Первые исследования в России мальков камчатского и мохнаторукого крабов

  

Больше половины экспорта из Приморья занимают рыба и крабы. Как сообщил министр экономического развития Приморского края Андрей Блохин, «в 2022 году география экспортных поставок увеличилась с 54 до 84 стран-партнёров. По-прежнему регион ориентирован на восточное направление, более 80% приморского экспорта идёт нашим партнёрам из стран Северо-Восточной Азии». Андрей Игоревич также уточнил, что большую часть несырьевого неэнергетического экспорта, а именно 55%, составили рыбопродукция и ракообразные. По словам министра, иностранные потребители высоко ценят приморское рыбное филе, мороженую рыбу, крабов, консервы и корма из морепродуктов. (По материалам СМИ)

И вот впервые в России проводятся эксперименты с целью изучения выживаемости мальков камчатского и мохнаторукого крабов в раннем возрасте. Работа проходит в рамках выполнения гранта РНФ, которым руководит доктор биологических наук, член-корреспондент РАН Игорь Юрьевич Долматов. Исследования проводятся сотрудниками научно-экспериментального участка марикультуры Морской биологической станции «Запад» Национального научного центра морской биологии им. А.В. Жирмунского Дальневосточного отделения РАН (ННЦМБ ДВО РАН), расположенной на берегу залива Восток Японского моря.

Исследовательскую работу выполняют: научный сотрудник Дарья Борисова (она же и автор недавно подготовленных видеороликов о жизни юных крабов); аспиранты: Арман Пахлеванян, Тигран Геворгян, Людмила Боцун. Им помогают: инженеры Андрей Архипов, Владимир Козьменко, Лариса Козьменко, Лиана Куличкова, Андрей Николенко, Владимир Югай и Александр Слезовских. Во главе команды – руководитель Центра аквакультуры и прибрежных биоресурсов ННЦМБ ДВО РАН, кандидат биологических наук Сергей Иванович Масленников.

Сотрудники-исследователи, слева направо: старший инженер Лариса КОЗЬМЕНКО; главные специалисты: Владимир КОЗЬМЕНКО, Андрей АРХИПОВ; научные сотрудники, кандидаты биологических наук: Сергей МАСЛЕННИКОВ, Дарья БОРИСОВА

Сергей Иванович рассказал о том, как в его подразделении изучают оба объекта – мальков камчатского и японского мохнаторукого крабов. Цель проекта – узнать, как растёт малёк, при какой плотности, то есть сколько экземпляров на квадратный метр. Почему эти изучения важны и нужны? Известно, что на мальковой стадии происходит максимальная смертность. В целом воспроизводство видов зависит от выживаемости мальков.

– Мы изучаем «детскую» смертность. Соответственно, малькам нужно создавать условия для выживания. Первая серия экспериментов была настроечная. Сейчас мы проводим вторую серию исследований – оценочную. Все эксперименты очень длительные, проводятся несколько месяцев. Например, настроечный эксперимент мохнаторукого краба длится третий год. Не всегда эти наблюдения, на которых формируется методика дальнейших исследований, можно опубликовать.

Сергей Иванович МАСЛЕННИКОВ

На основе первичных наблюдений морские биологи сформировали представление о методике изучения мальков и запустили новые эксперименты. По ним позже были подготовлены видеосюжеты из жизни крабов, снятые в Отделе аквариальной ННЦМБ ДВО РАН. Там размещены четыре аквариума с мальками мохнаторукого краба и двенадцать – с мальками камчатского краба.

– В природе практически невозможно исследовать мальков, тем более ранние стадии их жизни, – продолжает свой рассказ о подопечных Сергей Иванович. – Мы изучаем от момента его оседания – то есть преобразования плавающей личинки в донную стадию малька. В природе малька можно наблюдать не раньше, чем в один год, когда он становится достаточно крупным и подвижным. А до этой поры он прячется, потому что подвержен выеданию практически всеми морскими хищниками. Соответственно, эту стадию мы изучаем несколько лет.

Камчатские крабы

Тоже самое и с мохнаторукими крабами. Что с ними происходит в их младенческий период – вообще «terra incognita». Ведь мальки живут в реках, озёрах, разных протоках. А так как он маленький и хорошо прячется, в природе его невозможно изучить. Единственным наблюдением за ранней стадией мальков возможно в условиях аквариальной, чем, собственно, и занимается команда С.И. Масленникова.

Экспедиции за объектами изучения в данном случае не нужны. Мальков получают на биостанции «Запад» в посёлке Авангард под Ливадией, отдалённым микрорайоном города Находки, расположенный на берегу залива Восток. Там и действует круглогодичная экспедиция. Когда в аквариальной ННЦМБ подготовлены ёмкости в них завозят мальков, адаптируют их и запускают эксперимент. Потом идёт ежедневная работа, сотрудники приходят даже в выходные дни. Замеряют параметры, кормят, смотрят за всеми этими питомцами. Раз в месяц их пересчитывают, взвешивают для того, чтобы ряд наблюдений был более подробный.

Дарья БОРИСОВА взвешивает крабов

Используемая аппаратура – это аквариумы, они должны быть одинаковые. В них создаётся имитация природной среды, насколько это возможно. Не всё можно сымитировать, и не на всё хватает ресурсов. Но это первое такое исследование малька мохнаторукого краба в России, работа идёт, сотрудники сделают эти эксперименты, подведут итог, будут планировать следующие экспериментальные методики. Будут рассчитывать и ресурсы. Понятно, что с ресурсами помогает грант РНФ, которым руководит доктор биологических наук, член-корреспондент РАН Игорь Юрьевич Долматов. Проект РНФ посвящён исследованию фундаментальных экологических проблем, связанных с марикультурой, присутствует и достаточно серьёзная прикладная составляющая: изучается развитие различных видов крабов на клеточном и молекулярном уровнях. Используются экспериментальные методики – проводятся замеры типичных факторов среды: температура, солёность, водородный показатель, контроль за составом корма.

Эксперимент с камчатским крабом более сложный, чем с мохнаторуким. Имеется несколько плотностей и температурных режимов, моделируется биотическое окружение на дне моря. По результатам предыдущего эксперимента, где изучали разную абиотику, наши морские биологи сформулировали задачи для следующего эксперимента. Эти исследования были доведены до научной работы, которая будет публиковаться. Предварительные данные учёные дают на разных конференциях.

Японский мохнаторукий краб

Результаты и время выполнения исследований привязаны к природным срокам. Камчатскому крабу «ставят сроки» – до получения следующего малька. Если получение мальков происходит в мае, – время наблюдений рассчитано до июня, затем учёные подводят итог и обрабатывают материал. Далее планируют следующий эксперимент, либо продолжают этот. Такой же план действий и по мохнаторуким крабам. Если получают мальков в августе-сентябре, то до следующего «урожая» мальков исследователи должны подвести итог, чтобы понимать, что им нужно делать в следующий раз, и эти результаты постараться опубликовать.

Аспирант, ведущий инженер Людмила БОЦУН измеряет краба

Камчатский и мохнаторукий крабы – ценные промысловые объекты, пользующиеся большим спросом на рынке. И на сегодняшний день все процессы выживания мальков, общебиологические параметры: рост малька краба, плотность посадки личинок, анализ смертности, – всё это пока изучено недостаточно. Вот где непаханое поле деятельности! С.И. Масленников отметил, что подобные исследования применяются для разработки технологий искусственного воспроизводства и аквакультуры для сглаживания нестабильного природного пополнения и управления запасами камчатского и мохнаторукого крабов.

Исследователи, слева направо: старший инженер Лариса КОЗЬМЕНКО; главные специалисты: Владимир КОЗЬМЕНКО, Андрей АРХИПОВ; научный сотрудник, кандидат биологических наук Сергей МАСЛЕННИКОВ; аспирант, ведущий инженер Людмила БОЦУН

Фото Сергея МАСЛЕННИКОВА

О первых шагах кафедры геоморфологии и палеогеографии, её преподавателях...

К 300-летию Российской академии наук

25 января – День студента. Этой зимой как-то особенно ярко вспомнились студенческие годы, которые по прошествии времени практически каждому кажутся светлыми, наполненными плотно упакованными только яркими и радостными впечатлениями. Так это и у нас, завершивших обучение в 1976 году на базовой кафедре Тихоокеанского института географии ДВНЦ АН СССР (ТИГ) в Дальневосточном государственном университете (ДВГУ).

Слева направо: председатель ДВНЦ АН СССР, директор ТИГ ДВНЦ АН СССР, зав. кафедрой геоморфологии и палеогеографии ДВГУ, чл. - корр. АН СССР, д.г.н. А.П. КАПИЦА; зам. председателя ДВНЦ АН СССР, зав. лабораторией охраны окружающей среды ТИГ ДВНЦ АН СССР, зам. зав. кафедрой геоморфологии и палеогеографии ДВГУ, к.г.н. В.Г. КОНОВАЛЕНКО; зав. кафедрой физической географии ДВГУ, д.г.-м.н. Б.В. ПОЯРКОВ; студенты первого выпуска кафедры геоморфологии и палеогеографии ДВГУ: О.Л. ЕРМОШИНА (ИВАНОВА), Г.Н. ЧУЯН, С.С. ГАНЗЕЙ, А.А. ГУЗЕНКО (КАПИЦА), В.Н. ОКОВИТЫЙ, Н.А. ОКОВИТАЯ (ЯРОВАЯ); далее – аспирант ДВГУ П.Ф. БРОВКО, ст. лаборант кафедры геоморфологии и палеогеографии ДВГУ Т.П. БУТЫЛИНА, научный сотрудник ТИГ ДВНЦ АН СССР, д.г.н. Э.Г. КОЛОМЫЦ; зам. директора по научной работе ТИГ ДВНЦ АН СССР, д.г.н. Б.И. ВТЮРИН; декан геофизического факультете ДВГУ, к.г.н. И.И. БАРТКОВА; научный сотрудник ТИГ ДВНЦ АН СССР, к.г.н. Г.П. СКРЫЛЬНИК. 1976 год

«Конкурс в 1971 году на специальность «география» был высоким, набор студентов в группе – сильным. И студенты знали, что такое учёба, могли и хотели учиться… несмотря на различия в возрасте, группа быстро сплотилась, их часто можно было видеть вместе на разных мероприятиях и, насколько мне известно, эти сплоченность, коллективизм и дружба между ними сохранились все последующие годы...» (из воспоминаний профессора ДВГУ/ДВФУ Ю.Б. Зонова (С.С. Ганзей «Избранное». – Владивосток: Дальнаука, 2014, с. 231)).

Первые два года мы увлечённо проучились на отделении физической географии Геофизического факультета в составе группы из 25 человек, закрепили знания на учебных полевых практиках: геодезической (руководитель И.В. Евтушенко) и почвенной (руководитель Б.Ф. Пшеничников) в районе ст. Спутник вблизи Владивостока, геологической (руководитель Ю.К. Ивашинников) – в бухте Перевозной (побережье Амурского залива), после второго курса – на ландшафтной (руководитель Ю.Б. Зонов) – у подножья Авачинского вулкана на Камчатке…

В семидесятые годы прошлого столетия успешно происходило освоение разнообразных природных богатств Дальнего Востока, в 1971 году создан Дальневосточный научный центр Академии наук СССР (ДВНЦ), начался процесс межведомственной интеграции между институтами ДВНЦ и факультетами ДВГУ. На созданных силами академических институтов в университете специальных базовых кафедрах в то время начали активно ковать кадры для дальневосточной науки. Это благотворно сказалось, в том числе и на развитии географических исследований и высшего географического образования в Дальневосточном регионе.

В частности, для решения многосторонней и сложной проблемы изучения рельефа Дальнего Востока требовалось расширение рядов специалистов, владеющих новейшими методами научных исследований. По инициативе Президиума ДВНЦ и Учёного совета ДВГУ в 1973 году на геофизическом факультете университета была создана кафедра геоморфологии и палеогеографии. На общественных началах её возглавил член-корреспондент АН СССР Андрей Петрович Капица, а доценты – кандидат геолого-минералогических наук Нина Михайловна Органова (1974-75) и кандидат географических наук В.Г. Коноваленко (1975-77) стали его заместителями. Н.М. Органова читала по совместительству студентам кафедры курсы по геологии СССР, геотектонике, новейшим и современным тектоническим движениям земной коры. Единственным штатным сотрудником кафедры и куратором студенческих групп была старший лаборант Татьяна Павловна Бутылина.

Обучение геоморфологов осуществлялась по экспериментальному учебному плану, в котором помимо чтения циклов лекций общеспециальных, общественно-политических и фундаментальных естественнонаучных был значительно усилен комплекс профессиональных дисциплин за счёт увеличения количества и объёма часов геолого-геоморфологического профиля, большое внимание также уделялось овладению студентами новейших математических и геоморфологических методов исследований.

Новая модель подготовки специалистов-геоморфологов экспонировалась на выставке ХХIII Международного географического конгресса в Москве и была опубликована в институтском сборнике в 1976 году. (А.П. Капица, Н.М. Органова. О подготовке специалистов-геоморфологов в Дальневосточном государственном университете// География и палеогеография климоморфогенеза. Владивосток, 1976, с. 5-9.)

Особенностью этого экспериментального плана было сочетание учёбы студентов с постоянной научно-исследовательской практикой в Тихоокеанском институте географии. Подобная организация учебного процесса давала студентам возможность с начала учёбы в высшей школе овладевать методикой самостоятельных научных исследований.

Заявлений от желающих перевестись на открывшуюся кафедру к началу 1973/74 учебного года поступило от студентов разных групп много, но количество мест в группе было ограничено – всего семь. Поэтому туда отбирали лучших. Итак, наша «могучая кучка» с третьего года обучения состояла из двух парней – Владимира Оковитого и Сергея Ганзея (мы их звали: «Наши 100 процентов мужчин») и девушек: Анны Капицы, Галины Чуян, Надежды Яровой, Ольги Ивановой и Ирины Таможниковой (И. Т. после 3 курса перевелась для продолжения учёбы в МГУ им. М.В. Ломоносова).

Успеваемость и посещаемость занятий в нашей группе были очень высокими, как говорила куратор Т.П. Бутылина, «хлопоты были только по части организации учебного процесса и обкатки на нас новой модели специалиста-геоморфолога с дальневосточным акцентом». Чтением лекций и организацией полевых практик занимались приглашённые в Дальневосточный научный центр АН СССР признанные и ещё молодые учёные, ген любопытства которых привёл на Дальний Восток за новыми материалами и жаждой открытий.

Будучи многие годы до переезда во Владивосток деканом Географического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, А.П. Капица, директор-организатор Тихоокеанского института географии, он же заведующий кафедрой палеогеографии и геоморфологии ДВГУ, считал преподавательскую деятельность для сотрудников своего института важнейшим способом повышения их профессионального уровня. На всю жизнь нам запомнились яркие и содержательные лекции преподавателей: докторов наук Бориса Ивановича Втюрина, Андрея Петровича Капицы, Веры Васильевны Никольской, Юрия Георгиевича Пузаченко, Николая Петровича Васильковского, Глеба Ивановича Худякова, Эрланда Георгиевича Коломца, кандидатов наук Юрия Петровича Баденкова, Шапи Шапиевича Гасанова, Бориса Леонидовича Залищака, Вячеслава Георгиевича Коноваленко Алексея Михайловича Короткого, Ивана Ивановича Крылова, Руфины Ильиничны Никоновой, Геннадия Петровича Скрыльника и многих других. Все они были увлечены своими исследованиями, и каждый старался со своей стороны интересно и доходчиво показать сложность и взаимосвязанность происходящих в природе процессов. Учиться нравилось, и мы дружно перемещались в разные уголки города: из университетского корпуса на Октябрьской в ТИГ на Уборевича, в Дальневосточный политехнический институт на Ленинской, Дальневосточный геологический институт на Луговой и проспекте 100-летия Владивостока… Занятия и консультации проходили в институтских лабораториях, кабинете директора ТИГ, университетских аудиториях и лабораториях, на свежем воздухе и даже на квартирах у преподавателей.

Яркими примерами из собственного экспедиционного и научного багажа изобиловали лекции профессора Андрея Петровича Капицы, неподражаемая манера изложения материала привлекала и цепко держала внимание слушателей на протяжении всех лекций. Его деятельное участие в исследованиях самого холодного и самого жаркого материков планеты воистину впечатляло и вселяло глубокое уважение. Нам повезло видеть Андрея Петровича Капицу разным: и суровым руководителем со сдвинутыми бровями, обремененным множеством разноплановых обязанностей на работе, и талантливым преподавателем на лекциях, и терпеливо выслушивающим защиты наших первых самостоятельных работ, и дающим в доверительной беседе ценные советы и напутствия.

Профессор Борис Иванович Втюрин, после трудового дня в должности заместителя директора по научной работе создаваемого Тихоокеанского института географии, находил в себе силы читать четыре часа подряд лекции по материалам своих исследований, собранных в 1974 году в фундаментальном труде «Подземные льды СССР», не утратившем своего научного значения и сегодня. Он вместе с А.П. Капицей был участником Первой антарктической экспедиции 1955-57 годов, принимал участие в создании первых антарктических научных станций, побывал в Арктике, многие годы работал начальником Анадырской мерзлотной станции… Носил он независимо от времени года светлые костюмы и рубашки, курил трубку с вкусно пахнущим табаком…, а какой замечательный рассказчик был Борис Иванович! Доброжелательно, с неизменной полуулыбкой он давал характеристики сложным процессам развития первичных льдов и повторно-жильных образований, которые были систематизированы в его трудах по криолитологии. Практические занятия происходили на берегу и акватории Амурского залива, как говорится «на своей шкуре» мы испытывали прелести промозглой приморской зимы и крепость льда.

Среди широкого круга специалистов в те годы пользовались популярностью актуальные и в настоящее время труды Веры Васильевны Никольской по физической географии и геоморфологии юга Дальнего Востока. Очень высокая, сухощавая, немного сутулая, одетая в скромные тёмные одежды профессор Никольская вводила нас в курсы классической геоморфологии и полевых геоморфологических исследований. На практических занятиях учила многому полезному, в том числе – как сворачивать бумажные пакетики для лёгких навесок образцов. Запомнились производящие магическое действо с бумагой её крупные руки с синими веточками вен и распухшими суставами и почти детское выражение старательности на приветливом лице. Позднее, когда удалось познакомиться с её биографией, оценили на сколько сильной и бесстрашной была эта женщина, проведшая не один десяток лет в пеших и конных маршрутах, воссоздавшая ряд картин палеогеографических реконструкций в бассейне Амура и других дальневосточных территорий.

С работой рек и результатами их деятельности нас знакомил тогда ещё молодой кандидат геолого-минералогических наук Алексей Михайлович Короткий. Он приходил на лекции в тёмном костюме и светлой рубашке с галстуком, много рисовал схем на доске и в процессе эмоционального изложения материала победно тряс огненной гривой волос, в конце концов его пиджак становился белым от мела, а лицо – красным от напряжения. Таким образом, классический курс «Сток и русловые процессы», разработанный профессором Н.И. Маккавеевым и адаптированный Алексеем Михайловичем к дальневосточным условиям, излагался доходчиво и воспринимался легко. Он был сотрудником Дальневосточного геологического института, из лаборатории доктора геолого-минералогических наук Глеба Ивановича Худякова. Научный руководитель дальневосточной школы структурной геоморфологии Г.И. Худяков давал понятие принципов своей теории геолого-геоморфологической конформности на примере Дальнего Востока. Лекции Глеба Ивановича были интересны, в них было много специальной терминологии, что требовало определённых усилий по их расшифровке уже во внеучебное время.

Несомненно, что доктор географических наук Юрий Георгиевич Пузаченко был одним из достойных представителей яркой плеяды лекторов уровня школы МГУ им. М.В. Ломоносова. На его лекции ходили, как на представления высокого мастерства. Этот молодой человек, почти наш ровесник, у которого, кроме роста, всё было большое и широкое – голова, лицо, нос, губы, коренастая фигура. Наверное, добытые собственным трудом научные результаты и покорённая в 31 год докторская диссертация давали ему уверенность, что всё можно познать, понять и, подвергнув сомнению, открыть новое. Его лекции по применению математических методов в географии слушались поистине «на одном дыхании». Свой спецкурс он читал вдохновенно, погружением в тему по несколько часов кряду, при этом усталости ни у лектора, ни у слушателей не наблюдалось. Даже студенты-старшекурсники откровенно завидовали, что у нас есть такой «Пузак» (кстати, у него потом, когда появилась электронная почта, в адресе стояло jpuzak@…). В своё повествование он мог включить даже неожиданно вошедшую в аудиторию кошку – та мгновенно становилась живым наглядным пособием к рассказу.  Иногда, читая лекцию, он мог неожиданно громко рассмеяться, словно параллельно его мозг работал над проблемой и пришёл к новому, парадоксальному её видению, и это обрадовало. Юрий Георгиевич тут же делился с нами своими соображениями, часто непонятными, но завораживающе умными, побуждающими к перечитыванию рекомендованных им источников. В целом Ю.Г. Пузаченко разрабатывал важнейшие элементы теории и методов, в том числе – математических, изучения функционирования и динамики ландшафтов разных типов.

Увлекательно и с большим вкусом рассказывал о своем царстве кандидат геолого-минералогических наук Борис Леонидович Залищак, мы просиживали и сверх положенного времени у него в лаборатории на Луговой, перебирая образцы минералов и горных пород, рассматривая шлифы под микроскопом, знакомясь таким образом с богатым разнообразием минерального сырья Дальневосточного региона.

Большое впечатление производили лекции профессора Николая Петровича Васильковского. Рослый, крепкий, плотно сбитый, прожаренный солнцем в Средней Азии, где он в юности работал геологом, обладатель немного глуховатого голоса и ярких, синих, неожиданно молодых глаз, спрятанных в глубоких морщинах лица, Николай Петрович был необычайно пунктуален и как-то в хорошем смысле старомоден в обращении со студентами. Профессор Васильковский знакомил нас с геологией СССР и азами морской геологии и геофизики. Особое внимание он уделял вопросам геологической природы дальневосточных морей и их шельфу, рассматривая зону перехода от материковых структур к океанической коре наиболее перспективной на нефтегазоносность.

Доцент Вячеслав Георгиевич Коноваленко в те годы был не только заместителем председателя ДВНЦ и сотрудником ТИГ, но и замещал Андрея Петровича Капицу – председателя ДВНЦ АН СССР – на посту заведующего кафедрой геоморфологии и палеогеографии в университете. Высокий, статный, обаятельный, исключительно аккуратно и модно одевавшийся и пользовавшийся дорогим парфюмом, это был очень эрудированный во многих областях знания, широкообразованный специалист, надёжный организатор науки и подготовки кадров высшей квалификации – интеллигент в лучшем значении этого слова. Он объяснял основы природоохранного дела чётко, грамотно расставляя нужные акценты, украшая лекции содержательными примерами и выводами. Как-то случилось, что мы были приглашены на консультацию к нему домой, запомнилось, что в одной из комнат не было мебели, посредине неё стояло фортепиано. Вячеслав Георгиевич, оказалось, прекрасно играл на этом инструменте!

По окончании семестров к сдаче зачётов-экзаменов относились в группе с должным вниманием. При получении от преподавателя вопросов поровну делили их между собой, какое-то время каждый готовился самостоятельно, в том числе – досконально изучая попавшиеся ему темы и записывая по ним сжатые, но очень чёткие ответы. За пару дней до сдачи предмета мы собирались в общежитии и слушали друг друга, изредка прерываясь на кофейно-бутербродные паузы... В такого рода мозговых штурмах времени вполне хватало, чтобы закрепить знания не только по своим вопросам, но и по всему сдаваемому курсу. (Да, на экзамены-зачёты готовые ответы у нас брать было не принято. Заветные папки с ответами «продавались» за бутылку кубинского рома младшим курсам).

Отдельного внимания заслуживала защита курсовых работ старшекурсников, которая происходила в кабинете директора Тихоокеанского института географии в присутствии ведущих учёных, что придавало небывалую серьёзность процедуре защиты и обязывало студентов глубоко изучать материал по теме исследования, так как присутствующими задавались, порой, самые неожиданные и, казалось, каверзные вопросы. На самом деле это шёл процесс приобщения молодёжи к публичным выступлениям и защите своих научных интересов, что несомненно пригодилось, как и лекции ведущих учёных в сочетании с упорной учёбой, – всё это позволило студентам создать серьёзную базу для будущей научной работы.

С начала учёбы на новой кафедре была заложена традиция: ежегодно в ночь с 13 на 14 января более 45 лет выпускники кафедры встречались в Кабачке геоморфологов. Первое время это происходило у Т.П. Бутылиной, нашего куратора и большого друга. В просторном зале её квартиры в старинном доме на Пушкинской по периметру стояли массивные дубовые шкафы с многочисленными томами книг, кожаные диван и кресла, посредине – внушительных размеров овальный стол. Комната словно была предназначена для многолюдной встречи этого таинственного новогоднего праздника, в который мы добавляли молодёжного задора и выдумки на злободневные студенческие темы. Последующие годы собирались на нейтральной территории, но чаще – у семейной пары из нашей группы – гостеприимных Оковитых – Володи и Нади. На Старый Новый год, как правило, отбрасывалась все дела и заботы, и мы спешили на встречу друзей юности, круг которых, к большому сожалению, с каждым годом по ряду объективных причин становился всё уже...

На одном из заседаний кафедры

В целом образование, полученное на кафедре геоморфологии и палеогеографии Дальневосточного государственного университета, предоставило возможность её выпускникам уверенно найти своё место в жизни, стать достойными людьми и квалифицированными специалистами. Некоторые из них впоследствии пополнили кадровый потенциал Тихоокеанского института географии ДВО РАН, защитили диссертации.

Ганзей Сергей Степанович, из первого выпуска кафедры 1976 года, стал доктором географических наук и несколько лет плодотворно трудился в должности заместителя директора ТИГ ДВО РАН по научной работе, а наш однокурсник, староста группы Владимир Николаевич Оковитый, последние годы жизни работал на посту заместителя руководителя Управления федеральной службы по надзору в сфере природопользования по Приморскому краю. Наши «100 процентов мужчин» – рыцари студенческих лет и надёжные друзья по жизни – более 10 лет, как покинули нас, нет на свете и Галины Николаевны Чуян, проработавшей в ТИГ более 35 лет и бесследно пропавшей на острове Беринга..., а студенческое братство живых переросло во что-то большее, и мы продолжаем искренне радоваться встречам, крепко дружить. И помнить!

Ольга ЕРМОШИНА,

Тихоокеанский институт географии ДВО РАН

Андрей ЕГОРОВ: «Моя жизнь, посвящённая слонам…»

 

К очередной годовщине Куренцовских чтений

В конце ХХ века в лаборатории энтомологии Биолого-почвенного института ДВО РАН вышли отдельными книгами три части III тома «Определителя насекомых Дальнего Востока России. Т. III. Жесткокрылые, или жуки». Третья часть опубликована в 1996 году, в неё включены 4 надсемейства, 35 семейств, 570 родов и около 1500 видов, в том числе такие экономически важные группы как жужелицы, усачи, зерновки, долгоносики (слоники) и короеды. В надсемействе Curculionoidea (11 cемейств), самое большое семейство жуков-слоников – Curculionidae (700 видов) написано А.Б. Егоровым, В.В. Жерихиным и Б.А. Коротяевым.

Колеоптеролог Герман Шлемович Лафер, изучавший жуков-жужелиц и целый ряд семейств хищных жуков Дальнего Востока, которому я рисовал иллюстрации ко многим семействам во 2 части III тома «Определителя» (ответственный редактор Г.О. Криволуцкая) был ответственным редактором 3 части тома. Ещё в начале века он просил посчитать, каков мой вклад как художника в обе части? Оказалось, что по группам не долгоносиков нарисовано 270 тотальных штриховых чёрно-белых рисунка во 2 части и 708 тотальных и деталей строения опубликовано в 3 части по долгоносикообразным жукам. Ещё 5 890 рисунков не вошли из-за ограничений в объёме бумаги и по времени подготовки таблиц рисунков из-за моей болезни.

Немного истории. Изучение Жуков России и западной Европы происходило в ХIX веке, были совершены многочисленные экспедиции для сбора жуков по огромной территории, изучения распространения видов, образа их жизни, кормовых растений. Художниками вручную были изготовлены 83 замечательные цветные таблицы с десятками рисунков на страницу, а местами и с большим количеством увеличенных в размерах жуков. 

Цветная таблица слоников из «Определителя жуков России». 1915 год

Кропотливая работа была закончена Г.Г. Якобсоном и подана в печать. Выпуски книги, в большом формате и на плотной бумаге (толщина тома составляет 13 см), набиралась с 1905 по 1915 годы, согласно системе жуков… Но в 1916 году революционные питерские матросы заняли типографию и разметали набор, освободив станки для печатания листовок… За 10 лет было опубликовано только 1024 отпечатанных страницы… Остались не отпечатаны и потерялись сведения по высшим жукам – надсемейству Curculionoidae, что привело к необходимости повторять ряд экспедиций и вновь приступить к поиску новых материалов… Такова была роль истории нового века… С 30-х годов в Зоологическом институте АН СССР (г. Ленинград) стали выходить очень подробные, с чёрно-белыми штриховыми рисунками и списком всей известной литературы монографии серии «Фауна СССР. Насекомые жесткокрылые», посвящённые отдельным семействам жуков, которые писались специалистами, отдавшими изучению этих групп долгие годы своей жизни. Определитель жуков европейской части СССР был подготовлен в 1965 году (г. Ленинград) и снискал большую популярность как среди специалистов-колеоптерологов, так и преподавателей вузов, студентов биологических факультетов и работников лесного и сельского хозяйства.

Обучаясь в 1974-76 в аспирантуре Зоологического института АН СССР (ранее г. Ленинград), я знакомился в отделе жесткокрылых с огромной, бережно хранимой, картотекой Г.Г. Якобсона. Каждая картонная карточка форматом А-5 была густо исписана чётким почерком со всей известной по виду информацией. Картотека помогала ориентироваться в обработанных результатах как ранних исторических экспедиций колеоптерологов XIX века, так и мне с материалом, собранным в моих современных временах.

Наличие литературных сведений очень помогает разбираться в группах жуков, особенно при написании Определителей. Их отсутствие требует от автора большой, трудоёмкой, многолетней работы в тщательном сборе собственного материала, его изучении и определении, а также в подготовке определительных таблиц и иллюстраций к ним. Это действительно нелёгкий труд…

Мой отец – Борис Ермолаевич Егоров, морской офицер-секретчик ДВМС КТОФ, служил в маленьких гарнизонах вдоль побережья Приморья, имел каллиграфический почерк, образный литературный язык, прекрасно оформлял отчёты и рисовал забавные дружеские шаржи. Первые детские рисунки цветными карандашами и красками бабочек, жуков, цветов клевера и сирени я делал под его руководством. Он купил мне первую фотокамеру «Смена-2». Дед по маминой линии – Василий Яковлевич Ольхов, кузнец и хороший механик, помог сделать к ней линзы от очков для увеличения объектов и специальные проволочные усики, по которым объект ставился в границах резкости. Всё, что я придумывал, обсуждалось с дедом. В результате мы обходили послевоенные свалки, собирали подходящие проволочки, трубки, гайки и прочее, и слесарили в подвале жилого дома (в пгт Тихоокеанский), где я познавал искусство работы с каждым инструментом. Оглядываясь назад на 65 лет – удивляюсь, что отдыха от постоянных занятий у меня не было. Когда я увлёкся подводным наблюдением за морскими животными, отец и дед, с помощью военных водолазов в бухте Разбойник, сделали мне из 200 литровой бочки красную «Бочку царя Гвидона», с подачей воздуха по шлангу от водолазного катера. Было интересно через три иллюминатора шлема наблюдать моллюсков, морских ежей, звёзд и рыб, кальмаров и осьминогов, но… через год мой «батискаф» стал тесноват. Умение «видеть жизнь моря» в студенческие годы сблизило меня с прекрасными учёными – Валерием Александровичем Кудряшёвым, Владимиром Александровичем Раковым, Владимиром Григорьевичем Чавтуром и Дмитрием Ивановичем Вышкварцевым. С первых дней знакомства они соблазняли меня научить нырять с аквалангом ради познания морских красот… Но, как говорится, – «дыхалка подвела». Зато мне досталась суша. В 6 лет меня представили профессору А.И. Куренцову – мама, Клавдия Васильевна Егорова, обучавшаяся во Владивостокском пединституте на биолога, в 1948 году была у него на летней практике, и Алексей Иванович поразил её своими обширными знаниями о насекомых. При встрече, рассматривая маленького, худого мальчика, профессор долго перечислял качества, которые я должен был приобрести как сборщик насекомых в сложных экспедициях. И я всего этого добивался – вытянулся, накачался, стал хорошим коллектором, ходил один в долгие экскурсии, собирая гербарии, ловя различных беспозвоночных и добывая мелких зверей и птиц. Отец купил пневматическую винтовку, с дедом мы отливали особые пульки на уток, делали силки на зайцев. Уже в детстве я научился делать ловушки для насекомых и коробки для их хранения. Удивительно было видеть, как для сбора насекомых с зацветающих молодых яблонь, груш и вишен мама с дедом сшили огромный капроновый мешок из парашюта, который, сложенный, висел над деревом на длинном колодезном «журавле». В разное время дня на почву под деревом расстилалась ткань и опускающийся раскрытый мешок покрывал ветви… Дымовая шашка обездвиживала насекомых, которых мы собирали в медицинские бутылочки из тёмного стекла, морили эфиром, а потом раскладывали по матрасикам… А для сбора жуков в «почвенные стаканчики» дед в 1958 году предложил вместо жестяных банок разбирать старые конденсаторы и наматывать толстую фольгу на гранёный стакан и закапывать, а после работы её снимать и выравнивать в пластины, что позволяло делать рюкзаки компактными, а не набитыми грохочущими банками. Дед приучал думать меня нестандартно.

Приехав летом 1962 году в Академгородок, где в доме 1959 года создали первую лабораторию по изучению фауны беспозвоночных и позвоночных животных, я познакомился с сотрудниками-энтомологами, с которыми потом дружил до конца их жизни. С собой принёс хорошие сборы наколотых на самодельные булавки (5 см кусочки тонкого стального телефонного провода) насекомых, фотографии жуков и биотопов, где всё это ловилось. И после недолгого обсуждения с коллегами выбрал себе для научной работы малоизученное семейство жуков-слоников, которое уже тогда нравилось мне разнообразием формы тела, длиной хоботков и специализацией ножек. Долгоносики считаются самыми высокоразвитыми жуками, заботящимися о своём потомстве.

Почему слоники? В 50-х на лестничной площадке нашего дома в пгт. Тихоокеанский поселилась офицерская семья подполковника Баранова, из г. Ленинграда. На комоде у них стояло 12 («мал мала меньше») изящных, мраморных, серо-голубых слоников. Они настолько мне нравились, что когда я их рассматривал, тётя Ира с удовольствием рассказывала о них необыкновенные легенды. Однажды купил и себе подобный талисман, потом собралась коллекция. 

Деревянная фигурка индийской слонихи с вырезанным в теле слонёнком

На фото – индийская слониха из дерева, с виртуозно вырезанным внутри тела слонёнком. Гали Олимпиевна Криволуцкая, работавшая с жуками-короедами, подарила мне статуэтку слона-победителя из чёрного сандалового дерева. Работа мастеров-резчиков меня восхищала, и я решил показать на рисунках красоту необыкновенных слоников-жуков. Стал ходить по художникам малых форм и умельцам-ювелирам, набираться опыта. Так гонка за знаниями и умениями началась с первого класса школы в пос. Крым, потом десятилетка (1957-1967) в пгт Тихоокеанский, где оформлял маме кабинеты биологии и географии гербариями и коллекциями различных животных, от морских, до высокогорных. На биофаке ДВГУ (1967-1972) мой шеф – Лариса Семёновна Мамаева, помимо множества рисунков слоников для объёмистого диплома, поручала рисовать таблицы и оформлять наглядный материал по разным группам насекомых; в аспирантуре (1974-1976) Зоологического института АН СССР в Ленинграде мой руководитель – Маргарита Ервандовна Тер-Минасян, оценив умение быстро находить малейшие различия между видами слоников из различных областей СССР и показать это на рисунках, предложила «разобрать и почистить» старые коллекции. Было замечательно, что она следила за плотным научным общением своих аспирантов-«долгоносятников» – меня, Бориса Александровича Коротяева и москвича-палеонтолога Владимира Васильевича Жерихина, радовалась нашим совместным работам, где предлагалось много новых идей по систематике группы. Один из моих цветных рисунков «метрового» тропического слоника-длиннотела хранится в отделе колеоптерологии ЗИНа.

Андрей Борисович ЕГОРОВ в лаборатории колеоптерологии, рядом со своим рисунком слоника-длиннотела

Вернувшись в состав лаборатории энтомологии БПИ ДВНЦ АН СССР (1977-1998) я, как колеоптеролог, многое почерпнул от Гали Олимпиевны Криволуцкой, помогая ей с рисунками короедов и жуков-плосконогов.

Однако профзаболевание 1974 года стало резко обостряться в годы перестройки. Стали сильно дрожать руки, что очень мешало в рисовании, поэтому исследования продолжались с помощью постоянного наблюдения врачей, на таблетках и процедурах… Помимо изучения слоников, мне в 80-х удалось самостоятельно исследовать все близкие к ним семейства хоботных жуков из надсемейства Долгоносикообразных, доведя количество только дальневосточных видов с 115 до 1000… Кроме того, для 2 книг «Определителя насекомых Дальнего Востока (СССР) России. Т.III. Жесткокрылые, или жуки» мною было подготовлено несколько крупных семейств, не относящихся к слоникам, которые готовились для справочников жуков-вредителей, либо ранее никем не изучались. Отвечая в редакционной коллегии III тома за иллюстрации, было нарисовано полтысячи рисунков авторам других разделов Определителя – Г.Ш. Лаферу, Г.О. Криволуцкой и др., особенно в цейтнот, когда 2 часть тома уже сдавалась в типографию. Очень помогали художники лаборатории энтомологии – О.В. Звягинцева, Г.А. Синельникова, Е.В. Иванова. Они копировали рисунки с книг и подготовленных авторами карандашных набросков.

Способность тщательно и точно делать качественные рисунки многим кажется пустяковым делом… На самом деле ты месяцами, как заведённый, держа в голове общий план таблиц рисунков, вынимаешь из ватного матрасика и размачиваешь жука, расправляешь его хобот и конечности, оперируешь, варишь и препарируешь гениталии, чистишь и укладываешь в трубочки с глицерином крошечные, до 0,1 мм пенисы; крепишь булавками всё тело и детали жука в определённом положении, необходимом для рисунка. Потом клеишь жуков и детали на специальные бумажные пятиугольники, наколотые на энтомологические булавки, для их просушки и сохранения в ящиках коллекции… Обязательно подписываешь и подкалываешь две этикетки размером 8х18 мм – с данными о местах и времени сбора жука и, ниже, определительную с названием вида. Помогало то, что ещё в школе мною были придуманы удобные микроинструменты и шарик-микроманипулятор для рисования… А в 80-е годы более 50-ти комплектов из микроманипулятора и восемь тончайших игл-ножей, крючков и «стамесок» были подарены моим коллегам по СССР и за рубежом. Они высоко оценили удобство инструментов.

Учась на биофаке ДВГУ, мне пришлось подбирать специальную «калёную» бумагу для рисунков – наиболее прозрачную, как вощёная калька, тонкую и жёсткую – выдерживающую подтирание резинкой неверных линий на рисунке. Тело жука и детали рисовались по клеточкам, чтобы сохранить пропорции в ширине и длине.

Палетка из «калёной» казначейской бумаги для рисования карандашом жуков и их деталей

Всё многократно проверялось окулярной линейкой, затем собиралось в тотальный рисунок и дорисовывались внешние структуры и тени, создавался объём. На каждый такой единичный рисунок требовалось два-четыре дня. Затем рисунки собирались в таблицу.

Сборная таблица деталей строения жуков в книге «Определителя»

Сборная таблица жуков и их деталей из книги «Определителя»

После сборки изображения на подсвеченном лампой стекле – стеклофоне и обводкой тушью черновая карандашная палетка с указанием масштаба рисунка оставалась в архиве, а сам опубликованный рисунок хранится в типографии издательства. Подсчитав карандашные рисунки клопов, бабочек, стрекоз, богомолов, моллюсков и растений для других авторов я был удивлён – их набралось более 10 000. Спасибо дорогому учителю – профессору Алексею Ивановичу Куренцову за возможность проникнуть в тайны энтомологии, понять Мир насекомых и описать множество новых видов.

Мой друг-ленинградец Андрей Львович Лобанов, изучавший жуков-усачей и бывший основателем замечательного сайта лаборатории систематики насекомых ЗИН РАН (г. Санкт-Петербург), посвящённого жукам, их систематике и биологии) после поездки Г.Ш. Лафера, В.Н. Кузнецова и меня на совместные русско-японские исследования фауны жуков северных островов Японии в 1992 году, спросил: «Не хотите ли сделать себе тату о таком шикарном зарубежном путешествии?». Герман предложил мне сделать для него набросок головы хищного жука-скакуна в фас. И хотел разместить наколку на груди, как раньше делали изображения церквей и глав государства. Виктор посмеялся, сказав, что его красочные жуки – божьи коровки могут хорошо поместиться на мягких выпуклостях, но их там не видно. Я предложил дать мне время подумать – у меня проблема с редкой группой крови – 4 (-), которую всегда проставляли в паспорте. И только весной 2020 года младшая дочь Диана – художник по образованию, к 70-летию набила мне на правой руке, рядом с группой крови, татушку описанного мною в 1996 году в «Определителе» вида слоника из рода «Бегающие по волнам на озёрах с лотосами».

Диана Андреевна и Андрей Борисович ЕГОРОВЫ на озере лотосов в пос. Артём ГРЭС

Двойная тату с одним рисунком у дочери и папы

Назвал я этот вид «уссурийским». Жуки рода имеют размеры от 1,2 до 1,5 мм, их личинки развиваются на водных растениях родов Ряска и Многокоренник. Андрей Лобанов был очень рад такому повороту событий – в истории колеоптерологии никто раньше не делал тату жуков. Он просил переслать фото для сайта, но в июне 2020 года умер от ковида. Надеюсь, что рассказ о моей жизни со слониками будет памятью и об ушедших от нас друзьях – колеоптерологах.

Я уже знакомил читателей газеты с наукой колеоптерологией – «Путешествие в жучиное царство», № 12 (1526) от 24 июня 2015 года и об учителях моих – «Всегда их буду помнить», №19 (1533) от 14 октября 2015 года. Почитайте, вспомните замечательных людей, научивших нас правильно жить и отдавать все силы науке.

Андрей ЕГОРОВ,

кандидат биологических наук

Фото из личного архива автора

Рассказ Виктора ЮДИНА «Потапыч»

 

Виктор Георгиевич ЮДИН

Рассказ о гималайском медвежонке с зоологического стационара

в пос. Гайворон Приморского края

В начале Великой ломки-перестройки всего и вся (1990-е годы) ломались и наши взгляды не только на жизнь, но и на всё подряд. Казалось, мы, наконец, обрели долгожданную свободу, но мало кто отличал её от вседозволенности, что неминуемо отразилось и на отношении к диким животным. Вдруг появилось много медвежат-сирот, даже тигрята стали нередкими на руках у людей, а Специнспекция «Тигр» под руководством американцев систематически уничтожала на кострах шкуры и туши убитых тигров под объективы камер (к настоящему времени эта организация прекратила своё существование). Ценнейший научный материал сгорал под аплодисменты тех, «кто платит, тот и заказывает музыку». Так говорили отечественные горе-специалисты в ответ на мои «вопли в пустыне». Американцы одели наших в форму, назвали рейнджерами и заплатили. Танцуйте, ребята, хотя музыка не та, но зато как приятно похрустывает в карманах зелёное эхо «не той» музыки.  

Откуда берутся сироты людей и зверей? Сироты зверей появляются у погибших матерей, и только люди, потерявшие природное чувство материнства, могут родить и бросить своё дитё. Или продать, или даже убить. Человек настолько оторвался от естества, что стал неким антагонистом всему живому и не только. В оборот пошло всё что лежит, стоит, растёт, лишь бы был доход. Работать негде, да и лень, а хорошо жить хочется. Вот и «пошла плясать губерния».

Наш Зоологический стационар, существовавший в те годы, когда Биолого-почвенный институт ДВО РАН ещё не стал ФНЦ Биоразнообразия, вместе с нами оказался на острие перестройки. К нам потоком направляли сирот гималайского медведя и амурского тигра –мы принимали безо всяких компенсаций и требований. Жалко детей, вот и спасали как родных. А могли мы, оказывается, многое – воспитывать не удостоившихся материнской ласки и возвращать подросших детёнышей-сирот в природу.

Много медвежат оставалось на руках у людей. Пока они были маленькими, с ними игрались, а подросших хулиганистых несли к нам. Вот так и появился у нас трёхмесячный гималайский медвежонок, получивший кличку Потапыч. Когда его нам принесли, его мех был светло-серым из-за двухмесячного кормления разведённой сгущёнкой. К добрым людям Потапыч попал совсем маленьким, и они выкормили его из соски. В нашей семье уже были гималайские медведи – медведица Машка с двумя отпрысками тоже трёхмесячного возраста и медведь по кличке Браун – отец Машкиных малышей. Брать третьего медвежонка мы не хотели из-за ограниченности возможностей с кормом и временем, да и посадить его было некуда. Однако слёзные уговоры «дарителей» растопили наши озабоченные лица. Оказалось, что медвежонка хотят забрать и продать, вот и раскисли мы, а руки уже тянулись к малышу. Пожалели парня, взяли, приняли, выведя общий вердикт – себя будем жалеть и любить когда-нибудь потом.

Вот так наш стационар вынужденно вплотную соприкоснулся со всеобщей неразберихой и хаосом, с «оптимизацией» природных ресурсов. Семейство наше звериное постепенно увеличивалось за счёт осиротевших детенышей. Вообще-то в наши планы не входило содержание медведей. Слишком уж хлопотное, да и опасное это дело. К тому же стационар расположен в центре села. Поэтому первоначально мы ориентировались на экспериментальное изучение пищевого поведения мелких видов хищников – енотовидной собаки, лисицы, куньих. Но планы пришлось изменить, когда появились тигрята-сироты, которых удалось буквально вырвать из лап неминуемой гибели. Но это особая история.

Волков завели уже целенаправленно и совершенно не пожалели об этом. Уникальные звери! Теперь же как сказку вспоминаем годы работы с тиграми и волками. Красивые тигры, эмоциональные волки не оставляли равнодушными ни нас, ни многочисленных посетителей. Но всё же полуторагодовалая гималайская медведица Машка (само собой, миша-Маша) расширила наши представления о назначении стационара, несмотря на то, что все попадавшие к нам звери оказывались очень интересными.

Через некоторое время после появления Машки из числа медвежат-сирот оставили мы себе и самца, получившего кличку Браун. Мы стали наблюдать за гималайскими медведями – этими прекрасными мощными обитателями горных лесов Восточной Азии. Медведи росли, росли и выросли до взаимной любви. Было много интересного в их поведении, были медвежата, были выпуски их в природу, но главное, что мы заметили, это деятельность и изобретательность гималайцев. Им постоянно надо было что-то скоблить, ломать, жевать, хотя и спать они тоже очень любили. Наевшийся медведь может лениво развалиться на спине, ну человек-человеком. Большое пузо его медленно поднимается и опускается, изредка с шумом выдавая отработанные газы, что всегда очень веселило посетителей стационара. Но особый интерес людей вызывал способ вскрытия самцом банок со сгущённым молоком. Причем мясную тушёнку он не ел. Мы снимали этикетку и подавали самцу банку со сгущенкой. Он обнюхивал её, брал в зубы, поворачивался задом к людям и давил своими мощными зубами. Банка в конце концов лопалась, медведь постепенно выдавливал содержимое и превращал банку в аккуратный блин. Получалось, что металлическую банку будто специально плющили молотком на наковальне. Машка открывала банку более аккуратно. Клыками делала дырки и слизывала молоко. Затем когтями расширяла отверстия от зубов, и баночка становилась до блеска вылизанным решетом (язык у медведей очень длинный и липкий). Сгущёнкой медведи лакомились один раз в неделю по выходным дням. Так постепенно мы познавали медведей, а они людей.

Дальше возобладал научный интерес – как отнесётся наша Машка к новоявленному сыну? Долго мы сомневались – отдать его Машке или нет. И всё же Потапыча мы впустили в семейную клетку Машки. Вначале Потапыч очень сильно испугался и с рёвом забился в угол клетки. Он не видел свою мать, да и медвежий запах, видимо, пугал малыша. Машка взяла вырывающегося малыша зубами за загривок и унесла в берлогу. Через секунду Потапыч с воплями выскочил из берлоги и забрался на самый верх клетки. Машка, спокойная как танк, не торопясь, вразвалку подошла, взяла Потапыча подмышку и вновь унесла в берлогу. Там Потапыч и остался. Спустя неделю мех у него стал темнеть и вскоре приобрёл нормальную окраску, стал блестящим и пушистым. Потапыч оказался очень ласковым по сравнению с другими медвежатами. Его можно было подержать на руках, погладить (что он любил). Но, к сожалению, он оказался невезучим. И начались его трагедии вот с чего.

Обследуя новую квартиру, Потапыч забрался на стенку клетки, через ячейку сетки его задняя лапа высунулась в отделение новоявленного папаши. А время было середина июля – период гона. Папаша Браун ухватил Потапыча за заднюю лапу и с величайшим остервенением стал рвать её. Мы прибежали, услышав ужасные вопли Потапыча. Все наши попытки как-то отобрать беднягу были бесполезны. Не помогали ни лом, которым я бил Брауна по голове, ни вода. Активно с рёвом пыталась вмешаться и Машка, но что она могла сделать, изолированная от злодея стенкой ограждения клетки. Браун всё же оторвал Потапычу ногу до коленного сустава и тут же сожрал. Зрелище, надо сказать, не для слабонервных. Потапыч молча оглядывался на обрывок ноги и даже не мог отползти от клетки с разъярённым Брауном, который, почуяв кровь, рвался к бедняге. Но благо, что ограждение клетки было сделано на совесть. Потапыч шагнул передними ногами, а задние передвинуть не смог. Он вытянулся, далеко отставив не травмированную заднюю ногу, и так застыл. Надо признаться, весь процесс произвёл на нас ужасающее впечатление. Сразу возникли страшные предположения – а вдруг попадёт в лапы нашему Брауну «шаловливый, подвыпивший» посетитель. Готовь полтора метра верёвки, а дубы для поддержки растут вокруг.

Страхи страхами, а судьбу Потапыча надо решать. Первая мысль – кардинально прекратить его мучения, но ведь жалко такого славного парня. Мы мечтали оставить его на замену Брауна, который вёл себя все более агрессивно. Остановило наши крамольные мысли о судьбе Потапыча отсутствие кровотечения из раны. Из рваных лохмотьев остатков ноги кровь лишь изредка капала. Это было чудом, ведь порваны крупные сосуды, сухожилия, мышцы!

Пересилив свои эмоции, мы решили подождать и посмотреть, что будет дальше. На дворе июль, жара под 30 градусов, кругом вездесущие мухи и другая нечисть. Представить человека с такой раной без медицинской (скорой) помощи просто невозможно. Смерть наступила бы неминуемо от шока или от потери крови, от воспаления, заражения и прочей напасти. Но это не про медведей. Описанные события произошли днём, когда до темноты оставалось около пяти часов. За это время Потапыч понемногу пришёл в себя и сделал первый очень трудный для него шаг – он подпрыгнул на задней ноге и быстро подтянул её. Затем сделал второй шаг и стал вылизывать рану. Присутствующие медведи обнюхивали Потапыча, пытались облизывать, но активных действий не предпринимали.

Утром следующего дня Потапыч был вне берлоги. Обрывки мягких тканей на культе стали подсыхать, но кровь ещё сочилась. Он поел со всеми вместе и уже начал неплохо передвигаться.

Прошло три месяца. Рана хоть и оставалась открытой, но подсохла, а сухие обрывки Потапыч регулярно скусывал. Пришло время зимнего сна. Два медвежонка Потапыч и Михалыч (Машкин сын) вместе с мамашей залегли в одной берлоге. Ещё одного медвежонка мы определили в зоопарк.

По истечении пяти месяцев в конце марта наши засони один за другим стали выходить на свет Божий. Вышел и Потапыч. Он уверено передвигался, да с такой ловкостью, что просто не верилось в отсутствие ноги. На культю любо-дорого было посмотреть – она покрылась аккуратной лакированной кожей, как после опытного хирурга. Посетители стационара, а их было много, не верили нашим рассказам про стойкую жизненную силу диких животных: «Вот это да, не может быть!». Да и мы не верили сами себе. Вот так сила жизни, вот так опыт!

К сожалению, испытания Потапыча на прочность на этом не закончились. В процессе обслуживания вольера и общения с человеком медвежата очень внимательно наблюдают за нашими действиями, быстро соображают и «копируют» действия человека, а основной аспект наблюдательности и подражание действиям человека приходится на полуторалетний возраст. Жили медвежата вместе с матерью в обширной клетке, а в смежной клетке отдельно находился отец.  Клетки изготовлены из вибросита с ячеей 8 см, а толщина прутьев 10 мм. Это очень прочная конструкция. Единственным слабым местом у клеток были дверцы. Дверцы запирались вертикальными штырями диаметром 10 мм. В общем, всё шло хорошо. Неожиданное, как всегда, случилось неожиданно.

Медвежатам к этому времени было по 21 месяцу от роду. Жили они уже отдельно от взрослых медведей. Машка и Браун находились в клетке, занимаясь в том числе, и неотложными делами продолжения рода. Медвежата в этом возрасте – это солидные ребята, от них можно было ожидать много памятных последствий. В одно прекрасное сентябрьское утро я заглянул во двор, где находились клетки, и обнаружил клетку медвежат открытой. Как потом выяснилось, кто-то из внимательных воспитанников просунул лапу сквозь ячейку сетки и вытащил запирающий дверцу штырь. Штырь был загнут так, что образовалась форма ручки для удобства пользования. Вот и подглядели медвежата способ освободиться. И освободились!!! К счастью, Михалыч (один из сыновей  Машки) был быстро обнаружен в пределах двора. Он с задумчивой настойчивостью ломал сосёнку, и с помощью банки мёда Михалыча довольно быстро удалось водворить в клетку.

Потапыча вблизи не оказалось. По следам на мокрой от росы траве удалось обнаружить подкоп ограждения двора. Наш стационар с трёх сторон окружён лесом, а с четвертой стороны в 200 м за лесом проходит деревенская улица. Было раннее утро, и вот-вот дети должны были пойти в школу. А в те годы детей в посёлке было ещё много. Ситуация требовала решительных и скорых действий. Схватив карабин, я бегом направился в лес, инстинктивно надеясь встретить там Потапыча. Он хорошо знал свою кличку, потому что до появления у нас жил у людей, которые выкормили его из соски. Понимая, что медведь не пойдёт в сторону домов, я углубился в лес, обходя территорию стационара по кругу. Потихоньку называя кличку Потапыча, я в то же время искал его следы. Правда надежды рассмотреть эти следы не было никакой, т.к. разреженный дубовый лес густо порос высокостебельным разнотравьем, потоптанным коровами и людьми. Единственная надежда была на то, что Потапыч отреагирует на кличку.

Стараясь как можно меньше производить шума, я обходил стационар по большой дуге. Ограждение стационара являлось также ограждением вольера тигров. В то время в нём было три тигра – восьмилетние родители и их двухлетний сыночек. Примерно в 70 м от ограждения стационара поверх зарослей вдруг появились уши и задранный вверх нос медведя – Потапыч!!! Произнося его кличку, я медленно направился к медвежонку, но, видимо, поспешил, и он рванулся от меня в сторону леса. По колебанию растений я отследил его ход и место, где он остановился. Очень осторожно, тихонько окликая, я направился к Потапычу так, что отрезал ему путь в лес. Потапыч оказался между мной и вольером и встал «столбиком», шумно вдыхая воздух. Видно, когда он убегал от меня, то уловил знакомый запах и теперь принюхивался. Узнал он и мой голос. На расстоянии около двух метров я остановился, призывая Потапыча. Он стоял, не двигаясь и дрожа всем телом. Тихонько приблизившись, я протянул к нему руку (карабин держал наготове). Потапыч обнюхал руку, дрожь его уменьшилась. Я приговаривал и поглаживал его по голове. Потапыч постепенно успокоился, дрожь исчезла. Теперь можно было попытаться увести домой.

Я делал несколько шагов, Потапыч перемещался за мной. Так, не торопясь, мы прошли около 230 м и подошли к калитке в ограждении стационара. Благо я когда-то догадался сделать калитку, чтобы иметь возможность быстро выйти за пределы ограждения в случае пожара. А случаи такие не заставляли себя ждать. То ли люди такие уж мудрые в деревне, то ли зависть играла, но поджигали регулярно. Жаль сгоревшие посадки кедров и других хвойных деревьев. Ну да ладно, вернёмся к «нашему барану».

Потапыч никак не хотел проходить в калитку. Даже делал попытки вновь убежать в лес, но, видимо, боязнь остаться одному его сдерживала. А я уже стоял с другой стороны калитки и терпеливо поглаживал голову Потапыча. Успокоившись, он всё же перепрыгнул порог калитки. Быстро закрыв калитку, я облегчённо вздохнул. Слава Богу, первая самая важная часть этого странного представления (к счастью, без зрителей) успешно завершилась. Дальше нужно было пройти около 20 м по территории двора и войти в пределы звериного царства. Вот тут и проявились черты гималайского медведя – Потапыч никак не хотел идти по открытой части двора. Ни мёд, ни другие его любимые лакомства не помогали. Больше всего он желал вернуться назад в лес. Принесли воды и дали ему попить. А пили у нас медведи из носика чайника. Так мы экономили воду, да и грязи меньше. Потапыч жадно попил и вдруг со стоном вытравил почти полведра собачьего корма Педигри, который он съел до побега в лес. Травил он с какими-то рыданиями, ну точно человек с тяжёлого похмелья. Бедный Потапыч. Он сам был смущён, но полно чувствовалось его внутреннее облегчение выбросом излишне проглоченного корма.

Это происходило около вольера, из которого за нами наблюдали три тигра. Между ограждением вольера тигров и открытой частью нашего двора росли плодовые деревья, и я рискнул пойти вдоль них. Я шёл, Потапыч бежал за мной, а тигры бежали за сеткой рядом. Так мы промчались довольно быстро и благополучно до медвежьего вольера. Потапыч сам заскочил в клетку, где его ждал Михалыч. Ну вот, теперь можно было обдумать случившееся. Правда, в ногах появилась слабость. Пришлось немного посидеть, поблагодарить Потапыча и Михалыча за преподанный урок. Поблагодарить Господа, которому я на протяжении всего чудодейства посылал мольбы о помощи. Мне повезло, что Потапыч прочно запечатлел с детства человека как своего вожака, несмотря на то, что у нас он прожил уже больше года в медвежьей семье.

Обдумывая случившееся, я пришёл к выводу, что люди слишком самоуверенны, быстро привыкают к зверям и недооценивают их элементарную рассудочную деятельность. Гималайский медведь очень сообразительный, можно сказать, даже по-своему умный зверь. Он внимательно следит за людьми, многое запоминает и повторяет в своих действиях. В данном случае медвежата поняли, как мы открываем клетку, поднимая вверх запирающий дверцу штырь, и использовали это на практике. Пришлось срочно исправлять конструктивную недоработку клетки и запора.

Потапыч продолжал подкидывать нам сюрпризы. Однажды утром мы заметили нечто странное – у Потапыча на морде на верёвочке болтался какой-то шарик. Приглядевшись увидели, что это глаз. Честное слово, у меня от макушки до пяток и обратно пробежали мурашки да такие крупные. Боже мой, вот так напасть на бедного Потапыча. Однако он не проявлял явного беспокойства и спокойно принял корм. Два дня глаз болтался как некий посторонний придаток, а затем исчез. Глаза у медведей мелкие, тёмные и на фоне тёмной морды не очень заметны. Если не приглядываться, то и не видно, что глаза нет. Только Потапычу было неудобно оглядываться. Приходилось компенсировать отсутствие глаза поворотами головы и туловища. Потеря глаза произошла без свидетелей. Мы принимали посетителей в субботу и воскресенье. Все три наши медвежьи представления проходили среди недели. Без аншлага!!! Лишние оханья-аханья не помогают делу. Да и Слава Богу!!!

В наши планы, учитывая покладистый характер Потапыча, входило оставить его на племя, так как Браун стал очень агрессивным и беспокойным товарищем. Его амплуа замыкалось на поломке всего и вся. Поданную ему на игрушки покрышку колеса он разорвал по диаметру, а обе его половины так завернул в три погибели, что никакая сила была не в состоянии вернуть им хотя бы частично первоначальный вид. Преследовали нас и опасения, как бы этот дуролом не выбрался на волю. Кроме того, любители посмотреть на зверей стараются ещё и покормить их, несмотря на таблички «Опасно», «Не подходить», «Кормить зверей запрещено». Но люди как будто совершенно не умеют читать и слушать. Вот и получилось, что четырём желающим потрогать и покормить лично, Машка откусила по пальцу. Но если бы это был Браун, то вся рука оказалась бы его трофеем, а я – в местах не столь отдалённых. Один палец сунул тип мужского рода и лишился фалагни, которая была тут же съедена. Мужичок вскрикнул, побледнел и стал терять сознание. Пришлось срочно заставить его выпить несколько граммов «фронтового мельдония». Ничего, оправился и поехал ставить уколы против бешенства. В другой раз учительница биологии привела к нам детей. Я с азартом рассказывал, почему нельзя «любить» медведей. Вдруг дети всей компанией засмеялись, а их учительница молча ретировалась. Месяц спустя она вернулась и показала мне культю указательного пальца. Оказывается, она хотела пощупать Машкин мех. Та лежала, прижавшись спиной к клетке, и, когда женщина тронула её шерсть, Машка мгновенно развернулась и ухватила палец. В этом поучительном эпизоде прекрасно проявилась выдержка учительницы и реакция медведицы. Насколько, всё-таки, женщины терпеливее мужчин к боли. У Брауна, кстати, тоже были моменты удачно отхватить часть тела любопытного субъекта, но самцы не столь проворны как самки. Так постепенно на горьком опыте мы познавали малоизвестные половые различия в поведении медведей.

Между тем, Потапыч оставался гвоздём программы у посетителей. Они с ахами и стонами реагировали на отсутствие у него ноги и глаза. Были и слёзы, и не очень ласковые высказывания в наш адрес, и жалобы куда надо, были и проверяющие компании соответствующих органов и прочие. Наши объяснения не помогали. Даже медики охали, но, правда, до того момента, пока мы не раскрывали все тайны трагедий Потапыча. Тогда начинались восклицания: «Не может быть, чтобы без лечения так хорошо зажили раны. Не может быть, чтобы не текла кровь. Да человек трижды умер бы.» и т. д. Это еще можно было пережить. Но до «белого каления» нас довели сине-зелёные «травоядные» члены из Гринписа. Эти люди не воспринимают ничего положительного и реального. Любые наши доводы только увеличивали их напор. По их мнению выходило, что не нужно спасать медвежат, лучше их убивать. Одну такую «тонкую ветвь Гринписа» я чуть не повредил за оскорбления в наш адрес. Пришлось взять её за воротник и аккуратно выпроводить вон. Такие субъекты разносят по миру свои неадекватные оценочные суждения, нанося огромный вред реальному делу сохранения, изучения и воспроизводства прекрасных творений Природы. Опасаясь деяний нежелательных элементов из рода Хомо, способных внести хаос в любое благое дело, Потапыча пришлось убрать подальше от любопытных глаз. Но он всегда был нашим любимцем и, несмотря на все свои трагедии, оставался добрым и ласковым.

Такая вот жизненная история гималайского медведя Потапыча, который оставил о себе яркие воспоминания и восхищение мощной жизненной силой диких животных – истинных хозяев планеты, ставших таковыми задолго до появления человека.

 Виктор ЮДИН,

старший научный сотрудник ФНЦ Биоразнообразия ДВО РАН, кандидат биологических наук

Это настоящий Потапыч, молодой и ещё нетравмированный, вид у него забавный и смышлёный. Видно, что зверь необычный, свободно ходит по двору в отличие от запертых медведей на заднем плане.

Фото из личного архива автора