Нанайцам села Сикачи-Алян
посвящается
Гойнай*
(*Чужак) сидел за своим камнем на охапке сухой пахучей полыни. Здесь, среди
береговых валунов был его тайный наблюдательный пункт. Отсюда был виден весь
простор великой реки, но Гойнай смотрел в другую сторону, туда, где по склону берегового
обрыва сквозь ивняки и высокие прошлогодние травы спускалась от селения к реке
тропа.
Гойнай
ждал. Ему надоело пялиться в берег, и он всё чаще оборачивался к реке. Дамур*
(*Большая Река – Амур) вскрылся четверть луны назад, иногда ещё проносило
отдельные льдины.
Они медленно вращались течением, завораживая внимание. Наблюдая за ними, Гойнай размышлял о жизни, которая вот так же протекает мимо, или наоборот, несёт его вроде той льдины, которая вскоре растает без следа, ничего после себя не оставив.
Источник фото: http://s2.fotokto.ru/photo/full/291/2914473.jpg |
Они медленно вращались течением, завораживая внимание. Наблюдая за ними, Гойнай размышлял о жизни, которая вот так же протекает мимо, или наоборот, несёт его вроде той льдины, которая вскоре растает без следа, ничего после себя не оставив.
Но
молодость отвлекала от размышлений, молодость желала жить, молодость надеялась
на несбыточное, и Гойнай снова глядел в сторону тропы. На рассвете вернулся с
реки Тургэн* (*Быстрый). Он ходил проверять сети, и теперь его лодка стояла на
песке, а в ней лежала рыба, много рыбы – Гойнай заглядывал.
Значит, скоро должны прийти жена и дочь Тургэна, чтобы потрошить рыбу. В эту весну чаще приходит одна Поликта* (*Ласковая), говорят, мать её плохо себя чувствует. Вот Поликту и поджидает Гойнай в своём скрытном месте за валуном. Его не видно ни с тропы, ни от лодки, зато ему видно всё хорошо. Только холодно ждать без движения на ветру. Однако делать всё равно нечего, а увидеть Поликту уж очень хочется!
Источник фото: https://a.d-cd.net/6d9491u-960.jpg |
Значит, скоро должны прийти жена и дочь Тургэна, чтобы потрошить рыбу. В эту весну чаще приходит одна Поликта* (*Ласковая), говорят, мать её плохо себя чувствует. Вот Поликту и поджидает Гойнай в своём скрытном месте за валуном. Его не видно ни с тропы, ни от лодки, зато ему видно всё хорошо. Только холодно ждать без движения на ветру. Однако делать всё равно нечего, а увидеть Поликту уж очень хочется!
Гойнай
снова повернулся к Дамуру. Он любил это время года, ведь именно в такое время
он родился уже целых семнадцать зим назад. И породил его Дамур. По крайней
мере, так утверждали его приёмные родители Саман* (*Шаман) и его жена Гукчули*
(*Красивая). Эту историю Гойнай слышал много раз, и каждый раз она звучала всё
более складно.
В
ту весну лёд пошёл ночью. Саман вышел на берег с угощением для проснувшегося
Дамура и простоял на берегу до рассвета, прося Реку быть доброй к людям
предстоящим летом. Возвращаясь, уже с высоты берега обратил внимание на тёмный
предмет на льдине, приткнувшейся к отмели. Любопытство это было или духи
подтолкнули старика в спину, не поленился, вернулся к воде, присмотрелся – на
льдине стояла плетёная из прутьев корзина.
Стояла и шевелилась, из неё слышался писк. Саману подумалось, что это крысы шурудят в брошенной посудине, быть может, там была пища и зверьки теперь пируют. Всё-таки, любопытство нужно было удовлетворить, если уж вернулся на берег. Саман отыскал длинную палку, сдёрнул корзину в воду и подтянул к берегу. В корзинке оказался… ребёнок. В такой-то холод! Саман бегом принёс его в дом, отдал жене:
Источник фото: https://prv2.lori-images.net/staraya-korzina-na-snegu-0025711826-preview.jpg |
Стояла и шевелилась, из неё слышался писк. Саману подумалось, что это крысы шурудят в брошенной посудине, быть может, там была пища и зверьки теперь пируют. Всё-таки, любопытство нужно было удовлетворить, если уж вернулся на берег. Саман отыскал длинную палку, сдёрнул корзину в воду и подтянул к берегу. В корзинке оказался… ребёнок. В такой-то холод! Саман бегом принёс его в дом, отдал жене:
–
На-ка, согрей скорее, да накорми. А я пока спрошу духов, зачем нам ребёнка
прислали.
Хозяйка
развернула и ахнула:
–
Не зря он на льдине был. Не для тебя этот подарок – Дамуру. Верни скорее, пока
Хозяин Реки не рассердился.
У
мальчика не было обеих ножек – просто культи чуть ниже колен, одна длиннее,
другая короче.
–
Вернуть его мы всегда успеем, если жив останется. Если бы Дамур не желал, чтобы
я его снял со льдины, разве он показал бы его мне? Таких случайностей не
бывает. Правда, маленький пиктэни*? (*ребёнок), – сказал Саман и легонько
потряс ручку младенца.
Малыш
крепко уцепился за палец.
–
Смотри-ка, схватился – разжать невозможно. Не хочет меня покидать. Это знак,
пожалуй. Пойду-ка я, поговорю с Дамуром.
Никто
не знает, как именно разговаривал Саман с Хозяином Большой Реки, о таких вещах
и не положено никому знать. У каждого свой язык для такого общения. Только к
вечеру вернулся домой Саман.
–
Верно, не зря я нашёл этого пиктэни. Это Дамур отдарился вместо нашего сына.
–
Да как же?.. Наш-то здоровый, сильный, красивый был, и взрослый уже, –
возразила жена.
–
Дамур дал знак, что необычный это ребёнок, будет хорошим помощником в моих
делах.
–
Какой из него помощник, если он без ног? Ему самому всю жизнь помощь нужна
будет. Кто кормить-то его будет, когда ты состаришься?
–
Молчи! Хочешь поспорить с Дамуром? Он у многих забрал сыновей и мужей, но
скажи, кому вернул? Позаботься лучше о младенце. Будет он мне помощником. Так и
буду звать: Бэлэчимди* (*помощник).
Саман
целую луну ежедневно с восходом Солнца делал Дамуру подарки. Чтобы не обижался
в случае, если Саман неверно понял знаки.
А
ребёнок остался и вырос. Только все звали его не Бэлэчимди, а Гойнай – чужак.
Так и не привыкли люди, а может, завидовали, что Саману Дамур подарок сделал.
Хруст
шагов по прибрежной гальке вывел Гойная из задумчивости. Чуть не прозевал!
Красавица Поликта бежала к лодке словно молодая морин* (*лошадка). И одета она
была в зимнюю, почти до земли касили* (*шуба) из лошадиной шкуры. В прошлом
такая одежда была у всех, теперь же в ней щеголяли только удачливые охотники и
их жёны или любимые дочери. Кроили касили из цельной лошадиной шкуры так, чтобы
лошадиная спина приходилась на спину человека, а часть шеи с гривой закрывала
голову. На капюшоне, по шее и частично по спине оставляли чёрную лошадиную
гриву, и это было очень красиво, особенно на молодых женщинах.
Гойнай
подождал, пока Поликта прошла мимо камня, выглянул осторожно. Девушка
расстегнула, раскинула в стороны полы касили, чтобы не мешали и не запачкались,
подвернула широкие рукава, выгрузила из лодки на гальку рыбу, присела на
корточки и принялась потрошить, складывая чищеные тушки в корзину. Она ловко
орудовала широким каменным ножом и улыбалась чему-то. Улыбалась – будто солнце
светило, и Гойнаю становилось тепло в груди, несмотря на низкие серые облака и
сырой ветер с реки.
Приятно было не только от улыбки. Под шубой у Поликты ничего не было, кроме длинного узкого передника, мало что прикрывавшего. Впрочем, так одевались все женщины племени. Но красавица Поликта будто специально сидела, раскинув крепкие колени прямо в сторону камня, за которым прятался Гойнай. Круглые груди колыхались по бокам передника в такт движениям проворных рук. И это было невыносимо сладко наблюдать.
Приятно было не только от улыбки. Под шубой у Поликты ничего не было, кроме длинного узкого передника, мало что прикрывавшего. Впрочем, так одевались все женщины племени. Но красавица Поликта будто специально сидела, раскинув крепкие колени прямо в сторону камня, за которым прятался Гойнай. Круглые груди колыхались по бокам передника в такт движениям проворных рук. И это было невыносимо сладко наблюдать.
Наконец,
вся рыба была почищена. Поликта несколькими пригоршнями бросила внутренности
далеко в воду, каждый раз приговаривая благодарность Дамуру за щедрость.
–
Эй, Гойнай! Хватит прятаться, иди сюда!
Гойнай
прижался спиной к камню и замер. Он вспотел от неожиданного разоблачения и не
знал, как поступить.
–
Иди ко мне, Гойнай, я знаю, что ты тут. Будь смелее!
Гойнаю
ничего не оставалось, как подчиниться. На четвереньках он подбежал к Поликте и
сел у её ног, словно собака. Над ним
смеялись за такой способ передвижения, так и звали – Инданай –
«человек-собака». Гойнай знал это, и оттого ему стало вовсе неловко перед
девушкой. Он мог передвигаться на своих культях как на ногах, и вполне ловко,
но из-за разницы в длине ног это выглядело ещё более уродливо, чем собачий бег.
Теперь Гойнай сидел на холодной гальке и стеснялся поднять глаза на Поликту.
Девушка
потрепала тёплой ладонью его волосы.
–
Ты хороший, Гойнай.
Она
вытащила из корзины две больших рыбы.
–
Возьми.
Гойнай
замотал головой.
–
Возьми, отнеси домой. Старой Гукчули нужно есть. Да и ты не жирный. Бери!
Попросишь Дамура, чтобы рыба не обходила сети моего отца.
Отказываться
было нельзя. После ухода старого Самана на берег Последней Реки Гойнай со
старой и уже вовсе не «красивой» Гукчули стали жить плохо, даже очень плохо.
Никто из жителей селения не умел заменить Самана, и с просьбами к Дамуру обращались
через Гойная, помня, что он порождён Рекой, но в его способности не слишком
верили. Он и сам знал, что не силён в шаманском деле. Саманом нужно родиться, а
он лишь видел, как это делал настоящий саман. И всё-таки, часто ему казалось,
что Дамур его слышит и даже подаёт знаки. Гойнаю было интересно распознавать
их, и вместе с тем страшно было ошибиться, потому что от этого зачастую
зависели жизни людей. Но обращались к нему редко, только в крайних случаях,
когда никакие другие средства не помогали. Поэтому и благодарности в виде пищи
или нужных вещей Гойнаю с Гукчули доставались нечасто. По обычаю односельчане с
каждого улова или охоты уделяли часть неимущим, потерявшим кормильца, но это
были скудные подачки. Всё-таки, щедрость в значительной мере зависит от личных
симпатий, а Гойная по-прежнему считали чужаком.
Гойнай
непроизвольно лизнул тёплую, пахнущую рыбьей кровью ладонь Поликты и от этого
собачьего жеста вовсе смутился, схватил рыбин и быстро поковылял вверх по
тропе, чувствуя спиной жалостный взгляд девушки. Он до слёз ненавидел себя за
свою неполноценность. Как он хотел бы быть стройным и красивым как Имдар*
(*Ловкий). Конечно, чего бы Имдару не смеяться громко и часто, если он здоров и
оттого у него всё получается, и все девушки смотрят в его сторону и после
что-то шепчут подружкам…
«Если
бы я был таким как Имдар, Поликта не отказалась бы стать моей женой», – подумал
Гойнай, зубами отдёргивая входной полог. – Гукчули, смотри, я рыбу принёс,
сегодня сытно поедим!
–
Ты умный, сынок, как я без тебя жила бы? Давай-ка, я огонь сильней разведу,
быстро сготовлю. Отдохни пока. Саманский труд – он не легче рыбацкого. Помню
Саман так устанет, что и есть не может…
Гойнай
не отвечал. Он думал о Поликте.
Лето
ворвалось на берега Дамура стремительно.
Зазеленела тайга, забурлила жизнь звоном насекомых, криком птиц, шумом листвы и речных волн. Летом жить сытнее, теплее, а значит и веселее.
Фото автора |
Зазеленела тайга, забурлила жизнь звоном насекомых, криком птиц, шумом листвы и речных волн. Летом жить сытнее, теплее, а значит и веселее.
Гойнай,
чтобы отвлечься от мыслей о Поликте и своём уродстве часто и надолго уходил на
дальний мыс, где в одиночестве пытался разговаривать с Дамуром. Он вспоминал
все случаи, когда удавалось наблюдать, как это делал Саман. На просьбы научить,
Саман обычно отвечал, что у каждого свой язык для общения с духами, это нужно
чувствовать, и никакие советы тут не помогут. Вот Гойнай и пытался с чувством
задавать вопросы Реке и чувствовать её ответы. Он знал, что попусту беспокоить
Дамур опасно – рассердиться может. Но ведь нужно же как-то учиться.
Когда
была плохая погода, Гойнай прятался в своём тайном месте – под густой старой
елью. Отсюда не было видно реку, тут было сумрачно, зато сухо и теплее, чем на
берегу. Здесь можно было думать. Гойнай перебирал в памяти наставления Самана и
его рассуждения об устройстве мира.
Старый
Саман говорил, что главное его дело – стараться уравновесить Холод Севера и
Тепло Дамура. Дамур даёт людям рыбу – основную пищу. Холод закрывает реку, зато
по льду приходят с заречных пастбищ лошади.
Лошади – основной источник тёплых шкур для зимней одежды и костей, из которых люди делают многие инструменты и орудия охоты.
Источник фото: https://i.dailymail.co.uk/i/pix/2014/12/17/24209F4100000578-0-The_cold_never_bothered_these-a-40_1418848646872.jpg |
Лошади – основной источник тёплых шкур для зимней одежды и костей, из которых люди делают многие инструменты и орудия охоты.
Саман
рассказывал легенды, слышанные им от стариков, будто в давние времена лошади
водились и на этом берегу в большом количестве. Но люди тогда предпочитали
добывать оленей, у них более тёплый мех и вкусное, жирное мясо. Теперь, уже
очень давно, олени встречаются редко и малыми табунками, добыча оленя считается
большой удачей. О былых вкусных временах свидетельствуют большие кучи оленьих
рогов на самом высоком месте берегового обрыва. Люди до сих пор приносят к ним угощение
Оленьему Хозяину.
Причиной
исчезновения оленей Саман считал победу Дамура, несущего тепло из Земель Тепла,
над Холодом. Река с каждой весной вскрывается всё раньше, а замерзает позже. Олени
не любят тепло, они откочевали в Земли Холода. Лошадей тоже стало меньше, но
они ещё держатся на сытных лугах левобережья Дамура.
Для
вскрытия реки Саман делал Илгэ* (рисунок) – рисовал чёрной краской или выбивал
на прибрежном камне или на скале, обращённой к реке, лицо Дамура. Оно похоже на
человечье, только всё покрыто мелкими волнами. Люди, которым Дамур
показывается, видят его именно таким.
Гойнай не единожды видел лицо Дамура в реке. Это бывает при мелкой ряби, когда долго вглядываешься в темень воды и при этом даёшь воде жертвенную пищу и говоришь добрые слова хозяину реки Дамуру. Лик его бывает именно такой: лицо как у человека, но всё покрыто волнами, словно морщинами.
Гойнай не единожды видел лицо Дамура в реке. Это бывает при мелкой ряби, когда долго вглядываешься в темень воды и при этом даёшь воде жертвенную пищу и говоришь добрые слова хозяину реки Дамуру. Лик его бывает именно такой: лицо как у человека, но всё покрыто волнами, словно морщинами.
Холод
призывать почти никогда не нужно, он приходит сам из мест, над которыми по небу
никогда не проходит Солнце. Но вот лошади и другие нужные звери не всегда сами приходят
на берег людей. Тогда Саман должен был делать их Илгэ на скале или береговых камнях,
и они вскоре после этого приходили, чтобы стать одеждой и другими нужными людям
вещами. Если звери плохо видят рисунок (может, ушли слишком далеко), его
приходится выцарапывать или даже выбивать глубокими бороздами и затем ярко
раскрашивать красной краской.
Источник фото: https://d.radikal.ru/d25/1806/81/aa1f3f4906dd.jpg |
Когда
лошади совсем не приходили, Саман вызывал лосей. Но их всегда мало, приходят
неохотно и поодиночке или небольшими группами. Видимо, Лосиный Хозяин не любит
людей, и с этим трудно что-либо поделать. Это как между людьми – если уж кто-то
тебя сильно обидел, то какие бы ласковые слова потом не говорил, какие бы
хорошие подарки ни дарил, а на дне души к такому человеку всё равно остаётся
недоверие. Наверно, в прошлом люди крепко обидели Лосиного Хозяина.
Когда
Саман сильно постарел, он просил Гойная рисовать и выбивать на камнях нужные
рисунки, и у Гойная это получалось – Саман хвалил, а звери обычно приходили.
После
смерти Самана отношениями людей с Дамуром и хозяевами нужных зверей пришлось
заниматься Гойнаю – больше некому. С Дамуром ладить получалось. Последние две
весны после ухода Самана Гойнаю удавалось вовремя вскрывать реку ото льда. Рыбы
людям хватало на еду и летнюю одежду. А вот призывать зверей Гойнай не спешил,
пока очень уж не попросят. Да и не всегда это у него получалось. В начале
прошлой зимы по крепкому льду вызвал он табунок морин, всего восемь лошадок
пришло. Старики порешили взять половину, но при загоне одна сломала ногу,
пришлось забрать и её. Ушли три – две кобылицы и жеребец. Гойнай сказал себе,
что больше морин вызывать не станет, пусть хоть немного разведутся. Зато
выпросил у Лосиного Хозяина по одному целых девять лосей – всем хватило костей
на поделки, мясо поделили, а шкуры по праву охотникам достались. Коз и мелкого
зверя просить не нужно, этого в достатке в тайге. Ну и птица на берегах реки и
в болотах в изобилии. Люди не голодают – хорошие времена. А лето – самое из
всего года лучшее время.
И
как всё хорошее, лето закончилось быстро. Упал на тайгу оранжевый цвет,
прилетел ветер из Земель Холода, небо посинело. И оголилась тайга,
приготовилась пережидать недобрые времена. Люди заготовили в эту осень много
сушёной рыбы, теперь можно было провожать Лето и встречать Зиму.
Не
забыли между делами и к празднику приготовиться. Лучшие куски рыбы, заквашенную
с весны черемшу, грибы, коренья и другие лакомства снесли на поляну на мысу над
Дамуром. Кто-то из охотников принёс зайца, кто-то фазана. Имдар и тут отличился
– принёс целую тушу косули. Принесли и весёлый напиток, какой же праздник без
него! Готовили его старые женщины из пережёванных ягод втайне от всех. Все
видели синие губы старух, но где они прятали шипящий напиток, не могли отыскать
до срока даже самые страстные любители веселья.
Под
древним развесистым деревом висело Одзапу – пустое бревно, изготовленное
Саманом много лет назад из ствола ели. Гойнай должен был договориться с Одзапу,
чтобы в такой праздник оно издавало весёлые звуки. Прежде всего, он покрыл
спину Одзапу мягкой шкурой, украшенной по краям цветными ракушками, затем помазал
лицо Одзапу жиром и растёртой рыбьей икрой – покормил. После покормил колотушки
и повесил их на шею Одзапу. Теперь Одзапу отдыхает после еды и набирается сил
для долгой работы.
–
Э-э-эй! Э-э-эй! – запели старухи. – О-о-ой! О-о-ой! Э-э-эй! Э-э-эй! О-о-ой!
О-о-ой!..
Под
эту древнюю песню – призыв ко всем добрым духам, старики приступили к кормлению
Хозяев. Первым по обычаю угощали главного кормильца, Хозяина Реки Дамура. Самый
старый мужчина нёс к берегу маленькую, размером в локоть, берестяную лодочку,
нагруженную угощениями.
За стариком спускались по тропе остальные люди, одетые в праздничную одежду, замыкали шествие женщины с детьми и поющие ту же песню старухи. Все хотели благодарить Дамура за хорошую жизнь, похоже, даже собаки, которые бежали вслед за людьми.
За стариком спускались по тропе остальные люди, одетые в праздничную одежду, замыкали шествие женщины с детьми и поющие ту же песню старухи. Все хотели благодарить Дамура за хорошую жизнь, похоже, даже собаки, которые бежали вслед за людьми.
Старик
опустил лодку в воду, проговорил положенные слова и легонько толкнул судёнышко
от берега. Лодочка покачалась на мелких волнах, повернулась и вдруг поплыла
быстрее, увлекаемая течением. Старухи запели громче, ещё громче. Люди вздохнули
с облегчением – Хозяин принял угощение, значит, люди не слишком нарушали
правила и не обидели Реку. Можно надеяться, что и зимой они не останутся без
рыбы. Каждый бросил далеко в воду своё угощение, приговаривая шёпотом личную
благодарность или просьбу. Никто не посмел покинуть берег, пока лодочка с
дарами благополучно не скрылась за поворотом реки.
Все
снова вернулись на площадку под деревом. Теперь следовало кормить Хозяина
Тайги. Для него было изготовлено липовое корыто, которое до краёв наполнили
самыми разными вкусностями, главными из которых считалось заячье мясо, орехи и
ягоды. Тот же старейший человек понёс корыто в лес на Место Кормления. Сюда
приносили дары охотники перед уходом на добычу и после удачной охоты. Те, кому
нужны были жерди для жилища или живая древесина для других дел, здесь просили
позволения взять дерево или его часть. Но теперь это был общий дар всех жителей
селения за доброту Тайги. Корыто поставили на специальный помост из тонких
жердей. Старик сказал слова благодарности за сытость и благополучие людей.
Каждый человек положил на помост свой подарок.
Теперь
следовало благодарить Подя – Огонь, дающий тепло, а через него его отца Солнце
и мать Землю. Огонь для этого случая должен был вызывать молодой неженатый
мужчина. Кто бы сомневался, что старики отдадут предпочтение Имдару? Тот весело
и быстро, казалось, вовсе без напряжения выкрутил огонь из огневой доски,
раздул и прямо в ладонях поднёс к заранее уложенным сухим дровам. Огонь
запылал, видимо, дрова показались ему вкусными.
Под
пение старух старейший бросил в костёр длинные сухие стружки, свитые в кольца.
Подя принял их с восторгом, взвившись высоко вверх. Через огонь старик покормил
и Небо, отправив ему запах пихтовой смолы, опущенной на раскалённые угли.
Теперь
люди имели право веселиться в своё удовольствие.
Этот
праздник благодарения Лета имел ещё одно назначение – образование новых семей.
Разряженные в новые красивые одежды парни и девушки уже давно поглядывали друг
на друга.
Большинство заранее выбрали себе пару, а некоторые даже договорились между собой. Гойнай, посматривал на Поликту, но было понятно, что хоть по возрасту он давно жених, его никто не воспринимает всерьёз. Лишь однажды Поликта взглянула на него и даже улыбнулась, но всё остальное время смотрела на Имдара. И он посылал ей многозначительные взгляды. Но на Имдара глядели почти все девушки – безусловно, он был тут самым лучшим женихом. Конечно, люди могли создавать семьи в любое время года, но считалось, что соединение молодых во время осеннего праздника обеспечивает счастливый брак. Молодым приходилось сдерживать нетерпение – их время начнётся, когда Солнце не сможет их видеть. А пока светило было ещё высоко, можно было начинать всеобщее веселье.
Большинство заранее выбрали себе пару, а некоторые даже договорились между собой. Гойнай, посматривал на Поликту, но было понятно, что хоть по возрасту он давно жених, его никто не воспринимает всерьёз. Лишь однажды Поликта взглянула на него и даже улыбнулась, но всё остальное время смотрела на Имдара. И он посылал ей многозначительные взгляды. Но на Имдара глядели почти все девушки – безусловно, он был тут самым лучшим женихом. Конечно, люди могли создавать семьи в любое время года, но считалось, что соединение молодых во время осеннего праздника обеспечивает счастливый брак. Молодым приходилось сдерживать нетерпение – их время начнётся, когда Солнце не сможет их видеть. А пока светило было ещё высоко, можно было начинать всеобщее веселье.
Старшая
старуха принялась наливать весёлый напиток в деревянный ковш, вырезанный в виде
изогнутой рыбы, и подавать подходящим в порядке очереди. Первыми выпивали
старухи, замужние женщины и за ними девушки. Так было принято, потому что
веселье всегда создают женщины. А для этого женщины сами должны стать весёлыми.
И пока мужчины нетерпеливо ожидали в очереди свой ковш, женщины уже
раскраснелись и заулыбались.
Гойнаю
подали ковш первому среди мужчин, так как ему предстояла работа, за которую
тоже лучше приниматься весёлым.
По
сигналу стариков Гойнай приступил к извлечению праздничных звуков.
Все
встали в круг, даже малые дети и женщины с новорождёнными, которых примостили
на спине в специальных кожаных сумах.
–
О-о-ой! О-о-ой! Э-э-эй! Э-э-эй! – запели старухи, и все подхватили:
– Э-э-эй! Э-э-эй! О-о-ой! О-о-ой!
В
такт звукам Одзапу и собственному пению люди стали притопывать и двигаться по
кругу в одну и другую сторону. Это было общее благодарение всем силам Природы,
которые позволили присутствующим прожить ещё один год.
Отплясав
положенное, старухи вдруг завели быстрый мотив:
–
Ой! Ай! Оо-эй! Ой! Эй! Оо-ай! Круг распался, все стали танцевать вразнобой,
смеясь и толкаясь. Многие потянулись к старухе, раздающей весёлый напиток. Она
теперь наливала понемногу, лишь на один глоток, так как праздник впереди ещё длинный,
а весёлый напиток не бесконечный.
Гойнай
изменил ритм звучания Одзапу. Настало время воспоминаний. Теперь каждый мог
станцевать то, что больше всего запомнилось ему за прошедший год. Есть,
конечно, общие несчастья и общее благополучие, но каждый из нас запоминает
что-то особенное, важное только для него одного, что повлияло на его личную
жизнь.
Первой
показывала своё событие Гаса* (*Утка), вдова утонувшего на её глазах мужа. Она
долго и старательно играла роли рыбака на лодке, ужасный Худун* (* ветер),
внезапно налетевший с берега, Дамура, поднявшего высокие волны, и саму себя,
смотрящую на гибель мужа с берега и ничем не способную помочь.
Гойнай, как мог, подыгрывал печальными ударами в среднюю часть бревна.
Гойнай, как мог, подыгрывал печальными ударами в среднюю часть бревна.
Затем
молодой охотник развеселил собравшихся, танцуя свою охоту на кабанов. Он был с
отцом, хотел заколоть подсвинка, но неожиданно большая свинья бросилась на
него, сбила с ног. Он успел вонзить копьё ей в брюхо, а подоспевший отец добил
злую свинью. Молодец обнажил живот и, танцуя, показывал шрам, явно подкрашенный
и увеличенный, якобы оставшийся от раны, полученной в борьбе с клыкастой
кабанихой.
Молодожёны,
прожившие год вместе, показывали, как хорошо им было вдвоём, как они построили
свой хурбуни* (*жилище), и как сладко им было у очага. Жена, выпячивая и без
того большой живот, показывала результат счастливой жизни.
Как
все и ожидали, самый зажигательный танец-рассказ исполнил Имдар. Именно Имдар
добыл самого крупного лося из тех, что даровал в конце зимы Лосиный Хозяин, и
это чуть не стоило ему жизни. Все сто раз слышали эту историю и знали в
подробностях, но всё равно зрелище было захватывающим. Некоторые зрители даже
стали подтанцовывать и взяли на себя некоторые роли этого повествования.
В
самый критический момент лось копытом перебил древко копья. Чудом Имдар удержал
верхнюю половину с наконечником, успел поднырнуть под занесённые копыта и
вонзил копьё в грудь гиганту. Копыто лишь вскользь прошлось по спине Имдара,
раскроив кожу, но не тронув мышцы. Гойнай полночи стягивал шкуру на спине
Имдара волосом с гривы морин. Рана была не опасная, но шрам получился красивый,
на зависть всем мужчинам. И сейчас Имдар, скинув куртку, демонстрировал этот
шрам. И все громко восхищались, особенно девушки.
И
так все, кто пожелал, танцевали своё событие, пока Солнце не коснулось вершин
деревьев. Тут Гойнай с облегчением сделал перерыв в своей музыкальной работе.
Все повернулись к светилу и каждый прошептал свою благодарность.
Наступило
время выбора спутника жизни.
Так
было заведено с давних времён, что право выбора предоставляется девушке, а
юноша может согласиться или нет. А уж если пришли к согласию, то становятся
молодые двумя половинами одного целого: эди* (*муж) решает и делает всё, что
снаружи хурбуни, а аси* (*жена) – распоряжается всем, что внутри. Духи охраняют
семейные связи, и супруги никогда не помышляют об измене. Кроме одного дня –
праздника проводов Лета. В этот день духи тоже веселятся и людям дозволяют
расслабиться и немного пошалить. После захода Солнца любая женщина может
выбрать любого мужчину и увести его на короткое время. В таком случае мужчина
не должен слишком сопротивляться женским желаниям.
Чтобы
не было стыдно перед духами и супругами, люди закрывали лица бахромой из
полосок мягкой коры, некоторые вырезали маски из рыбьей кожи, а иные просто
связывали пучок травы и надевали конусом на голову, прикрывая верхнюю часть
лица. В темноте всё равно не видно, да и некому смотреть, кроме старух – все
заняты выбором «друга ненадолго» или спутника на всю жизнь.
Гойнай
не прятал лица. Ему всё равно не скрыться от глаз – любой узнает по ногам. К
тому же, не может он прервать музыку, пока не закончится праздник. Да и не
выберет его никакая женщина, а тем более девушка. Он и не хотел никого, кроме
Поликты.
Гойнай
глаз не спускал с Поликты, а та, хоть и скрывалась под маской, непрерывно
вертелась около Имдара. И от этого сердце Гойная сжималось и ему хотелось
умереть.
Рядом
с Имдаром танцевали и другие девушки, и каждая желала его увести. Гойнай
подумал, что это шанс – пусть другая заберёт этого Имдара, пусть! И Гойнай
принялся выбивать ритм всё быстрее и быстрее, одновременно взывая ко всем
духам, с которыми был знаком: «Пусть другая уведёт Имдара!» Люди постарше уже
не поспевали за звуками Одзапу, они незаметно исчезали из освещённого костром
круга. Некоторые уходили парами, взявшись за руки, а через некоторое время
возвращались поодиночке и шли к старшей старухе за очередным глотком веселящего
напитка.
А
молодёжь быстрая музыка только распаляла. Они прыгали гурьбой так, что уследить
было невозможно, и в какой-то момент Гойнай понял, что не видит Имдара. Он
отметил и беспокойство Поликты, она явно искала желанного «друга». Пометавшись
среди молодых, Поликта подбежала к Гойнаю, подняла маску.
–
Ты не видел Имдара? Гойнай, что ты молчишь? Ты видел? С кем он ушёл?
–
Поликта, я не видел, – ответил Гойнай, улыбаясь во весь рот.
–
Ты не мог не видеть! Ты же всё время туда смотрел! С кем он ушёл?
–
Я на тебя смотрел. Зачем мне этот Имдар?
И
в это время в круг вошёл Имдар, а за ним, словно привязанная, красавица Гакта*
(*Клюква). Имдар делал вид, будто не обращает на неё внимания, а Гакта,
напротив, всячески старалась показать свои права на только что приобретённого
супруга. Наконец, Имдар отыскал взглядом Поликту, быстро подошёл.
–
Поликта, я тебя ищу, куда же ты пропала? Уж не выбрала ли ты в мужья Инданая?
–
Сам ты кобель! Уходи от меня! Очень может быть, что я возьму в мужья Гойная, но
уж точно не тебя!
С
последними словами Поликта развернулась и убежала в темноту. Больше в этот
вечер Гойнай её не видел. Праздник закончился сам по себе под утро, когда
кончился хмель от весёлого напитка, а с ним все тайные желания и весёлое
настроение. Гойнай, наконец, оставил в покое свой инструмент, на прощанье смазав
ему рот остатками весёлого напитка.
Источник фото: https://kazanreporter.ru/uploads/pictures/58ff58e705fc5.jpg
|
Несмотря
на усталость, спать не хотелось. В рассветных сумерках Гойнай поплёлся на
берег, к своему любимому камню. Слова Поликты звенели в ушах сильнее Одзапу.
Неужели это правда? Неужели духи сжалились над безногим и решили сделать его
счастливым, дав в жёны лучшую девушку селения?!
Спустившись
на берег, Гойнай не поверил своим глазам: за его камнем, укрывшись от ветра,
сидела, сжавшись в комочек, Поликта. Он тихонько опустился рядом. Она дрожала,
всхлипывала. Гойнаю хотелось отдать ей всё своё тепло. Он обнял девушку,
погладил по голове.
–
Не плачь, Поликта, всё будет хорошо.
–
Он мне обещал! Он обманул меня!
–
Поликта, забудь его. Он не стоит твоих слёз.
–
Ну как это может быть? Обещал, а пошёл с этой Гактой! Как это, Гойнай? Я не
могу его больше видеть!
–
Не думай о нём. Ты хорошая, ты добрая, ты честная, Поликта. Ты точно держишь
своё слово. Помнишь, ты сказала, что сделаешь меня своим эди? Теперь я буду
брать плату за лечение и за то, что вскрываю реку и пригоняю зверей. Мы с тобой
построим большой хурбуни, такой, чтобы вместились все наши дети. У нас всегда
будет много вкусной еды. Представляешь, как хорошо будет нам в нашем
собственном хурбуни? Ну, не плачь! Праздничная ночь ещё не кончилась, мы можем
стать мужем и женой прямо сейчас. Хочешь?
Гойнай
придвинулся к любимой. Тепло её тела обдало его жаром, голова перестала
контролировать движения.
–
Подожди, Гойнай. Я устала, – Поликта поднялась, подошла к воде, умыла лицо.
–
Поликта…
–
Гойнай, ты хороший, ты добрый. Но я не смогу жить в одном селении с этим
Имдаром, ты же понимаешь…
–
Ладно, иди домой, бери свои вещи. Пока все спят, мы погрузим всё в лодку твоего
отца и уплывём. Говорят, ниже по реке много островов. Поселимся на одном из
них, сделаем жилище и будем жить сами, одни. Хочешь?
Поликта
стояла и задумчиво смотрела на движение воды.
–
Ну, что, хорошая, поплыли! Ты согласна?
–
Может быть, Гойнай, может быть я и уплыву с тобой. Просто сейчас я не могу
оставить своих родителей. И ведь близко холода. Мы не успеем построить хурбуни
и заготовить пищу. Давай дождёмся весны, Гойнай. Не грусти, я тебе обещаю, мы
уплывём отсюда. А сейчас надо выспаться.
Нет,
ничего в жизни Гойная не поменялось. Поликта приходила к нему на берег, когда
было не слишком холодно, или когда нужно было потрошить рыбу, пойманную отцом.
Она была приветлива с Гойнаем, но всегда грустна и, казалось, улыбается через
силу. От разговоров о будущем Поликта уклонялась, да Гойнай и сам понял, что
они неуместны. С наступлением зимы встречи стали и вовсе редки.
На
первой зимней рыбалке случилось несчастье: отец Поликты, опытный Тургэн
провалился под лёд.
Те, кто рыбачил неподалёку, помогли ему выбраться, но простыл Тургэн крепко, слёг и не вставал до весны. Когда никакие средства не помогли, позвали Гойная – сама Поликта позвала. Гойнай призвал всех духов, вспомнил все способы лечений, которыми делился старый Саман. Гойнай не спал сутками у лежанки больного, но все его усилия мало помогали.
Те, кто рыбачил неподалёку, помогли ему выбраться, но простыл Тургэн крепко, слёг и не вставал до весны. Когда никакие средства не помогли, позвали Гойная – сама Поликта позвала. Гойнай призвал всех духов, вспомнил все способы лечений, которыми делился старый Саман. Гойнай не спал сутками у лежанки больного, но все его усилия мало помогали.
Потихоньку
запасы в доме Тургэна подходили к концу. И выжила его семья, да и Гойнай со
своей приёмной матерью лишь благодаря обильной и регулярной помощи Имдара.
Поликта
сначала гнала его. Тогда он стал просто оставлять мясо и рыбу у входа. Хозяевам
приходилось забирать дары, чтобы не пропали. А как на самом деле они были
необходимы!
Мать
Поликты плакала, Поликта ходила сама не своя. Однажды, на обещание Гойная
вылечить отца, она сказала:
–
Если он уйдёт на берег Последней Реки, я пойду за ним!
И
Гойнай сделал попытку забрать болезнь Тургэна себе. Он слышал от Самана, что
такое возможно, но при этом, не умея сбросить болезнь с себя, можно умереть
самому.
«А
что стоит моя жизнь и зачем она мне без Поликты? Пусть хоть ей будет хорошо. И
отец её хороший, добрый человек, пусть живёт!»
Гойнай,
несмотря на лютый мороз с ветром, воздал жертвы всем духам большим и малым,
всех просил помощи в предстоящем деле. Не за себя просил, за отца Поликты.
Затем не ел три дня и смотрел на Солнце днём, а ночью на огонь. И наконец,
приступил. Он раздел Тургэна донага и разделся сам, лёг на больного, сказал
накрыть их тёплыми шкурами и не открывать, пока кто-то из них не попросит.
Запретил разговаривать и пускать посторонних до окончания лечения.
На
третье утро жена и дочь услышали голос Тургэна:
–
Откройте, жарко!
Тургэн
поднялся, свалив в сторону тело Гойная, потянулся и попросил есть. И лишь потом
увидел, что совершенно раздет.
Теперь
настала очередь Гойная болеть. Он не умер, но лежал будто мёртвый и лишь
изредка с всхлипом вдыхал и медленно, беззвучно выдыхал. Как лечить такую
болезнь уж точно никто не знал. И за Гойнаем просто ухаживали как за умирающим
Поликта со своей матерью и старая Гукчули, которая перебралась в жилище
Тургэна.
Но
в одно утро Гойнай попросил пить, встал и вышел на воздух.
–
Куда ты, сынок, простынешь! – запричитала Гукчули.
–
Пойдём домой, мать. Я здоров, что ещё тут делать?
И
они пошли.
Конечно,
Тургэн был благодарен, он теперь постоянно снабжал их свежей рыбой. Но Гойнай
после болезни изменился. Он больше молчал, отвечал иногда невпопад, или
застывал на одном месте, о чём-то думая так, что не слышал ничего вокруг.
–
Почему ты такой, Гойнай? – спрашивала, иногда заходя в гости, Поликта. – О чём
ты думаешь? Что с тобой?
–
Я был на берегу Последней Реки.
–
Но ты же вернулся!
–
Я жалею об этом.
–
Мне так жалко тебя, Гойнай! Ты хороший, ты спас моего отца. Ну как сделать,
чтобы ты стал снова весёлым?
–
Уплыви со мной на далёкий остров.
–
Гойнай! Ну куда же мы поплывём, зима, лёд на реке.
–
Для тебя я вскрою реку раньше срока. Поплывёшь?
–
Нельзя, что ты! Дамур рассердится. Давай уж подождём, недолго осталось.
–
А ты поплывёшь?
–
Ну, конечно, Гойнай! Только будь снова весёлым!
Солнце
поднималось всё выше и действительно, близился срок окончания ледостава. Пора
было будить Дамура.
Пришёл
весёлый Имдар, принёс поросёнка, целиком.
–
Тебе жир нужен, Гойнай, и твоей Гукчули тоже не помешает пополнеть. Можешь
доброе дело для людей сделать?
–
Доброе дело делать приятно, если оно получается. Какое дело?
–
Пригони табун морин.
–
Нет. Ты же знаешь, их совсем мало осталось. Нельзя, пусть разведутся, тогда
пригоню.
–
Они уже развелись, наверно. Может, ещё из других мест прикочевали. Попробуй
позвать их. Людям нужны шкуры и хорошие кости.
–
Я попрошу лосей.
–
Гойнай, лоси – не то. Гони морин, я тебя отблагодарю, ты меня знаешь.
–
Нет. Я не стану вызывать морин. Не проси.
Гойнай
втайне возгордился, что смог отказать самому успешному, уважаемому охотнику –
отказал твёрдо, так что тот ушёл молча, не пытаясь уговорить или угрожать.
Пусть знает – Гойнай теперь другой!
Назавтра
пришла Поликта. Она была загадочна, улыбалась своей удивительной улыбкой, от
которой в груди Гойная загорался огонь. Она подошла совсем близко, обняла
Гойная, прижалась грудью и положила голову ему на плечо.
–
Ты хороший, Гойнай. Скажи, ты можешь сделать для меня одно дело?
–
Конечно! Если сумею, я всё для тебя сделаю!
–
Я знаю, ты это умеешь. Ты уже делал
такое. Обещаешь?
–
Пусть я уйду на берег Последней Реки, если не сделаю для тебя то, что просишь!
–
Я так и думала. Ты самый хороший, Гойнай! Прошу тебя, пригони морин!
Гойнай
опустился на землю.
–
Не обижайся, хороший! Посмотри, моя касили совсем износилась. Я в ней
некрасивая. Ты хочешь, чтобы я была красивая?
Гойнай
кивнул, не в силах найти слов.
–
Пригони морин, я мечтаю о новой касили. Сделай для меня это. Один раз. Ну, одну
морин ты можешь привести на этот берег?
–
Ладно. Обещал – приведу.
Следующие
три дня с утра до вечера Гойнай сидел, подстелив под себя кусок шкуры, у
большого камня на берегу Дамура. Он выбивал морин. Конечно, по памяти. Сначала
он нарисовал их углем. Затем принялся выбивать прочным камнем. Наутро
четвёртого дня Гойнай растёр в каменной плошке красный камень, смешал его с
жиром и втёр в углубления рисунка. Красные лошади будто живые шли вдоль берега
и поглядывали на своих сородичей на противоположном берегу Дамура.
Теперь
оставалось ждать. Гойнай целыми днями сидел под своим камнем и глазел на
потемневший лёд реки. Имдар не появлялся. Зато по нескольку раз на день
прибегала к нему весёлая Поликта.
–
Не пришли? Не видно морин, а, Гойнай?
Гойнай
почему-то не радовался больше Поликте. Если быть честным, он не хотел, чтобы
лошади подчинились волшебству его рисунка. И вместе с тем, с какой-то
мстительностью он желал, чтобы данное Поликте обещание исполнилось. Чтобы
знала, что он не такой, как Имдар!
Лошадки
пришли. Маленький табунок прибыл по льду в полном составе: две лошади, два
жеребёнка и впереди осторожный вожак. Поликта как раз была на берегу.
Источник фото: https://i.ytimg.com/vi/f2tLdWHtbDI/maxresdefault.jpg |
–
Смотри, какие красивые, – прошептала она. – Ты замечательный, Гойнай! Ты
настоящий Саман! Я побегу, хорошо?
–
Можно брать только одну морин, слышишь?
–
Хорошо, Гойнай. Только одну.
Ночью
Гойнай проснулся от скрипа и шороха. Он, не одеваясь, выскочил из жилища и
бросился на берег. Дамур проснулся сам, без приглашения, гораздо раньше
времени. Гойнай стоял у самого берега, внимал разговору льда и думал, что
наверно Саман прав: Дамур всё больше побеждает Холод, и скоро настанут времена,
когда зверей не станет вовсе, люди будут питаться рыбой и круглый год будут
ходить в одеждах из рыбьих кож…
Дома
Гойнай обнаружил переднюю часть лошадиной туши.
–
Добрый этот Имдар, хороший человек, – говорила Гукчули. – Сам принёс, сильный.
Говорит, это твоя доля. На праздник пригласил нас с тобой. Говорит, без самана
Гойная не смогли бы сразу пять морин добыть. Я хочу пойти с тобой, Гойнай.
Давно я на празднике не была. Как не сходить, если такие хорошие люди как
Поликта и Имдар семью создают!
–
Конечно, как не сходить. Иди вперёд, Гукчули, я тебя догоню.
Больше
Гойная никто не видел.
Пропала и лодка Тургэна. Тургэн не обиделся, сделал новую. А Поликту иногда видели у камня, где раньше обычно сидел безногий Чужак-Гойнай. Она подолгу смотрела на стремительные воды Дамура, а иногда пускала в реку маленькую лодочку. Люди стеснялись спросить, зачем она это делает, а сама она не говорила.
Источник фото: http://900igr.net/up/datai/160515/0002-004-.jpg |
Пропала и лодка Тургэна. Тургэн не обиделся, сделал новую. А Поликту иногда видели у камня, где раньше обычно сидел безногий Чужак-Гойнай. Она подолгу смотрела на стремительные воды Дамура, а иногда пускала в реку маленькую лодочку. Люди стеснялись спросить, зачем она это делает, а сама она не говорила.
Однажды
пришли на лодках люди из нижних селений. Среди прочих новостей рассказывали,
будто ещё ниже них, в селении у самого устья живёт необыкновенный
получеловек-полузверь, который может лечить страшные болезни и вызывать из лесу
лосей. Но сами они не видели, а только слышали от других.
На
осеннем празднике никто не станцевал исчезновение Гойная. Может быть не хватило
времени или в этот раз старухи мало нажевали весёлого напитка, но не нашлось и
желающих показать охоту на последних Морин. О лошадях забыли, как только
сносились касили из их шкур. Только на прибрежных камнях по-прежнему паслись морины-илга,
поджидая с противоположного берега своих сородичей, ушедших в вечность.
–
Уважаемые экскурсанты! Мы с вами находимся на территории уникального объекта культурного
наследия, памятника археологии федерального значения «Петроглифы Сикачи-Аляна».
На этих камнях на самом берегу Амура древние люди выбили всевозможные рисунки,
среди которых вы сможете заметить изображения зверей, птиц, змей, рисунки
неопределённого значения. Для чего предназначались такие изображения можно
только догадываться. Учёные полагают, что они носили культовое, ритуальное
значение.
Самыми
древними изображениями считаются рисунки лошадей и личины. Полагают, что личины
изображали шаманов. Что касается изображений лошадей, то известно, что дикие
лошади обитали на этих территориях во время ледникового периода и исчезли
вначале глобального потепления около двенадцати тысяч лет назад.
Теперь
вы можете прогуляться по берегу, отыскать изображения и попытаться представить,
что думали древние люди, выбивая их на камнях.
Примечание. Все слова, отмеченные
звёздочкой*, заимствованы из нанайского языка, слова Касили – шуба и Лэли –
нагрудник женский взяты из удэгейского языка.
2018
Виктор КВАШИН
Другие рассказы Виктора Георгиевича вы можете почитать здесь.
2018
Виктор КВАШИН
Другие рассказы Виктора Георгиевича вы можете почитать здесь.