, снятие ограничений. Бизнесы, занятые обслуживанием внешнеэкономических российских торговых потоков, однозначно выиграют. Половину дохода нашему краю приносит внешнеэкономическая деятельность, поэтому для нас вступление в ВТО – выигрыш. Бизнес, занятый массовым производством, конечно же, проиграет. Но у нас есть ряд уникальных видов продукции как, например, борсодержащие химические продукты. Бизнес на таких редких ресурсах растет, и будет расти. Ну а мы с вами, потребители, сможем покупать товары дешевле, лучшего качества и выбор их увеличится.
– С кем крепче связан Дальний Восток, Приморье: с Россией или Азиатско-Тихоокеанским регионом? Мы выходим на рынки АТР со своей стратегией захвата рынков или на нашей территории происходят схватки бизнесов при незначительном влиянии на развитие событий с нашей стороны?
– С точки зрения реального бизнеса крепче всего мы связаны с Китаем. Все, что связано с улучшением торговых отношений с Китаем, является для нас стратегической задачей. Весь мир ведет борьбу за китайский рынок. Было бы здорово, если бы Приморье позиционировалось нашим правительством как плацдарм для интеграции в рынки Китая. В этом случае нужно накапливать необходимые ресурсы, технологии вхождения на этот рынок. Однако, с точки зрения массового производства, мы за китайский рынок не боремся. Нас там нет. Не начав борьбу за китайский рынок, мы проиграем, нам в АТР будет делать нечего. У Китая с нами три тысячи километров границы. С той стороны – провинция Хэйлунзян. Административный, управленческий ресурсы сконцентрированы в одних руках. Мы же разрознены, структуры управления координируют слабо. Китай обустраивает границу, урбанизирует ее, строит города с миллионным населением: Суйфэньхэ, Дунин, Хэйхэ. Через десять лет, когда китайцы выйдут на плановые показатели, у них будет и соответствующая инфраструктура с университетами, исследовательскими центрами, с современными производствами и, самое главное, у них будут отработаны системы выхода на наш рынок. Их специалисты получат образование в наших вузах, будут понимать нашу экономику, сохранят и укрепят студенческие связи. Они правильно работают. По сравнению с ними, мы ничего не делаем.
– После передачи Китаю островов по рекам Аргуни и Амуру, в иностранной печати появились сообщения о принципиальной договоренности с Японией о передаче четырех Курильских островов. Что взамен?
– Япония для нас важный партнер с точки зрения потребления наших редких ресурсов. Например, мы обеспечиваем почти треть потребности Японии в боре. Они покупают, и будут покупать наш лес. Для нас Япония – ключевой партнер с точки зрения автомобильного бизнеса. У нас создана мощнейшая инфраструктура, связанная с обслуживанием и переработкой японских подержанных автомобилей. Колоссальный денежный оборот, большие доходы участников рынков продаж автомобилей, запчастей, технического обслуживания. Сегодня в России мы – лидеры в этом бизнесе. Любые шаги, вызывающие сокращение импорта автомобилей, запчастей затронут интересы сотен тысяч людей и могут привести к экономической катастрофе Приморья.
Но острова Японии, по моему мнению, никто отдавать не собирается. Сигналом послужило сообщение о том, что принята программа социально-экономического развития Курильских островов. Стало ясно, что в ближайшие десять-двадцать лет вопрос о передаче островов Россия вести не будет.
– В Приморье к власти приходили представители академической науки, партийно-хозяйственные деятели бывшего СССР, предприниматели, в том числе с неоднозначной биографией. Как зависит экономическое развитие края от личностей и их команд?
– Экономика Приморья выстроена специфично. Здесь очень много мигрантов. Это люди, обладающие высокой мобильностью, «люди-кошки», которыми очень трудно управлять. Чтобы их удерживать, здесь создавались особые условия, особые виды зарплаты, даже общежития строили не такие как в Европейской части России, а гостиничного типа. В силу своей мобильности и независимости, они и бизнес строят на свой лад. Большинство бизнесменов стремятся минимизировать свою зависимость от государства, в том числе и налоги. Способность выстроить бизнес-схему, при которой удается законным образом снизить издержки – это талант. На первый взгляд покажется парадоксально, но «серый бизнес» для экономики края – это хорошо, поскольку сберегает ресурсы для внутреннего развития. То, что Москва не дополучает налоги, их мало волнует. Ну не видят предприниматели заинтересованности Москвы в развитии края! Нет финансирования системных проектов, которые создают новые рабочие места. Это осталось в прошлом.
Чтобы управлять такой специфичной экономикой, чтобы, не дай Бог, не оторвать ей голову, нужны руководители, которые в этой экономике работали, эту экономику понимают и умеют выстроить диалог с бизнесом. Предыдущий мэр Владивостока воевал с транспортниками, а нынешний умеет с ними договариваться. В результате, мы, потребители, получили лучшее обслуживание при стабильной оплате проезда.
Если бы губернатор пытался выкрутить предпринимателю руки, предприниматель разрушил бы свой бизнес и уехал. Кто от этого будет в выигрыше? Поэтому я категорически против того, чтобы экономикой и политической системой управляли люди, не имевшие опыта в бизнесе. Шумные политизированные декламации, отключения воды и света остались в прошлом. С бизнесом надо уметь работать.
– А с наукой надо уметь работать? Почему власть «не любит» науку?
– Проблема не в отсутствии любви. Проблема в том, что Российская академия наук плохо умеет зарабатывать деньги, хотя располагает очень хорошим потенциалом. Исключение – Павел Александрович Минакир. У него отличное образование, он талантливый экономист и умеет зарабатывать деньги. Он сумел выстроить правильную систему взаимоотношений с губернатором. Это непросто. Губернатор всегда – властный человек, авторитарный руководитель, хозяин корпорации «субъект федерации». П.А. Минакир – единственный из руководителей ДВО РАН, кто смог добиться осуществления губернаторской программы строительства жилья для молодых ученых, благодаря его энергии успешно работает программа губернаторских грантов. У нас, в Приморье, власть, бизнес пока что не получили от науки предложений, от которых невозможно было бы отказаться. Вероятно, наука не точно представляет, какими должны быть эти предложения. Бизнес не прибежит к науке и не упадет в ноги. Ему есть чем заниматься.
– Почему почти все вузы Владивостока выпускают экономистов, менеджеров, специалистов бухгалтерского учета и финансов? Это дань моде или неудовлетворенная потребность рынка? Какие специалисты наиболее востребованы на рынке труда?
– Будущее Приморья в развитии сервисных услуг. Сервисный бизнес сложен. Помимо специальности нужно отлично знать английский и один из восточных языков, обладать хорошими коммуникативными способностями, знать культуру. Иначе вы беспомощны на рынке, у вас никто ничего не купит. Сервисный ресурс сосредоточен в людях. Сервисная технология живет только в том случае, если есть люди, которые могут ее представить. Нужно создавать соответствующую среду воспроизводства людей, способных эти услуги производить. Создавать системы образования, жизни, коммуникаций. Невозможно освоить рынок Китая, не учась вместе с китайцами. Лучше всего делать это на нашей территории. Пусть наши студенты учатся вместе с ними, дружат, устанавливают связи, которые очень пригодятся впоследствии. Нужно сохранить систему специализированных учебных заведений, таких как Морской государственный университет им. Г.И. Невельского, Дальрыбвтуз, которые готовят специалистов на уровне международных стандартов, дают международный диплом. Остальные университеты соединить в Российско-Азиатский университет, который будет обучать тысяч сто-сто пятьдесят студентов, половина из которых будут российскими, остальные – из соседних стран. Система нашего высшего образования была построена под экономику Советского Союза. Сегодняшняя система подготовки кадров во Владивостоке не имеет отношения к реальной экономике. Сегодня вузы – главный фактор изъятия трудовых ресурсов. Количество мест в вузах больше, чем количество выпускников в школах. Готовят они не тех специалистов, которые нужны. Получив образование и убедившись, что здесь им делать нечего, молодые люди со спокойной совестью покидают Приморье. По существу вузовская система выдувает с этой территории молодых специалистов. Если система вузовской подготовки сохранится в том виде, в котором она сложилась, она добьет Приморье окончательно.
– Есть ли миграционная и демографическая политика России на Дальнем Востоке? Каковы перспективы развития производительных сил территории в ближайшие 10 лет?
– Миграционный поток из центральной России в прежние годы поддерживался государственной политикой: прописка, жилье, экономические льготы. Сейчас этих инструментов нет. Неудивительно, что миграционный поток развернулся в обратном направлении. Центральная Россия стала всасывать в себя трудоспособное население. Через десять лет около восьмидесяти процентов населения России будут жить в районе Центр-Северо-запад, Поволжье, Юг России. Многие молодыми приехали оттуда, а сейчас, приблизившись к пенсионному возрасту, возвращаются обратно. Жить там значительно дешевле, а пенсия практически везде одинакова. Там растет спрос на рабочую силу, создаются новые предприятия, обновляется экономика, поэтому вслед за родителями уезжают дети.
В России сто сорок миллионов населения. Численность его будет только уменьшаться. На территории бывшего СССР нет населения, способного повторить освоение и заселение Дальнего Востока. В нашем регионе есть только два места, где может происходить концентрация населения. Это районы Владивостока и Хабаровска с радиусом сто-двести километров. Туда и к транспортным узлам будет стягиваться население Дальневосточного Федерального округа. Все остальное – территория вахтового освоения. Заставлять там жить людей ни экономически, ни социально нецелесообразно. Поэтому важно выстроить хорошую коммуникативную систему Хабаровск-Владивосток. Если удастся построить зону транспортной доступности в пределах четырех часов, то здесь начнется рост населения.
Производство, за исключением редкого, у нас не будет развиваться. Для этого нужны люди, способные трудиться в экстремальных условиях: вдалеке от дома, глубоко под землей, с риском для жизни в море, в лесу. Нужны здоровые мужчины от двадцати до сорока пяти-пятидесяти лет. По всему Дальнему Востоку мужчин этого возраста не служащих в армии, не пьющих, не наркоманов, не «сидящих» всего-то тысяч двести.
– Кто же нам поможет? Китай?
– Возможно. Временные мигранты из стран бывшего СССР хуже для нашей экономики, чем мигранты из Китая. Уровень их социально-экономических притязаний выше, чем у китайцев. Зачем нам дворники из Узбекистана с заработной платой по шесть тысяч рублей? Лучше привезти десять тысяч рабочих из Северной Кореи, платить им по полторы-две тысячи рублей и через три месяца мы забудем о мусоре на улицах. Кстати, и о проституции забудем тоже. Они выявят все точки и доложат «капитанам».
– А как же «желтая опасность»?
– Пять тысяч англичан управляли всей Индией. Наши предки завоевали Среднюю Азию и успешно управляли ею. Особенность российской культуры заключается в том, что она многонациональна и устойчива. Китайца, говорящего по-русски, мы называем русским именем и относимся к нему, как к своему. Северокорейца, говорящего по-русски, мы не воспринимаем как чуждый элемент. Мы растворяем их в себе. Но нет на сегодняшний день людей, способных реализовать программу, связанную с грамотным встраиванием китайской и корейской рабочей силы в экономику Приморского края. Нам нужно тысяч сто китайцев и северокорейцев. Они не только работники, но и потребители товаров и услуг. Их нужно кормить, они должны где-то жить. Экономика получит мощный толчок с приходом такого количества мигрантов, прежде всего через развитие малого бизнеса, который занят обслуживанием населения. Возникнет дополнительный спрос на рынке жилья, станут больше строить, вырастет производство потребительских продуктов. А если мигранты придут со своими детьми, то наши детишки за год- полгода научат их русскому языку и очень быстро сделают из них настоящих русских. Российская культура обладает высочайшей способностью к «переработке» других наций. На нашей территории более чем где-либо в Европе было иностранцев: немцев, евреев, поляков. Мы были второй Америкой. Екатерина II запустила миграционную программу, которая на протяжении двухсот лет привлекала иностранцев в Россию. Жаль, что мы не сохранили этот опыт и миграционные ресурсы. Нужно развивать новую стратегию миграционной политики теперь в отношении китайцев, корейцев. Немцы и поляки к нам не поедут.
Не нужно бояться мигрантов. Не захватили же немцы Поволжье, а евреи – Одессу и Минск.
– Конкурировать с Китаем, могучим производителем, мы не в силах. Можем ли мы использовать его силу в своих интересах?
– Мы для Китая можем представлять интерес как посредник. Приморский край нужно позиционировать как особую трансграничную территорию. Сейчас время разрабатывать проекты, которые смогут совместить преимущества Китая и России. Например, проект свободной экономической зоны в районе Пограничный-Суйфэньхэ. Разместив на этой территории производство, открыв границу для свободного перемещения рабочей силы, мы получим доступ к трудовым ресурсам Китая. Рабочие будут жить на китайской стороне, трудиться – на нашей, а продукция с маркой «Made in Russia» поступит на рынок. Себестоимость этой продукции будет соизмерима с произведенной в Китае. Удача готова нам улыбнуться. Мы можем стать промышленным центром России. При этом не нужно будет тратиться на создание социальной инфраструктуры. От нас потребуется только предоставить рабочие места. Но нужно знать, что будем производить и где продавать.
Преимущества Приморского края не в производстве, а в торговле. Приморский край по своей сути не производитель, а купец. Таковы регионы приграничного морского размещения. В первую очередь нам нужны инновации в логистике, торговле, финансах, транспорте, то есть в сфере сервисного обслуживания, причем ориентированного на внешнеэкономическую деятельность.
30 апреля 2006 года
Комментариев нет:
Отправить комментарий