Альбом: Биологи, биотехнологи
Д.И. Берман
«К ночи старика Умкатагена душить будут. Все уже готово, — спокойно разъяснял мальчик». Эти слова из широко известного в свое время романа Тихона Семушкина «Алитет уходит в горы», посвященного жизни чукотского народа в первые десятилетия XX века. Они первыми приходит на ум при прочтении интервью А. Куликовой, взятое у начальника отдела кадров Президиума ДВО РАН В.М Серкова и опубликованное под названием «Мы поддерживаем молодых… («ДВ ученый», № 15 от 29 июля
В интервью обсуждается насущная для академических институтов проблема отсутствия вакансий для молодежи и предлагается, в неявном виде, ее решение путем возврата к возрастному цензу. Но по порядку.
В.М. Серков высказывает обоснованную тревогу по поводу резкого сокращения общей численности персонала, занятого исследованиями в институтах РАН, в том числе в ДВО. Действительно, со времени «перестройки» и вплоть до прошлого года правительство РФ не разделяло справедливости известного приказа Наполеона на случай нападения врага: «Войска – в каре, ослов и ученых – в середину». К чему это привело, известно: РАН потеряла, по словам В.М. Серкова, 58 процентов своего списочного состава. Бесспорно и другое утверждение Серкова: «наука без притока молодежи обречена». Однако предлагаемые меры по восстановлению нормальных для «самовоспроизведения» возрастных пропорций в научном сообществе вызывают сомнения. Остановлюсь на некоторых.
Вадим Михайлович совершенно прав в том, что «необходимо существенное повышение аспирантской стипендии». Однако правильнее было бы назвать вещи своими именами — аспирантской стипендии попросту нет, ведь прожить в наши дни на 1500 рублей (2500 — в Магадане) в месяц нельзя. Подняв зарплату научным сотрудникам, Министерство финансов и Министерство образования и науки, между тем, решили сэкономить за счет молодежи. Подобная практика известна как одна из стратегий переживания тяжелых времен бескормицы у некоторых северо-американских индейцев: чтобы сохранить генеративную часть племени (она позволит быстро восстановить племя при появлении еды) в первую очередь прекращали кормить … детей. Но сейчас отнюдь не бескормица. Казалось бы, не понимать этого не может ни один здравомыслящий человек. Однако Министерство образования и науки проявило себя, мягко говоря, недальновидно: проведя тотальное сокращение почти на 25 процентов, лишило институты резерва ставок, необходимых для разного рода маневров, в том числе позволяющих поддерживать молодых сотрудников: зачислять в лаборатории на полставки аспирантов и в штат - окончивших аспирантуру.
Спрос на аспирантуру столь мал сейчас именно из-за нереально низкой оплаты, а отнюдь не потому, как говорит В.М. Серков, что «…институты ответственно подходят к отбору кандидатов в аспирантуру». В аспирантуру сейчас идут либо каким-то способом обеспеченные молодые люди (родителями, в меньшей степени приработком и т.д.), либо скрывающиеся от службы в армии, либо уж совсем неприкаянные… О каком уж тут отборе можно говорить?! Словом, если мы хотим привлечь молодежь в аспирантуру, надо убедить соответствующие министерства, что аспирант ест не меньше профессора.
Чтобы наука была престижным занятием, нужны не только деньги; смею надеяться, что старая истина «не хлебом единым жив человек» актуальна и сегодня. По своему опыту знаю, что не окажись я, будучи еще школьником, в свое время рядом с такими увлеченными своим делом людьми, как И.С. Даревский, П.П. Смолин, Н.Н. Воронцов а годы спустя — А.А. Ляпунов, Н.В. Тимофеев-Ресовский и подобные им, не думаю, что вообще стал бы ученым. Как бы громко ни звучали слова «традиции, преемственность, личный пример» и т.д., убежден, что молодой человек, даже одаренный и хорошо образованный, сможет почувствовать тягу к научному поиску и получать от этого ни с чем несравнимое удовольствие только в среде опытных, маститых ученых. Казалось бы, это прописные истины, которые даже неловко произносить, однако, по мнению журналистки и ее собеседника, именно такие ученые, достигнув определенного возраста и не освободив занимаемые ставки, становятся главным препятствием для научной карьеры молодых. Серков убеждает читателя: «Мы знаем, что наиболее эффективно ученые работают до 40-45 лет. Большинство научных открытий делается молодыми людьми до 35 лет… В 70 лет, как правило, открытия уже не делаются». Сказанное может быть справедливо лишь в отношении весьма узкого круга наук. В математике и вообще в областях, основанных на математике, это скорее так. Но и здесь это не абсолютно! К примеру: мировые лидеры современной математики В.И. Арнольд и С.П. Новиков активнейшим образом работают, хотя уже отметили свое 70-летие. Что касается гуманитарных и естественных наук, то весьма часто именно с возрастом ученый накапливает в своей области обширный багаж и именно благодаря этому получает неординарные результаты. Примеров тому несть числа. Из самых последних. В прошлом году в журнале «Биология моря» опубликована статья О.М. Ивановой-Казас — выдающегося отечественного эмбриолога, чьи книги стали незаменимыми энциклопедическими пособиями для биологов разных специальностей. Огромный опыт исследователя и знание современной литературы в своей области науки позволили Ольге Михайловне, которой исполнилось уже 95 лет (!), на равных полемизировать с крупнейшим авторитетом членом-корреспондентом РАН В.В. Малаховым. Другой пример — крупный териолог профессор Н.К. Верещагин из Зоологического института РАН. Он не дожил до своего столетия три недели и до последних дней работал. В 96 лет летал в Канаду на мамонтовую конференцию, а в 99 лет – в Африку. Мой коллега и друг А.В. Кречмар, чье 75-летие мы отметили в конце августа нынешнего года, до сих пор на ты с бурым медведем, будучи крупнейшим знатоком этого животного, и регулярно ездит в поле.
К слову, практика насильственно отправлять ученых, достигших определенного возраста, на покой, существует не только в нашей стране и приводит порой к анекдотической ситуации. Так, швейцарский химик К. Вютрих, прошедший в своем отечестве все ступени научной карьеры, по законам Швейцарии, в 65-летнем возрасте должен был уйти на пенсию. Однако полный сил и творческих замыслов, вовремя перебрался в США и вскоре (
В защиту «стариков», можно привести еще много примеров, но они излишни, поскольку мне резонно возразят, что все это исключения. Но и я возражу – результативные ученые всегда «штучный товар», вне зависимости от пола и возраста.
Конечно, наивно отрицать, что с возрастом у многих падает и активность, и производительность труда. Но такое бывает не только у старшего поколения. Молодыми людьми (повторяю – кроме математиков и иже с ними) едва ли получено больше серьезных результатов, чем их пожилыми визави на кривой возрастов. И средневозрастное поколение числит в своих рядах отнюдь не только гениев. Судьей в соревновании позиций В.М. Серкова и моей мог бы быть только тщательный науковедческий анализ. Но, полагаю, что он не нужен, поскольку есть узаконенный (это принципиально важно!), еще в недостаточной мере, к сожалению, отработанный, но перспективный механизм выявления аутсайдеров. Я имею в виду аттестацию.
Аттестация не предусматривает возрастного ценза (и, слава богу, никакого другого), а оперирует только показателями «продуктивности» ученого. Смысл аттестации в том, что освобождать места должны аутсайдеры в списке по научной продуктивности, и никак иначе. Аутсайдеры любого возраста, а не назначенного цензом. Иначе выплеснем именно тот самый штучный товар, о котором говорилось выше. У меня нет никакой уверенности в том, что по результатам аттестации пострадают в большей мере «старики», чем средневозрастной пласт.
Даже у народов с примитивными культурами дискриминировали только не способных к активной хозяйственной деятельности стариков; действующих стариков-охотников не трогали. Замечу, что для активно работающих ученых «вывод на пенсию» нередко в буквальном смысле смерти подобен по понятным причинам. Поэтому призыв: «Надо понимать, что, по достижению определенного возраста, нужно освобождать рабочее место молодым», в корне не верен и, позволю прямо сказать, вреден. Фактически речь идет об очередном сокращении, теперь остро направленном на пожилую часть научного персонала. Между тем, возрастной ценз в РАН снят не только и не столько потому, что в нем заинтересованы власть предержащие – директора институтов и члены Президиума РАН. Есть и бескорыстные члены Академии, понимающие, что после того, что сделали с РАН в последние три десятилетия, в том числе и с притоком молодежи («сломали хребет» – по выражению С.П. Капицы), непродуманные решения по сокращению пожилой, но активной части научного сообщества, могут быть катастрофичны.
Само по себе странно, что в интервью аттестация, как путь разумной ротации кадров, вообще не обсуждается. Не исключаю, что нужно ужесточить критерии аттестации, особенно в отношении старшего персонала (начиная со старшего научного сотрудника). Возможно, нужна временная привилегия для молодежи на право занятия освобождающихся по любой причине ставок. Не должно лишь быть любого плана цензов.
Обращает на себя внимание и другое предложение В.М. Серкова – о целесообразности перехода пожилых ученых в вузы. «Хотелось бы отладить систему перехода ученых на преподавательскую работу в вузы». И далее: «У нас есть заслуженные ученые, сделавшие много для науки и своих институтов, но достигшие уже преклонного возраста. Нужно работать с ними, убеждать их по достижению 65-70 лет переходить на преподавательскую работу в вузы». Надо ли объяснять, что к 65-70 годам у ученых, как и у всех иных людей, складывается определенный стереотип, менять который крайне сложно, зачастую, повторюсь, медицински опасно. Кроме того, всем известно, что далеко не каждый хороший ученый будет хорошим педагогом, да и не все имеют склонность к преподаванию. В конце концов, заслуженный человек должен иметь право самостоятельного выбора.
Есть и обратная сторона медали: согласятся ли вузы помочь Академии избавиться от стариков? Мне кажется, что не надо ни с кем «работать», ни о чем уговаривать. Серьезно проведенная аттестация защитит продуктивно работающих и выявит аутсайдеров. Сказанное отнюдь не означает, что вузы не должны приглашать к себе нужных специалистов на преподавательскую работу, по совместительству или на постоянную.
Повторюсь: все мои разговоры об аттестации имеют смысл только в том случае, если Министерство образования и науки все-таки будет стоять на своем и не выделит ставок под молодежь. Пока же отмечу, что весьма досадно выглядит итоговое резюме интервьюера: «Но сейчас создалась патовая ситуация, поскольку новые вакансии для приема молодых отсутствуют, а освободить ставки от ученых в преклонном возрасте – нет возможности. Руководство РАН, включая Президента, озабочены этой проблемой, что вселяет надежду на ее решение».
Что тут скажешь? Опять надежды не на усовершенствование демократического механизма, которым по сути своей служит аттестация, а ностальгия по жестким административным решениям. Будем надеяться, что Президент РАН в большей мере демократ, чем журналистка, и он примет соответствующее духу Академии решение.
Даниил Берман,
доктор биологических наук, профессор,
заведующий лабораторией Института биологических проблем Севера ДВО РАН, г. Магадан