Виктор Георгиевич ЮДИН |
Рассказ о гималайском медвежонке с зоологического стационара
в
пос. Гайворон Приморского края
В
начале Великой ломки-перестройки всего и вся (1990-е годы) ломались и наши
взгляды не только на жизнь, но и на всё подряд. Казалось, мы, наконец, обрели долгожданную
свободу, но мало кто отличал её от вседозволенности, что неминуемо отразилось и
на отношении к диким животным. Вдруг появилось много медвежат-сирот, даже
тигрята стали нередкими на руках у людей, а Специнспекция «Тигр» под
руководством американцев систематически уничтожала на кострах шкуры и туши убитых
тигров под объективы камер (к настоящему времени эта организация прекратила
своё существование). Ценнейший научный материал сгорал под аплодисменты тех,
«кто платит, тот и заказывает музыку». Так говорили отечественные горе-специалисты
в ответ на мои «вопли в пустыне». Американцы одели наших в форму, назвали
рейнджерами и заплатили. Танцуйте, ребята, хотя музыка не та, но зато как
приятно похрустывает в карманах зелёное эхо «не той» музыки.
Откуда
берутся сироты людей и зверей? Сироты зверей появляются у погибших матерей, и только
люди, потерявшие природное чувство материнства, могут родить и бросить своё дитё.
Или продать, или даже убить. Человек настолько оторвался от естества, что стал
неким антагонистом всему живому и не только. В оборот пошло всё что лежит,
стоит, растёт, лишь бы был доход. Работать негде, да и лень, а хорошо жить хочется.
Вот и «пошла плясать губерния».
Наш
Зоологический стационар, существовавший в те годы, когда Биолого-почвенный институт
ДВО РАН ещё не стал ФНЦ Биоразнообразия, вместе с нами оказался на острие
перестройки. К нам потоком направляли сирот гималайского медведя и амурского
тигра –мы принимали безо всяких компенсаций и требований. Жалко детей, вот и
спасали как родных. А могли мы, оказывается, многое – воспитывать не удостоившихся материнской ласки и возвращать
подросших детёнышей-сирот в природу.
Много
медвежат оставалось на руках у людей. Пока они были маленькими, с ними
игрались, а подросших хулиганистых несли к нам. Вот так и появился у нас трёхмесячный
гималайский медвежонок, получивший кличку Потапыч. Когда его нам принесли, его
мех был светло-серым из-за двухмесячного кормления разведённой сгущёнкой. К
добрым людям Потапыч попал совсем маленьким, и они выкормили его из соски. В
нашей семье уже были гималайские медведи –
медведица Машка с двумя отпрысками тоже трёхмесячного возраста и медведь по
кличке Браун – отец Машкиных
малышей. Брать третьего медвежонка мы не хотели из-за ограниченности
возможностей с кормом и временем, да и посадить его было некуда. Однако слёзные
уговоры «дарителей» растопили наши озабоченные лица. Оказалось, что медвежонка
хотят забрать и продать, вот и раскисли мы, а руки уже тянулись к малышу. Пожалели
парня, взяли, приняли, выведя общий вердикт – себя будем жалеть и любить когда-нибудь потом.
Вот
так наш стационар вынужденно вплотную соприкоснулся со всеобщей неразберихой и
хаосом, с «оптимизацией» природных ресурсов. Семейство наше звериное постепенно
увеличивалось за счёт осиротевших детенышей. Вообще-то в наши планы не входило содержание
медведей. Слишком уж хлопотное, да и опасное это дело. К тому же стационар
расположен в центре села. Поэтому первоначально мы ориентировались на экспериментальное
изучение пищевого поведения мелких видов хищников – енотовидной собаки, лисицы, куньих. Но планы пришлось изменить,
когда появились тигрята-сироты, которых удалось буквально вырвать из лап неминуемой
гибели. Но это особая история.
Волков
завели уже целенаправленно и совершенно не пожалели об этом. Уникальные звери! Теперь
же как сказку вспоминаем годы работы с тиграми и волками. Красивые тигры,
эмоциональные волки не оставляли равнодушными ни нас, ни многочисленных
посетителей. Но всё же полуторагодовалая гималайская медведица Машка (само
собой, миша-Маша) расширила наши представления о назначении стационара, несмотря
на то, что все попадавшие к нам звери оказывались очень интересными.
Через
некоторое время после появления Машки из числа медвежат-сирот оставили мы себе
и самца, получившего кличку Браун. Мы стали наблюдать за гималайскими медведями
– этими прекрасными мощными
обитателями горных лесов Восточной Азии. Медведи росли, росли и выросли до
взаимной любви. Было много интересного в их поведении, были медвежата, были
выпуски их в природу, но главное, что мы заметили, это деятельность и
изобретательность гималайцев. Им постоянно надо было что-то скоблить, ломать,
жевать, хотя и спать они тоже очень любили. Наевшийся медведь может лениво
развалиться на спине, ну человек-человеком. Большое пузо его медленно поднимается
и опускается, изредка с шумом выдавая отработанные газы, что всегда очень
веселило посетителей стационара. Но особый интерес людей вызывал способ
вскрытия самцом банок со сгущённым молоком. Причем мясную тушёнку он не ел. Мы
снимали этикетку и подавали самцу банку со сгущенкой. Он обнюхивал её, брал в
зубы, поворачивался задом к людям и давил своими мощными зубами. Банка в конце концов
лопалась, медведь постепенно выдавливал содержимое и превращал банку в аккуратный
блин. Получалось, что металлическую банку будто специально плющили молотком на
наковальне. Машка открывала банку более аккуратно. Клыками делала дырки и
слизывала молоко. Затем когтями расширяла отверстия от зубов, и баночка становилась
до блеска вылизанным решетом (язык у медведей очень длинный и липкий). Сгущёнкой
медведи лакомились один раз в неделю по выходным дням. Так постепенно мы
познавали медведей, а они людей.
Дальше
возобладал научный интерес – как
отнесётся наша Машка к новоявленному сыну? Долго мы сомневались – отдать его Машке или нет. И всё же Потапыча
мы впустили в семейную клетку Машки. Вначале Потапыч очень сильно испугался и с
рёвом забился в угол клетки. Он не видел свою мать, да и медвежий запах,
видимо, пугал малыша. Машка взяла вырывающегося малыша зубами за загривок и
унесла в берлогу. Через секунду Потапыч с воплями выскочил из берлоги и забрался
на самый верх клетки. Машка, спокойная как танк, не торопясь, вразвалку подошла,
взяла Потапыча подмышку и вновь унесла в берлогу. Там Потапыч и остался. Спустя
неделю мех у него стал темнеть и вскоре приобрёл нормальную окраску, стал
блестящим и пушистым. Потапыч оказался очень ласковым по сравнению с другими
медвежатами. Его можно было подержать на руках, погладить (что он любил). Но, к
сожалению, он оказался невезучим. И начались его трагедии вот с чего.
Обследуя
новую квартиру, Потапыч забрался на стенку клетки, через ячейку сетки его
задняя лапа высунулась в отделение новоявленного папаши. А время было середина
июля – период гона. Папаша Браун ухватил
Потапыча за заднюю лапу и с величайшим остервенением стал рвать её. Мы
прибежали, услышав ужасные вопли Потапыча. Все наши попытки как-то отобрать
беднягу были бесполезны. Не помогали ни лом, которым я бил Брауна по голове, ни
вода. Активно с рёвом пыталась вмешаться и Машка, но что она могла сделать,
изолированная от злодея стенкой ограждения клетки. Браун всё же оторвал Потапычу
ногу до коленного сустава и тут же сожрал. Зрелище, надо сказать, не для слабонервных.
Потапыч молча оглядывался на обрывок ноги и даже не мог отползти от клетки с разъярённым
Брауном, который, почуяв кровь, рвался к бедняге. Но благо, что ограждение
клетки было сделано на совесть. Потапыч шагнул передними ногами, а задние
передвинуть не смог. Он вытянулся, далеко отставив не травмированную заднюю
ногу, и так застыл. Надо признаться, весь процесс произвёл на нас ужасающее
впечатление. Сразу возникли страшные предположения – а вдруг попадёт в лапы
нашему Брауну «шаловливый, подвыпивший» посетитель. Готовь полтора метра верёвки,
а дубы для поддержки растут вокруг.
Страхи
страхами, а судьбу Потапыча надо решать. Первая мысль – кардинально прекратить его
мучения, но ведь жалко такого славного парня. Мы мечтали оставить его на замену
Брауна, который вёл себя все более агрессивно. Остановило наши крамольные мысли
о судьбе Потапыча отсутствие кровотечения из раны. Из рваных лохмотьев остатков
ноги кровь лишь изредка капала. Это было чудом, ведь порваны крупные сосуды,
сухожилия, мышцы!
Пересилив
свои эмоции, мы решили подождать и посмотреть, что будет дальше. На дворе июль,
жара под 30 градусов, кругом вездесущие мухи и другая нечисть. Представить
человека с такой раной без медицинской (скорой) помощи просто невозможно.
Смерть наступила бы неминуемо от шока или от потери крови, от воспаления,
заражения и прочей напасти. Но это не про медведей. Описанные события произошли
днём, когда до темноты оставалось около пяти часов. За это время Потапыч понемногу
пришёл в себя и сделал первый очень трудный для него шаг – он подпрыгнул на задней ноге и быстро подтянул её. Затем сделал
второй шаг и стал вылизывать рану. Присутствующие медведи обнюхивали Потапыча,
пытались облизывать, но активных действий не предпринимали.
Утром
следующего дня Потапыч был вне берлоги. Обрывки мягких тканей на культе стали
подсыхать, но кровь ещё сочилась. Он поел со всеми вместе и уже начал неплохо передвигаться.
Прошло
три месяца. Рана хоть и оставалась открытой, но подсохла, а сухие обрывки
Потапыч регулярно скусывал. Пришло время зимнего сна. Два медвежонка Потапыч и
Михалыч (Машкин сын) вместе с мамашей залегли в одной берлоге. Ещё одного
медвежонка мы определили в зоопарк.
По
истечении пяти месяцев в конце марта наши засони один за другим стали выходить
на свет Божий. Вышел и Потапыч. Он уверено передвигался, да с такой ловкостью,
что просто не верилось в отсутствие ноги. На культю любо-дорого было посмотреть
– она покрылась аккуратной лакированной
кожей, как после опытного хирурга. Посетители стационара, а их было много, не
верили нашим рассказам про стойкую жизненную силу диких животных: «Вот это да,
не может быть!». Да и мы не верили сами себе. Вот так сила жизни, вот так опыт!
К
сожалению, испытания Потапыча на прочность на этом не закончились. В процессе
обслуживания вольера и общения с человеком медвежата очень внимательно
наблюдают за нашими действиями, быстро соображают и «копируют» действия
человека, а основной аспект наблюдательности и подражание действиям человека приходится
на полуторалетний возраст. Жили медвежата вместе с матерью в обширной клетке, а
в смежной клетке отдельно находился отец. Клетки изготовлены из вибросита с ячеей 8 см,
а толщина прутьев 10 мм. Это очень прочная конструкция. Единственным слабым
местом у клеток были дверцы. Дверцы запирались вертикальными штырями диаметром
10 мм. В общем, всё шло хорошо. Неожиданное, как всегда, случилось неожиданно.
Медвежатам
к этому времени было по 21 месяцу от роду. Жили они уже отдельно от взрослых
медведей. Машка и Браун находились в клетке, занимаясь в том числе, и неотложными
делами продолжения рода. Медвежата в этом возрасте – это солидные ребята, от них можно было ожидать много памятных
последствий. В одно прекрасное сентябрьское утро я заглянул во двор, где
находились клетки, и обнаружил клетку медвежат открытой. Как потом выяснилось,
кто-то из внимательных воспитанников просунул лапу сквозь ячейку сетки и
вытащил запирающий дверцу штырь. Штырь был загнут так, что образовалась форма
ручки для удобства пользования. Вот и подглядели медвежата способ освободиться.
И освободились!!! К счастью, Михалыч (один из сыновей Машки) был быстро обнаружен в пределах двора.
Он с задумчивой настойчивостью ломал сосёнку, и с помощью банки мёда Михалыча
довольно быстро удалось водворить в клетку.
Потапыча
вблизи не оказалось. По следам на мокрой от росы траве удалось обнаружить
подкоп ограждения двора. Наш стационар с трёх сторон окружён лесом, а с четвертой
стороны в 200 м за лесом проходит деревенская улица. Было раннее утро, и вот-вот
дети должны были пойти в школу. А в те годы детей в посёлке было ещё много. Ситуация
требовала решительных и скорых действий. Схватив карабин, я бегом направился в
лес, инстинктивно надеясь встретить там Потапыча. Он хорошо знал свою кличку,
потому что до появления у нас жил у людей, которые выкормили его из соски.
Понимая, что медведь не пойдёт в сторону домов, я углубился в лес, обходя
территорию стационара по кругу. Потихоньку называя кличку Потапыча, я в то же
время искал его следы. Правда надежды рассмотреть эти следы не было никакой,
т.к. разреженный дубовый лес густо порос высокостебельным разнотравьем, потоптанным
коровами и людьми. Единственная надежда была на то, что Потапыч отреагирует на
кличку.
Стараясь
как можно меньше производить шума, я обходил стационар по большой дуге. Ограждение
стационара являлось также ограждением вольера тигров. В то время в нём было три
тигра – восьмилетние родители и их двухлетний сыночек. Примерно в 70 м от
ограждения стационара поверх зарослей вдруг появились уши и задранный вверх нос
медведя – Потапыч!!! Произнося его
кличку, я медленно направился к медвежонку, но, видимо, поспешил, и он рванулся
от меня в сторону леса. По колебанию растений я отследил его ход и место, где
он остановился. Очень осторожно, тихонько окликая, я направился к Потапычу так,
что отрезал ему путь в лес. Потапыч оказался между мной и вольером и встал «столбиком»,
шумно вдыхая воздух. Видно, когда он убегал от меня, то уловил знакомый запах и
теперь принюхивался. Узнал он и мой голос. На расстоянии около двух метров я
остановился, призывая Потапыча. Он стоял, не двигаясь и дрожа всем телом.
Тихонько приблизившись, я протянул к нему руку (карабин держал наготове).
Потапыч обнюхал руку, дрожь его уменьшилась. Я приговаривал и поглаживал его по
голове. Потапыч постепенно успокоился, дрожь исчезла. Теперь можно было попытаться
увести домой.
Я
делал несколько шагов, Потапыч перемещался за мной. Так, не торопясь, мы прошли
около 230 м и подошли к калитке в ограждении стационара. Благо я когда-то догадался
сделать калитку, чтобы иметь возможность быстро выйти за пределы ограждения в
случае пожара. А случаи такие не заставляли себя ждать. То ли люди такие уж
мудрые в деревне, то ли зависть играла, но поджигали регулярно. Жаль сгоревшие
посадки кедров и других хвойных деревьев. Ну да ладно, вернёмся к «нашему
барану».
Потапыч
никак не хотел проходить в калитку. Даже делал попытки вновь убежать в лес, но,
видимо, боязнь остаться одному его сдерживала. А я уже стоял с другой стороны
калитки и терпеливо поглаживал голову Потапыча. Успокоившись, он всё же перепрыгнул
порог калитки. Быстро закрыв калитку, я облегчённо вздохнул. Слава Богу, первая
самая важная часть этого странного представления (к счастью, без зрителей)
успешно завершилась. Дальше нужно было пройти около 20 м по территории двора и войти
в пределы звериного царства. Вот тут и проявились черты гималайского медведя – Потапыч никак не хотел идти по открытой
части двора. Ни мёд, ни другие его любимые лакомства не помогали. Больше всего
он желал вернуться назад в лес. Принесли воды и дали ему попить. А пили у нас
медведи из носика чайника. Так мы экономили воду, да и грязи меньше. Потапыч
жадно попил и вдруг со стоном вытравил почти полведра собачьего корма Педигри,
который он съел до побега в лес. Травил он с какими-то рыданиями, ну точно человек
с тяжёлого похмелья. Бедный Потапыч. Он сам был смущён, но полно чувствовалось
его внутреннее облегчение выбросом излишне проглоченного корма.
Это
происходило около вольера, из которого за нами наблюдали три тигра. Между
ограждением вольера тигров и открытой частью нашего двора росли плодовые
деревья, и я рискнул пойти вдоль них. Я шёл, Потапыч бежал за мной, а тигры
бежали за сеткой рядом. Так мы промчались довольно быстро и благополучно до
медвежьего вольера. Потапыч сам заскочил в клетку, где его ждал Михалыч. Ну вот,
теперь можно было обдумать случившееся. Правда, в ногах появилась слабость.
Пришлось немного посидеть, поблагодарить Потапыча и Михалыча за преподанный
урок. Поблагодарить Господа, которому я на протяжении всего чудодейства посылал
мольбы о помощи. Мне повезло, что Потапыч прочно запечатлел с детства человека
как своего вожака, несмотря на то, что у нас он прожил уже больше года в медвежьей
семье.
Обдумывая
случившееся, я пришёл к выводу, что люди слишком самоуверенны, быстро привыкают
к зверям и недооценивают их элементарную рассудочную деятельность. Гималайский
медведь очень сообразительный, можно сказать, даже по-своему умный зверь. Он
внимательно следит за людьми, многое запоминает и повторяет в своих действиях.
В данном случае медвежата поняли, как мы открываем клетку, поднимая вверх
запирающий дверцу штырь, и использовали это на практике. Пришлось срочно
исправлять конструктивную недоработку клетки и запора.
Потапыч
продолжал подкидывать нам сюрпризы. Однажды утром мы заметили нечто странное – у Потапыча на морде на верёвочке
болтался какой-то шарик. Приглядевшись увидели, что это глаз. Честное слово, у
меня от макушки до пяток и обратно пробежали мурашки да такие крупные. Боже
мой, вот так напасть на бедного Потапыча. Однако он не проявлял явного
беспокойства и спокойно принял корм. Два дня глаз болтался как некий
посторонний придаток, а затем исчез. Глаза у медведей мелкие, тёмные и на фоне
тёмной морды не очень заметны. Если не приглядываться, то и не видно, что глаза
нет. Только Потапычу было неудобно оглядываться. Приходилось компенсировать
отсутствие глаза поворотами головы и туловища. Потеря глаза произошла без
свидетелей. Мы принимали посетителей в субботу и воскресенье. Все три наши
медвежьи представления проходили среди недели. Без аншлага!!! Лишние
оханья-аханья не помогают делу. Да и Слава Богу!!!
В
наши планы, учитывая покладистый характер Потапыча, входило оставить его на
племя, так как Браун стал очень агрессивным и беспокойным товарищем. Его амплуа
замыкалось на поломке всего и вся. Поданную ему на игрушки покрышку колеса он
разорвал по диаметру, а обе его половины так завернул в три погибели, что
никакая сила была не в состоянии вернуть им хотя бы частично первоначальный
вид. Преследовали нас и опасения, как бы этот дуролом не выбрался на волю.
Кроме того, любители посмотреть на зверей стараются ещё и покормить их,
несмотря на таблички «Опасно», «Не подходить», «Кормить зверей запрещено». Но
люди как будто совершенно не умеют читать и слушать. Вот и получилось, что
четырём желающим потрогать и покормить лично, Машка откусила по пальцу. Но если
бы это был Браун, то вся рука оказалась бы его трофеем, а я – в местах не столь
отдалённых. Один палец сунул тип мужского рода и лишился фалагни, которая была
тут же съедена. Мужичок вскрикнул, побледнел и стал терять сознание. Пришлось
срочно заставить его выпить несколько граммов «фронтового мельдония». Ничего,
оправился и поехал ставить уколы против бешенства. В другой раз учительница
биологии привела к нам детей. Я с азартом рассказывал, почему нельзя «любить»
медведей. Вдруг дети всей компанией засмеялись, а их учительница молча ретировалась.
Месяц спустя она вернулась и показала мне культю указательного пальца.
Оказывается, она хотела пощупать Машкин мех. Та лежала, прижавшись спиной к
клетке, и, когда женщина тронула её шерсть, Машка мгновенно развернулась и
ухватила палец. В этом поучительном эпизоде прекрасно проявилась выдержка учительницы
и реакция медведицы. Насколько, всё-таки, женщины терпеливее мужчин к боли. У
Брауна, кстати, тоже были моменты удачно отхватить часть тела любопытного
субъекта, но самцы не столь проворны как самки. Так постепенно на горьком опыте
мы познавали малоизвестные половые различия в поведении медведей.
Между
тем, Потапыч оставался гвоздём программы у посетителей. Они с ахами и стонами
реагировали на отсутствие у него ноги и глаза. Были и слёзы, и не очень
ласковые высказывания в наш адрес, и жалобы куда надо, были и проверяющие
компании соответствующих органов и прочие. Наши объяснения не помогали. Даже
медики охали, но, правда, до того момента, пока мы не раскрывали все тайны
трагедий Потапыча. Тогда начинались восклицания: «Не может быть, чтобы без
лечения так хорошо зажили раны. Не может быть, чтобы не текла кровь. Да человек
трижды умер бы.» и т. д. Это еще можно было пережить. Но до «белого каления»
нас довели сине-зелёные «травоядные» члены из Гринписа. Эти люди не
воспринимают ничего положительного и реального. Любые наши доводы только
увеличивали их напор. По их мнению выходило, что не нужно спасать медвежат,
лучше их убивать. Одну такую «тонкую ветвь Гринписа» я чуть не повредил за
оскорбления в наш адрес. Пришлось взять её за воротник и аккуратно выпроводить
вон. Такие субъекты разносят по миру свои неадекватные оценочные суждения, нанося
огромный вред реальному делу сохранения, изучения и воспроизводства прекрасных
творений Природы. Опасаясь деяний нежелательных элементов из рода Хомо,
способных внести хаос в любое благое дело, Потапыча пришлось убрать подальше от
любопытных глаз. Но он всегда был нашим любимцем и, несмотря на все свои
трагедии, оставался добрым и ласковым.
Такая
вот жизненная история гималайского медведя Потапыча, который оставил о себе
яркие воспоминания и восхищение мощной жизненной силой диких животных –
истинных хозяев планеты, ставших таковыми задолго до появления человека.
старший научный сотрудник ФНЦ
Биоразнообразия ДВО РАН, кандидат биологических наук
Это настоящий Потапыч, молодой и ещё нетравмированный, вид у него забавный и смышлёный. Видно, что зверь необычный, свободно ходит по двору в отличие от запертых медведей на заднем плане.
Фото из личного архива автора
очень интересно и поучительно. Спасибо автору
ОтветитьУдалить