понедельник, 31 декабря 2012 г.
четверг, 27 декабря 2012 г.
Олег Матусовский: «Мы живем в удивительное время!»
Олег МАТУСОВСКИЙ,
научный сотрудник лаборатории «Биофизики клетки» Института биологии моря им.
А.В. Жирмунского ДВО РАН, кандидат биологических наук является специалистом в
области молекулярной биофизики. Его научные работы опубликованы в международных
и отечественных журналах, хорошо цитируются и способствовали получению гранта
Президента, премии ДВО РАН имени В.Л. Касьянова, международной стипендии INTAS,
грантов РФФИ, в том числе, нового гранта РФФИ для активно работающих молодых
российских ученых, имеющих достижения, признанные мировой и российской научной
общественностью. Сейчас он стажируется в университете Монреаля, это совсем
недалеко в виртуальном пространстве моего компьютера. Нужно только запустить
«скайп» или «аську» и задать вопросы, а его ответы – вот они, ниже по тексту.
Перед работой круглого стола на конференции молодых ученых,
получивших поддержку от международного научного фонда INTAS, Томск, 2007 г. Альбом: Биологи, биотехнологи
Романтичная
профессия
–
Я родился на Севере – рассказывает о
себе Олег Матусовский. – В небольшом поселке в устье реки Неры – притоке
Индигирки, в одном из самых холодных мест в мире – в Оймяконском районе Якутии.
Почему моих родителей «занесло» из Владивостока и Ленинграда так далеко, на
самый «край земли»? Вероятно – благодаря романтическому складу характера и
желанию проявить себя в настоящем деле. Звучит довольно пафосно, но думаю, что
так оно и было. К тому же, существовали программы, стимулирующие переезд
молодых специалистов в Сибирь, на Север, Дальний Восток. Была выстроена
грамотная государственная политика по освоению новых земель. И она принесла
результаты: осваивалась целина, перекрывались сибирские реки, строились новые
заводы, вырастали научные городки, создавались университеты. Вместе там
работали специалисты из самых разных уголков необъятной страны. Сейчас, похоже,
приходит осознание того, что территории Сибири и Дальнего Востока являются
стратегически важными и нужны специальные программы по привлечению людей –
неслучайно саммит АТЭС прошел во Владивостоке, а в экономику региона продолжают
вкладывать большие ресурсы.
В
школе рядом со мной учились ребята разных национальностей – в моем классе,
например, были русские, украинцы, белорусы, якуты, таджик и эвенк. И это было
здорово, потому что мы не только из книг знали, но и в реальности видели, что
да, действительно, – все народы в нашей стране живут дружно, – мы ведь сами
жили дружно. Теперь все изменилось, и то ощущение единства пропало вместе с
развалом великой страны.
В
старших классах я стал увлекаться химией и биологией, брал факультативные
занятия. Эти предметы мне нравились и, кроме того, я тогда решил стать врачом,
хотя в детских мечтах, как и многие ребята моего возраста, был космонавтом,
водителем или милиционером.
–
Как вы оказались во Владивостоке?
–
Поступать в вуз я решил во Владивостоке, потому что сюда мы планировали
перебраться после Севера – мама родилась здесь и многие родственники проживали
в Приморье. Была середина 90-х, – время, сопровождавшееся сменой ценностных
ориентиров. Я подал документы во Владивостокский государственный медицинский
институт – на лечебный факультет и в Дальневосточный государственный
университет – на биологический. В медицинский я не поступил, вероятно, сработал
эффект: «сижу впервые перед комиссией, а в голове одна мысль – сейчас меня
начнут валить». Никто при этом меня особо «не валил», но проходной балл я не
набрал.
Параллельно
я сдавал экзамены в ДВГУ, где проблемы восприятия экзаменаторов мне не мешали,
поскольку в ВГМИ я уже прошел курс «молодого бойца». Я уверенно отвечал на все
вопросы и был зачислен. Кстати, ДВГУ можно считать любимым университетом нашей
семьи – брат окончил математический, а мама химический факультет, свою
дипломную работу выполняла под руководством сейчас уже профессора и доктора
химических наук Н.П. Шапкина.
– Как случилось,
что вас увлекла биофизика, – это ваша детская мечта или интерес к ней возник
после спецкурсов в университете?
–
В ДВГУ я выбрал кафедру биохимии, а биофизикой, в частности биофизикой
мышечного сокращения, начал заниматься в аспирантуре, после окончания
университета. Но заинтересовался этой проблемой еще на третьем курсе, побывав
на морской биологической станции «Восток» Института биологии моря имени А.В.
Жирмунского ДВО РАН (ИБМ) и пообщавшись с доктором биологических наук,
заведующим лабораторией «Биофизики клетки», Николаем Семеновичем Шелудько,
который увлек меня этой проблемой, а впоследствии стал руководителем моей
диссертационной работы.
«Восток»
покорил меня с первого взгляда, да что там говорить, и лаборатория «Биофизики
клетки» на берегу живописного залива Восток тоже. Потому что здесь все было
необычно – большая лаборатория на берегу залива, огромные центрифуги, холодная
комната для работы с белками, лазерный дифрактометр частиц, спектрофотометры и
все это «в поле»! И самое главное на тот момент – в лаборатории работала моя
любимая девушка. Наверное, это все-таки закономерность, что в жизни многое
происходит как бы случайно…
«За счет чего работает мышца?»
–
Рассказ о том, чем я занимаюсь, займет довольно много места, поскольку, если в
двух словах, то будет не совсем понятно, а если подробно, то начинать надо со школьного
курса химии и биологии. Эйнштейн сказал когда-то, что ничего не происходит без
движения, а врачи при этом бы добавили, что движение – это жизнь. Наверное, оба
этих утверждения могут стать девизом нашей лаборатории «Биофизики клетки», в
которой мы изучаем закономерности биологической подвижности.
– Если возможно,
расскажите вкратце об этих закономерностях так, чтобы было понятно
неспециалисту.
–
Как известно, различные
формы подвижности характерны практически для всех живых организмов. В ходе эволюции
у животных возникли специальные клетки и ткани, главной функцией которых
является именно генерация движения. Мышечная ткань, если посмотреть с точки
зрения биохимии – это комплекс различных белков, ферментов (которые в основном
тоже белки, ответственные за ускорение или замедление реакций), углеводов
(гликоген), липидов, разнообразных медиаторов (мышечная ткань, соединенная с
нервной системой).
Особенную роль играют два
белка – миозин и актин – способные образовывать комплекс – актомиозин, –
основной функциональный элемент сократительной системы мышцы. Миозин,
представитель семейства «молекулярных моторов», замечателен тем, что сочетает в
себе структурную функцию и способность расщеплять аденозинтрифосфорную кислоту
(АТФ). В результате такого расщепления происходит преобразование энергии
гидролиза АТФ в механическую работу – сокращение мышцы. И эта способность
миозина расщеплять АТФ – что, кстати, было открыто советскими учеными В.А.
Энгельгардтом и М.Н. Любимовой – многократно увеличивается в присутствии актина
– основного белка в составе тонкой нити. Тонкие (актиновые) и толстые
(миозиновые) нити составляют основу миофибрилл, из которых состоят мышечные
волокна. Поэтому когда актин и миозин рядом и есть АТФ, этого, в принципе,
достаточно для движения клетки.
Существует, конечно, большое
количество дополнительных белков, участвующих в процессах клеточной подвижности
и регулирующих эти процессы, но основной молекулярный механизм движения основан
на использовании нуклеозидфосфата в качестве источника энергии и двух белков:
миозин-актин в мышцах или динеин-тубулин в жгутиках и ресничках простейших.
Более того, методы анализа функциональной активности миозина, например, так
называемый, in vitro motility assay, то
есть искусственная система биологической подвижности или метод
актин-активируемой АТФазной активности миозина, широко используемый в нашей
лаборатории, как раз построены на основе этой способности миозина.
Олег МАТУСОВСКИЙ с докторами биологических наук Николаем Семеновичем ШЕЛУДЬКО
(ИБМ ДВО РАН, Владивосток) и Софьей Юрьевной ХАЙТЛИНОЙ (Институт Цитологии РАН,
Санкт-Петербург), во время перерыва на конференции по биологической
подвижности, г. Пущино, Московская обл., 2008 г. Альбом: Биологи, биотехнологи
– И в лаборатории «Биофизики
клетки» вы занимаетесь…
– Изучением механизма
мышечного сокращения на молекулярном уровне, как у беспозвоночных, так и у
позвоночных животных. Особенно нам интересны такие явления, которые сложно
объяснить с точки зрения современных представлений. Например, гладкая мышца
моллюсков или гладкая мышца позвоночных, в
отличие от других типов мышц, могут находиться не только в сокращенном или расслабленном
состояниях, но и еще в одном – так называемом длительном тонусе. Мышца в таком
состоянии способна поддерживать высокое напряжение при очень незначительном расходе
энергии АТФ. То есть мышца выполняет работу без потребления энергии, что
противоречит всем известным законам!
В случае двустворчатых моллюсков данное явление
проявляется в поддержании моллюском створок раковины в сомкнутом состоянии на
протяжении длительного времени.
–
Так за счет чего работает мышца, если энергия АТФ не тратится?
–
В последние годы в этой области получены важные результаты, которые прояснили
ситуацию и довольно сильно продвинули нас в понимании «а как это всё работает».
Нами, например, открыты несколько новых белков в составе гладких мышц
моллюсков, изучены их физико-химические свойства, найдены различные
регуляторные связи. Но переломным моментом стало обнаруженное нами новое,
регулируемое посредством фосфорилирования, белок-белковое взаимодействие между
актином и твитчином (огромным белком, локализованным на поверхности толстой
нити). Взаимодействие было охарактеризовано различными биохимическими и
биофизическими методами, с использованием синтетических сократительных моделей,
и на основе данного открытия предложен и опубликован механизм длительного или,
как принято говорить в литературе, запирательного (от англ. «catch») тонуса.
На
основе твитчин-актинового взаимодействия и локализации этих белков, мы
предположили, что твитчин может образовывать связи между толстыми и тонкими
нитями. Данное предположение удалось подтвердить экспериментально. Наша гипотеза
вместе с предложенным механизмом образования твитчин-актиновых связей сменила другую,
которая просуществовала более 40 лет, но так и не получила экспериментального
подтверждения. На сегодняшний день наше открытие признано, подтверждено и уже
на этой основе продолжаются дальнейшие исследования во всем мире.
Наука для
государства
–
Олег, некоторые ученые отмечают падение престижа науки в сравнении с
«советским» периодом. Разделяете ли вы это мнение?
–
Прежде всего, нужно понимать, что наука сейчас – не роскошь, которую могут
позволить себе богатые страны, а необходимое условие для достижения
поставленных целей. Поэтому научно-технический прогресс это не только красивые
слова, а наука это не просто любопытство, которое ученые «удовлетворяют за счет
государства». Наука определяет престиж государства, от уровня ее развития
зависит – будет ли данное государство играть значимую роль в мире или нет.
Зачастую,
на бытовом уровне и в высших эшелонах власти, к науке, особенно
фундаментальной, относятся как к несерьезному делу, своего рода хобби, и именно
с этим, на мой взгляд, связано падение престижа. Именно поэтому фундаментальные
исследования у нас не очень приветствуются. Я был очень удивлен, узнав, что
многие чиновники и депутаты считают, что публиковать результаты исследований
чуть ли не вредно, поскольку результатами, скорее всего, воспользуются более
предприимчивые зарубежные, а не российские компании.
Я
согласен, если речь идет о стратегических направлениях, обеспечивающих
безопасность страны. Но основной принцип развития науки – открытость и
доступность полученных результатов. На основе этих принципов осуществляется
экспертиза научных открытий мировым сообществом. Поэтому мнение, что лучше бы
ученые делом занимались и внедряли результаты своих трудов, а не тратили время
и деньги российских налогоплательщиков на бесполезные публикации считаю в корне
неверным.
–
Давайте поговорим о пользе публикаций.
–
Хорошо. Обратимся к «Web of Science»
– всемирно признанной
базе данных по научным публикациям, содержащей информацию о
статьях более чем в 10 000 авторитетных научных журналах мира. Проведенный
анализ динамики публикаций разных стран с 1993 по 2009 год показал, что в
России наблюдается рост числа публикаций на 15-20% (в 1.2 раза). А в бурно
развивающемся Китае за аналогичный промежуток времени рост примерно в 13.3
раза. Понятно, что в Китае больше ученых, чем в России и, наверное, для
корректного сравнения нужно пересчитать количество статей на одного ученого, но
мы этого сейчас делать не будем. Давайте возьмем другой пример – в Южной Корее
с населением порядка 50 млн. человек с 1993 года по 2009 год наблюдался рост
публикационной активности в 12.4 раза. В Бразилии (население 191 млн. человек)
– рост в 7.2 раза. Мощный рывок продемонстрировала Турция (население около 72
млн. человек), которая в 13.1 раза увеличила число публикаций.
На
основании анализа публикационной активности в разных странах научный аналитик и
ученый Е. Онищенко делает вывод, что «независимо от
политического строя, культурных особенностей, места на карте и размера
территории действует единая закономерность: страны, в которых происходит быстрое экономическое и научно-техническое
развитие, демонстрируют ускоренный (по отношению к наиболее развитым странам
мира) рост числа научных статей»
(Онищенко Е., www.polit.ru).
Кроме того, фундаментальная наука (которая, как считают некоторые
чиновники и депутаты не производит ничего, кроме никому не нужных публикаций)
вовлечена в процесс подготовки экспертов научного сообщества, квалифицированных
кадров, которые как раз и будут воспринимать и развивать современные
технологии. Только на этой основе возможно инновационное развитие и
модернизация, о которой так любят говорить сейчас. Поэтому фундаментальную
науку нельзя «душить» и совершенно глупо противопоставлять ее прикладной науке.
Все взаимосвязано – и то, что сейчас является результатом фундаментальных
исследований, через несколько лет может стать основой для прикладных разработок
– в настоящее время эти процессы как никогда быстры. Пример с графеном, думаю,
всем уже известен и он очень показателен.
– Что,
по-вашему, нужно сделать, чтобы изменить сложившееся положение?
– Престижность
деятельности в сферах науки и образования в настоящее время находится на
непозволительно низком уровне. По моему мнению, это связано с развалом страны и
пересмотром основных нравственных ориентиров. В те самые «лихие 90-е» многие
ученые были вынуждены либо уходить в бизнес, либо уезжать, чтобы просто выжить.
Их уход подорвал научно-экспертную базу, нарушил воспроизводство кадров высшей
квалификации, и в итоге мы наблюдаем проявления «лженауки» и деятельность
псевдоученых, имеющих покровителей во властных структурах.
Для
вывода российской науки из кризиса нужна целенаправленная и системная работа
государства. Нужно резко повысить грантовое финансирование научных фондов,
распределяющих ресурсы на конкурсной основе. Коллективы исследователей,
доказавшие свою научную состоятельность, способные предложить интересную идею,
наряду с вполне реальным способом ее реализации, должны финансироваться на
мировом уровне, а не так как сейчас – на уровне «поддержания штанов». В итоге
научные организации, вырастившие такие коллективы, получат большее развитие.
Гарантией справедливого проведения конкурсов должна быть независимость и
высокая квалификация экспертов. И пока это все еще возможно, вопреки всему.
Поэтому
именно над развитием грантового финансирования и повышения окладов преподавателей
и ученых надо работать сейчас, а параллельно улучшать саму организацию науки.
Бюрократия и требования предоставить «тонны» разного рода бумажек, подписей и
печатей тормозит всякое развитие. Я не говорю сейчас про тендеры для закупок
реактивов и оборудования, – это вообще отдельная тема. Но даже если вы прошли
все эти препоны и заказали-таки необходимые реактивы, они, во-первых, выйдут
вам в два-четыре раза дороже, чем за рубежом, а во-вторых, время ожидания может
продлиться от трех месяцев до полугода и больше. Естественно в таких условиях
бывает сложно оставаться на передовых позициях…
Я
понимаю озабоченность правительства экономией бюджетных средств, но раз
поставлена задача развития инновационной экономики, нужно отказаться, наконец,
от программ, рассчитанных на 20-30 лет, с не всегда прозрачным результатом, а
действовать, учитывая мнение научного сообщества. Потому что еще совсем немного
и «точка невозврата» будет пройдена…
Трудно быть
ученым
–
Общаетесь с зарубежными молодыми коллегами? В чем их проблемы и как они
разрешаются?
–
Да, я стараюсь поддерживать контакты с зарубежными коллегами. Как с молодыми,
так и с состоявшимися учеными. Интересно, что основные проблемы молодых ученых
универсальны и не зависят от страны.
Во-первых,
– это преодоление жесткой конкуренции, во многом, конечно, зависящей от
области, в который работает молодой ученый. И если это трендовое направление,
то давление на ученого очень велико. В этом есть как позитивные, так и
негативные моменты. С одной стороны, такого рода давление и конкуренция
повышают общий уровень проводимых исследований. С другой – появляется соблазн
«подкорректировать» данные, чтобы получить желаемый результат и опубликовать
свои данные первым. Поддавшись такому соблазну, ученый поставит крест на своей
научной карьере. Его статьи не примет ни один престижный журнал, он не получит
финансирование на проведение исследований.
Олег МАТУСОВСКИЙ с доктором биологических наук Дмитрием
Ивановичем ЛЕВИЦКИМ (Институт биохимии им. А.Н. Баха, Москва), Европейская
мышечная конференция, Оксфорд, 2008 г.Альбом: Биологи, биотехнологи
Вторая
проблема зарубежной молодежи в науке – это платность высшего образования. Сумма
оплаты достаточно высока, особенно в престижном университете. Помогает широко
распространенная система кредитов на образование. Взял, отучился, нашел работу
– возвращай долги. А если не нашел работу или ее потерял – у тебя проблемы. То
же самое появилось и в нашей стране, правда в меньших масштабах, что радует.
–
Считаете ли, что научная миграция, особенно перспективной молодежи, серьезно
ослабляет позиции российской науки?
–
Что касается научной миграции, то для молодого ученого это один из этапов в
научной карьере. Этап, который позволяет и себя показать и на других
посмотреть. В науке нельзя замыкаться и «вариться в собственном соку» – это
может пагубно сказаться на дальнейшей научной жизни. Поэтому поездки на
конференции, доклады, работа какое-то время в другой лаборатории (в пределах
страны или за границей) – это все важно не только для совершенствования своих
навыков, обучения новым методам, но и для научных дискуссий, обретения
разнообразных научных контактов и расширения научного кругозора. Все вместе
взятое помогает посмотреть на проблему с разных точек зрения и найти
оптимальное решение.
Вспомните,
как происходило становление многих институтов ДВО РАН? Молодые специалисты из
разных городов, прежде всего, из Москвы и Ленинграда, приезжали на Дальний
Восток. Некоторых приглашали, а другие приезжали без приглашения. Существовали
понятные «правила игры», и квалифицированные специалисты со временем
становились независимыми, получали возможность организовать свои лаборатории и
развиваться.
Совместить
несовместимое
–
Олег, считаете ли вы, что в сравнительно близком будущем человечество ожидает
триумф клеточных технологий?
– Смею
утверждать, что триумф клеточных технологий уже наступил. Еще 20 лет назад
представить, что геном человека и многих живых организмов будет полностью
«прочитан» казалось нереальным и невыполнимым. Сегодня эта цель достигнута.
Потрачены огромные интеллектуальные и финансовые ресурсы. Надо понимать, что
геном каждого человека уникален, поэтому существование своего рода матрицы с
множеством вариаций позволяет проанализировать геном быстрее и качественнее. И
действительно, «прочтение» генома сейчас стоит на порядок дешевле, около 100
000 рублей. Да это все еще очень дорого, но уже доступно. Думаю, со временем
это будет стоить еще дешевле. Все это уже сейчас меняет подходы к диагностике и
лечению многих заболеваний и производит «революцию» в медицине. Это только один
пример из бурно развивающейся сейчас дисциплины – геномики. То же самое мы
видим и в протеомике, биоинформатике, биотехнологии и других новых дисциплинах
на стыке наук. Так что нас можно поздравить – мы живем в удивительно время!
– Какими могут
быть достижения в области ваших научных интересов через 10, 25 лет?
– Трудно
сказать, что произойдет в науке через 10 лет. Как раз пример этому –
перечисленные выше дисциплины, которые еще 20 лет назад были почти не известны,
а некоторые находились просто в зачаточном состоянии.
В
моей области – в биофизике и биохимии мышечного сокращения, как и во всех
дисциплинах, которые вобрали в себя несколько областей и которые находятся на
стыке различных интересов, будут происходить те же процессы, что и в науке в
целом. Будет попытка заглянуть еще глубже в суть материи, но при этом будут
предприниматься попытки обобщить, на первый взгляд, несовместимые явления и
попытки проецировать полученные результаты на всю систему.
Эксперимент с использованием радиоактивного изотопа фосфора
32P, 2010 г. Альбом: Биологи, биотехнологи
Post Scriptum
–
Приходится ли вам «удлинять» свое рабочее время?
–
У ученого, как у любого увлеченного человека, мало свободного времени. Помимо
непосредственно экспериментальной работы, много времени уходит на дизайн
эксперимента, работу с литературой, написания отчетов и прочих документов,
участие в конкурсах для получения дополнительного, грантового финансирования. И
еще, конечно, написание статей, участие в конференциях, доклады,
преподавательская деятельность, – все это также отнимает очень много времени.
Поэтому, занимаясь наукой, волей-неволей приходится жертвовать свободным
временем, которое мог бы провести в кругу семьи или друзей.
–
Какие обстоятельства могут влиять на принятие вами решений по важным вопросам?
Мнение каких людей важно для вас?
–
В первую очередь, мне важно мнение моей семьи и, конечно, тех людей, которых я
уважаю.
Олег МАТУСОВСКИЙ с дочкой, 2012 г. Альбом: Биологи, биотехнологи
–
И, в заключение, несколько слов о ваших жизненных ценностях и увлечениях…
–
Главная ценность для меня – это семья. Свободное время, которого не очень
много, стараюсь проводить в кругу семьи. Мы вместе отдыхаем, причем стараемся
делать это активно. Увлечения – изучение языков, чтение, машины. Люблю быть за
рулем, вообще люблю движение, дорогу… Любимых книг много – сложно что-то
особенное выделить из того, что нравится. Пожалуй, самый любимый автор – это
Михаил Булгаков, его я перечитываю довольно часто. Очень люблю также
писателей-фантастов – Аркадия и Бориса Стругацких, Рея Бредбери, Генри
Каттнера.
четверг, 20 декабря 2012 г.
Год 2012 – Оправдались ли ожидания?
Публикуется с любезного разрешения автора Ю.А. Авдеева
Ю.А. Авдеев
Для меня 2012
год по ожиданиям сопоставим с 1980
(«будем жить при коммунизме») или с 2000-м (переход в новый век). Еще в мае
1998 г., когда во Владивостоке работала экспертная группа ЮНИДО, которая
оценивала инвестиционный потенциал Приморского края, родилась идея о проведении
здесь саммита глав экономик АТЭС. Возможно, кому-то памятен первый (пробный)
форум, который прошел у нас в 2002 г. Его статус был существенно ниже –
инвестиционный саммит АТЭС. Путин тогда по касательной прошел мимо, осваивая
Хасанский район, даже не заглянув во Владивосток. Да и подготовка к форуму была
много скромнее: обошлись деньгами края и города, которых хватило лишь на легкую
косметику «гостевого маршрута». Но уже в то время было понятно, что именно
здесь нужно «рубить окно в Азию». И потребовались долгие десять лет, чтобы эта
идея материализовалась в решение на высшем уровне, нашлись деньги, назначили,
кому все это делать, а главное – определились, что делать. Но сколько бы мы не
восторгались сделанным, или наоборот, –
не обличали «распилы», у меня не проходит ощущение, что все произошедшее было большим экспромтом, продолжавшимся все эти
годы. Ну, хотя бы вспомнить, когда и как принималось решение о строительстве
океанариума: сначала выбрали бухту Патрокл (о возможности строительства моста тогда
не смели и подумать, дорого!), даже площадку под этот проект готовили, к 2008
г. он должен был вступить в строй. Когда до саммита-2012 оставалось меньше пяти
лет, и впервые только заговорили о возможной подаче заявки на председательство
России в АТЭС на высшем уровне, началось обсуждение места проведения этого
мероприятия. Вариантов было не так много (Москва, Питер, Казань, Владивосток?).
Остановились на последнем, но и здесь были варианты: помимо о. Русский,
рассматривались еще как минимум две площадки – в районе Седанки и на стыке
Артема и Владивостока.
Трудно сказать,
какие аргументы оказались решающими при выборе площадки (очевидно, преобладали
соображения обеспечения безопасности на изолированном острове) но вряд ли это были экономические соображения.
На мой взгляд, экономика в решении
этого вопроса оставалась где-то на заднем плане. Даже формирование бюджета
этого масштабного проекта шло каким-то рваным темпом. Первая цифра, которую в начале
2008 г. озвучил тогда губернатор, составила 114 млрд. руб., что было сопоставимо
с половиной краевого бюджета. Потом эта цифра возросла до 186 млрд., дальше
больше 280, 340, а сумма, озвученная президентом, уже составила 680 млрд. рублей, но, как оказалось,
тоже была не окончательной. Сегодня названа цифра в 689 млрд. Спору нет, любой
инвестиционный проект может иметь отклонения (бюджет строительства сиднейской оперы
возрос в тридцать раз!), но суть не в этом. Просто, в такие короткие сроки,
когда нужно было успеть точно к сентябрю 2012 г. сдать все перечисленные
объекты, трудно было не то, что сравнивать, но и элементарно оценить альтернативные
варианты.
Чем о. Русский
лучше, например, территории возле Седанкинского водохранилища. Возражение, что
это источник водоснабжения города, нужна охраняемая зона водосбора, можно не
рассматривать, потому что по удельному весу он составлял даже без Пушкинской депрессии не
более 3-4 процентов в обеспечении города, а в техническом плане устарел еще в
прошлом веке. Гораздо лучше было бы превратить этот водоем в городскую зону
отдыха с расположенным невдалеке конгрессно-выставочным центром, университетским
кампусом, ботаническим садом и новыми рекреационными центрами. Представьте на
минуту, что построенный на острове кампус вдруг оказался на материке
(полуострове Муравьева-Амурского), насколько это было бы и по экономике, и по
срокам, и по доступности выгодно и бюджету, и горожанам. Это не значит, что на
Русский не нужен мост, или остров не следует рассматривать в качестве
территории городского развития. В данном случае вопрос об альтернативных
направлениях движения города в будущее. И, пожалуй, северный вектор гораздо
более перспективен. Тогда как мысль городских чиновников, следуя заданному
вектору, уже готова двигаться на остров, то есть в тупик.
Если кто-то
обращал внимание на то, как наши соседи придают импульс развития новым городам:
они выносят «в чистое поле» управленческий центр, вокруг которого за три-пять
лет формируется новый город. У нас же все происходит по накатанной колее:
достаточно посмотреть во что сейчас превращена центральная площадь
Владивостока, сегодня она больше похожа на склад, куда свалили все в одну кучу.
Город нашпигован зданиями точечной застройки, которые создают угрожающую
нагрузку на сети, а главное – удорожают в несколько раз квадратный метр
выстроенных площадей. Уже по новым дорогам и мостам довелось мне провезти главу
представительства Фридриха Науманна в
России, и он поражался теми пространствами, которые теперь становятся доступными
для городского освоения. И как это здорово сочетается с идеями, которые были
заложены в проект «Большой Владивосток» еще двадцать лет назад.
Но, как говорят,
«после драки» постановка вопроса вроде как не уместна, дело сделано. Но объектами
к саммиту жизнь в городе не заканчивается, это не последний проект во
Владивостоке. Да, финансовые ресурсы главным образом сегодня сосредоточены в
Москве, но проектное пространство здесь
на востоке, и реализованы они могут быть только здесь. Именно это становится притягательным,
и в какой-то степени этим объясняется принятое решение о проведении саммита
АТЭС именно во Владивостоке. Другое
дело, что местное экспертное сообщество преимущественно настороженно и с большим
недоверием отнеслось к этому сигналу из центра, оно оказалось не готово взять
на себя инициативу, а если хотите, проявить настойчивость в продвижении своих научных
и проектных разработок. Сетования по поводу того, что не прислушались,
предложения оказались не востребованы, в конечном счете приняли форму
оппозиции. Понятно, что критиковать проще, чем принять участие в конкурсе
на объявленные проекты, побороться,
получить заказ (хотя бы в концептуальной части). Почему проектированием
объектов занимался кто угодно, но только не местные специалисты? Какие из
разработок или предложений от ДВО РАН повлияли на формирование повестки дня
саммита? Почему авторами концепции
Особой туристско-рекреационной зоны на острове Русский выступают москвичи? – Таких вопросов много, а ответ один: теория и
практика – это две параллельные жизни, которые, как известно, не пересекаются.
Мосты и
«Русский» и «Золотой» уже стали символами Владивостока, они уже оказались
отлиты в серебре на памятных медалях как мировые архитектурные шедевры (правда,
почему-то в Гонконге), многие воспользовались возможностью быстро оказаться на
острове или на другом берегу Золотого Рога. Эти сооружения поражают смелостью и
изяществом инженерного решения, их с
гордостью можно демонстрировать гостям. Но может ли кто-нибудь сказать, что это
было единственное решение? – А как бы выглядели тоннели, и не было бы это
дешевле и проще в эксплуатации и обслуживании? Или еще одно наблюдение за годы
строительства объектов: почему с такой охотой и в таких объемах строители
брались за земляные работы? - С одной
стороны, понятно, в руки попала мощная техника, с помощью которой можно все
наши сопки сравнять, а с другой – такая приверженность к этим видам работ не
потому ли, что здесь можно к кубометру перемещенного грунта (скалы) приписать
еще столько же или больше? Во всяком случае, сравнивая с технологией,
скоростью, качеством и эффективностью
дорожного строительства в соседней провинции Китая, такие сомнения
возникают.
Я привел лишь несколько
примеров, которые свидетельствует о том, что по многим проектам могли бы
рассматриваться альтернативные варианты, но дефицит времени не позволял их даже
озвучивать, а не то, чтобы оценивать. В иных случаях решение «продавливалось»
вопреки предлагаемым альтернативам, как это случилось с гостиницей на берегу
Золотого Рога, которая и вид на мост испортила, и «звездность» вместе с
клиентами потеряет. С другой стороны, только благодаря усилиям и настойчивости
местных специалистов (В.В. Аникеев) удалось отстоять попавший первоначально под
сокращение низководный мост на Де-Фриз. Но опять же, в силу отсутствия глубоко
продуманной стратегии и последовательности строительства инфраструктурных
объектов, практически одновременно были начаты и строительство моста через
Амурский залив, и реконструкция автомагистрали М-60, что значительно увеличило
затраты, усложнило работы и создало неимоверные трудности в жизни горожан. То
есть, взвешенное и продуманное решение могло бы избавить от подобных издержек,
если бы первоначально техника и люди сосредоточились на строительстве моста, по
которому потом можно пустить основной транспортный поток, и далее вести
реконструкцию существующей магистрали без дополнительных затрат на объезды,
съезды и т.п. Пожалуй, в этом случае и прокладка водовода от Пушкинской
депрессии вдоль реконструируемой дороги была бы более технологичной.
Объясняя свою
позицию (понятно, хорошо быть стратегом, видя бой со стороны), хочу заметить,
что речь идет не о «дураках» и дорогах, а
о том, что подготовка к «саммиту 2012» – эта затея во многом авантюрна.
Невозможно избавиться от ощущения, что многие решения принимались по ходу,
экспромтом, это не было результатом хорошо просчитанного проекта, что неизбежно
должно было привести к колоссальным бюджетным затратам. Когда нас пытаются
убедить, что все это делается не столько для саммита, сколько для жителей
города, тогда не очень понятно, почему это нужно было делать в пожарном порядке
за три года до мероприятия, а не начать без спешки хотя бы лет десять назад?
Но, что сделано,
то сделано. И сейчас не «пеплом голову», а «всем миром» – как жить дальше. Судьба
созданного на юге Приморья инфраструктурного потенциала во многом будет
зависеть от того, насколько мы, живущие здесь, будем инициативны и деятельны,
насколько эффективно сможем распорядиться этим потенциалом, насколько правильно
определим приоритеты и будем последовательны в реализации новых проектов.
Еще одно событие
уходящего года, на которое пока мало кто обратил внимание или отреагировал.
Речь идет о проекте Особой туристско-рекреационной зоны «Остров Русский» (Постановление Правительства
Российской Федерации от 31 марта 2010 года №201), от направления реализации
которого во многом будет зависеть будущее Владивостока и не только. Прошедшим
летом по заказу ОАО «Особые экономические зоны» (г. Москва) автономной
некоммерческой организацией «Институт региональной политики» (IRP Group),
естественно тоже из Москвы, была подготовлена Концепция зоны. Судя по реакции
чиновников Администрации края, пока реакция на представленный документ, мягко
говоря, сдержанная. Если оценивать материалы по существу, то объективности ради
следует сказать, что работа проделана большая, собран и обработан огромный
массив информации, и отдельные проекты можно оценивать достаточно высоко. Но
что-то сдерживает от общей положительной оценки, и этим «что-то» является
отсутствие концептуальной «изюминки». Все то, что нашло отражение в тексте
Концепции и презентации, мы здесь проходили еще до создания этого АНО. Это и
работы Тихоокеанского института географии, и Приморгражданпроекта, и ДНИИМФа, и
многих других коллективов. Теперь же это подано в добротном техническом
исполнении, но идей, которые не отличаются новизной. Не спасает проект и
приглашение к соучастию специалистов международных компаний Сингапура, Франции, Китая. Если нет собственных
идей, то положение не смогут поправить иностранные консультанты. Они охотно делятся собственным опытом: «как
делали у себя», но это совсем не значит, что так можно и нужно делать у нас.
Интуитивно многие
сегодня понимают, что и на Русском, и на территории Владивостока и Приморского
края необходима реализация таких нетривиальных проектов, которые бы позволили
не только сохранить заданный подготовкой к саммиту импульс экономического
развития этой территории, но и реально наполнили бы содержанием восточный
вектор России. А это значит, иной статус Владивостока, новые территориальные
границы, новые возможности для развития частной инициативы, привлекательные
условия для инвестиций, расширение возможностей для проектной деятельности. И,
разумеется, Владивосток, а особенно остров Русский необходимо шаг за шагом
превращать в город, сопоставимый с современными городами Китая, Кореи, Японии.
Первые шаги в этом направлении просматриваются, например, закрытие свалки на
Горностае, строительство очистных, или в отвоеванной территории 178 завода под
набережную Цесаревича. А следующую пятилетку хорошо бы посвятить освобождению
берега Золотого Рога от допотопных промпредприятий, а там глядишь, и подоспели
бы в качестве рекомендаций научно обоснованные методы рекультивации всей
акватории бухты. Ценность Владивостока многократно возрастет, если в пределах
города его жители будут иметь беспрепятственный доступ к морю. Перед Новым годом не грех помечтать о том, что на
всем протяжении вдоль Амурского залива тянется набережная с пляжами, зонами
отдыха и т.п. (Вот где размещать то, что предлагается в Концепции ОЭЗ!). Дальше
конечно же захочется обустроить долину Первой и Второй речки, освободив их и от
нефтебазы, которая является не только препятствием в развитии транспортных
артерий города, но и представляет собой реальную экологическую угрозу для всей
южной части Владивостока и его островов.
Не хотелось бы повторяться,
потому что некоторые идеи уже вбрасывались неоднократно, в том числе и на
страницах ДВ Ученого, но одно соображение все же хочется предложить. Когда-то у
академического сообщества был свой Дом ученых, где в свободное время можно было
собраться, обсудить ту или иную проблему. Сегодня эту функцию в определенной
мере берет на себя директор Института Истории Виктор Лаврентьевич Ларин,
организуя у себя круглые столы, задавая актуальные темы для дискуссий. Это
хорошая возможность, но этого недостаточно. Нужна более свободная атмосфера,
нужны люди, которые бы готовили такие встречи, в конце концов, в таких
«посиделках» могли бы участвовать молодые люди, которым хотелось бы задать
вопрос академику, получить совет, обрести опыт ведения диалога и т.д. И те вопросы,
которые порой очень интересно поднимаются на страницах ДВ Ученого, могли бы
стать предметом обсуждения на такой профессиональной площадке. Возможно, и мои
предложения заинтересуют эту аудиторию. Только в коммуникации, только в общении
предлагаемая идея либо обретает контуры проекта, либо рассыпается в пух и прах.
А вообще, 2012 год
входит в историю Владивостока как значимая веха, которая действительно позволит
ему оправдать свое название, и этим оправданы мои ожидания. Но их
реализация во многом будет зависеть от
нас, делающих и живущих в этой истории.
Юрий
АВДЕЕВ,
ведущий
научный сотрудник Тихоокеанского института географии ДВО РАН, кандидат
экономических наук
Подписаться на:
Сообщения (Atom)