COVID-19
Пандемия страха
Она
самопроизвольная? Так, как сегодня, человечество никогда не подвергалось воздействию
мощнейших информационных переносчиков. Что опаснее – сам коварный вирус или
тотальная неинфекционная пандемия страха? Влияет ли психическая атмосфера, в
которой мы сейчас оказались, на смертность? Что происходит со странами и
народами, когда в мире царствует коронавирус?
За
ответами на вопросы, касающиеся COVID-19, я обратилась к эксперту в области
вирусологии Михаилу Юрьевичу ЩЕЛКАНОВУ. Наша беседа состоялась 25 марта 2020
года, как раз накануне введения длинных выходных с последующей самоизоляцией
населения. Несмотря на то, что события с калейдоскопической быстротой сменяют
друг друга, вирус был, есть и будет, а потому актуальность интервью сохраняется.
Михаил Юрьевич ЩЕЛКАНОВ, доктор биологических наук, заведующий лабораторией
вирусологии ФНЦ Биоразнообразия ДВО РАН, заведующий лабораторией экологии
микроорганизмов с международным научно-образовательным Центром биологической
безопасности Школы биомедицины ДВФУ.
В
2014 году переехал во Владивосток, принят на должность профессора кафедры
микробиологии и вирусологии Тихоокеанского государственного медицинского
института. В 2015-м, выиграв международный конкурс «по привлечению в ДВФУ
научных кадров мирового уровня», организовал в Школе биомедицины лабораторию
экологии микроорганизмов. В 2018 году на базе этой лаборатории был создан и
успешно функционирует Международный научно-образовательный Центр биологической
безопасности. Возглавляет лабораторию вирусологии в ФНЦ Биоразнообразия
Дальневосточного Отделения Российской Академии наук и является экспертом
«Центра гигиены и эпидемиологии в Приморском крае».
– Вы
о вирусах знаете если не всё, то очень многое. Какова природа коронавируса –
COVID-19? Как могло получиться, что вирус от летучих мышей передался человеку?
– Вирусы, особенно
РНК-содержащие, не существуют в неизменной форме. Даже внутри инфицированной
клетки существует «облако генетических вариантов». Коронавирусы обладают
высокой экологической пластичностью и могут преодолевать межвидовые барьеры.
Более того, они всё время пытаются это делать, всё время пытаются расширить
спектр своих потенциальных хозяев. Но не в силу какой-то особой злокозненности,
а в попытке расширить свою экологическую нишу и тем самым сохранить свой
генофонд. Это нормальный процесс.
Бетакоронавирусы –
а именно к этому роду относится новый коронавирус SARS-CoV-2, этиологический агент COVID-19,
– являются природно-очаговыми. Их естественным резервуаром являются летучие
мыши, которые переносят инфекцию без клинических проявлений, но выделяют вирус
со слюной, мочой, фекалиями. Вирусы могут заражать людей непосредственно,
однако чаще всего сначала заражаются промежуточные хозяева, которые уже и
заражают человека. В 2002-2003 годах промежуточными хозяевами SARS-CoV были гималайские
циветты, для MERS-CoV (вируса
Ближневосточного респираторного синдрома) – одногорбые верблюды-дромадеры. Для SARS-CoV-2, вероятнее
всего, – панголины (своеобразные млекопитающие, покрытые кожными чешуями,
широко используемые на чёрном рынке млекопитающих в качестве признанного
источника дериватов для средств восточной медицины).
Мелких
млекопитающих, которые могут стать промежуточными хозяевами коронавирусов
(циветты, барсуки, панголины и т.д.), широко используют в пищу в странах
Юго-Восточной Азии. При этом, их продают в живом виде на так называемых зоогастрономических
рынках, это известно на примере птичьего гриппа. Но опасности подвергается тот,
кто ловит, разделывает или содержит до момента забоя это животное, а животных на
рынках Юго-Восточной Азии обычно продают живыми. Понятно, что когда собирают в
одном месте большое количество животных, создаются искусственные условия для
интенсификации межпопуляционных взаимодействий, что даёт возможность вирусу
выполнить свою эволюционную функцию, расширить свои межвидовые барьеры и в
дальнейшем переброситься на человека.
Попав в
человеческую популяцию, коронавирус, в силу своих биологических свойств – он
поражает респираторный тракт – начинает передаваться от человека к человеку
респираторным путём, как и все острые респираторные инфекции – пневмовирусы,
вирусы гриппа, аденовирусы и прочие. Так возникает эпидемический процесс – вирус
распространяется от человека к человеку, поэтому ничего принципиально нового на
примере коронавируса мы не обнаруживаем.
– То
есть этот коронавирус ведёт себя соответственно своей природе?
– Как и все
вирусы, с учётом особенностей, о которых я сказал. Что касается SARS-CoV-2, то у него есть
одно неприятное свойство – он способен поражать альвеоциты, и как следствие –
быстро осложняться…
– И
это осложнение – пневмония?
– Это первичная вирусная
пневмония. С бактериальными пневмониями боремся антибиотиками (хотя и здесь не
всё гладко, хотя бы из-за существования феномена антибиотикорезистентности), а с
вирусными всё гораздо сложнее. Быстро развивается интерстициальная пневмония – прогрессирующий
воспалительный процесс, затрагивающий стенки альвеол и соединительную ткань
паренхимы, что может приводить к схлопыванию альвеол и формированию гиалиновых
мембран. Развивается дыхательная недостаточность и острый респираторный
дистресс-синдром. Пациент может быстро уйти, за считанные часы. Вот самое
неприятное свойство этих коронавирусов.
– А
каковы другие их свойства?
– Что касается их контагиозности
– заразности, способности распространяться в человеческой популяции или летальности
– они не являются рекордсменами. Тот же SARS-CoV-2, вызвавший эпидемию тяжёлого острого респираторного
синдрома в 2002-2003 годах, давал летальность 9,6%. Летальность от ближневосточного
респираторного синдрома, этиологически связанного с MERS-CoV, природные очаги которого находятся на территории
Аравийского полуострова, может превышать 30%. А COVID-19 даёт летальность –
2-4%. При всём цинизме заявления, этого недостаточно, чтобы паниковать. Вместе
с тем, необходимо учитывать, что в странах Южной Европы летальность при COVID-19 приближается к 10%, в США немногим дальше от этого
показателя, однако это характеризует не столько биологические свойства SARS-CoV-2, сколько
систему обеспечения биологической безопасности и здравоохранения в
соответствующих государствах.
Если мы возьмём
непривитую часть из групп риска по гриппу А, а среди них – маленькие дети,
пожилые люди, больные с сердечнососудистыми и лёгочными заболеваниями, иммунодефицитами,
лишним весом, беременные и курильщики, то обнаружим летальность на уровне 1-3%.
Так что видим сопоставимые цифры. Но очень плохо, что может происходить быстрое
утяжеление состояния заболевшего.
– Вы
говорили, что в России – лучшая в мире система обеспечения биологической
безопасности. Как она справляется с нынешней ситуацией?
– На конец марта
эпидемическая ситуация в России развивалась по оптимистическому сценарию. На
территории нашей страны регистрировались лишь завозные случаи COVID-19 и небольшие семейные микроочаги либо заражение
ближайших контактёров. Эти завозные случаи и связанные с ними микроочаги
инфекции пока удаётся вовремя выявлять и эффективно изолировать, не допуская
эпидемических продолжений. Во главе этого процесса стоит Федеральная служба
Роспотребнадзора – вертикально интегрированная федеральная структура,
обладающая соответствующими полномочиями и колоссальным опытом организации
противоэпидемических мероприятий (как в нашей стране, так и за рубежом).
Однако Россия
продолжает возвращать своих граждан из эпидемически неблагополучных стран и это
правильно не только с политической, но и с культурологической точки зрения. Тем
не менее, это таит в себе естественные эпидемиологические риски: если
количество инфицированных достигнет 20-40 тыс. человек, сдержать выход
эпидемического процесса на «оперативный простор» будет крайне сложно. Система
ведь не «резиновая» и обладает пределом возможностей. Правда, своевременные
меры, принятые на уровне Правительства Российской Федерации, позволили выиграть
время и подкопить запас прочности, однако и он не бесконечен…
– Что
можете сказать в отношении перспектив распространения коронавируса?
– Россия – самая
крупная в мире страна и имеет значительные региональные особенности, недоучёт
которых всегда заканчивался катастрофически. Наибольшее опасение эпидемиологов
сейчас вызывает Москва и Московская область, как крупнейший транспортный узел.
Здесь наблюдается постепенный переход к экспоненциальному росту числа
инфицированных SARS-CoV-2. Я далек от мысли, что этот экспоненциальный рост
быстро прекратится. Во всяком случае, вряд ли он прекратится до Дня Победы.
Однако к середине-концу мая может наметиться точка перегиба (когда вторая
производная эпиддинамики сменится с положительной на отрицательную) и
экспоненциальный рост плавно перерастёт в логистическую кривую, выходящую на
«плато». Отрицательный знак второй производной означает снижение величины
ежедневного прироста заболеваемости.
Что касается
других регионов, включая Приморский край, то наблюдается линейное увеличение
числа инфицированных, что позволяет надеяться на выход на «плато» (то есть
остановку прироста случаев COVID-19) гораздо
раньше. Причём линейный прирост наблюдается даже в таком крупном городе, как
Санкт-Петербург. Однако, следует помнить, что мы единая страна, и «отсидеться
по региональным углам» будет невозможно.
Поэтому надо
надеяться надо на лучшее, но готовиться – к худшему.
– Можно
надеяться, что в обозримом будущем будет разработана вакцина против
коронавируса?
– Вакцина уже
проходит испытание. Думаю, что в России она к лету пройдет испытания на
животных, к концу года – на людях, и будет готова к широкомасштабному
производству. Полагаю, что основные сложности будут связаны как раз с
разворачиванием производственных мощностей…
– А как
заграница помогает особо нуждающимся?
– Сложно сказать. Складывается
ощущение, что Евросоюз поставил задачу показать себя «плохим парнем». Судите
сами: Италия просит оказать экономическую, медицинскую помощь, – «нет, ребята,
мы не можем». Границы все позакрывали, ни аппараты ИВЛ, ни даже маски передать
не могут, самим, мол, не хватает. Россия и Китай – единственные страны, оказавшие
реальную помощь Италии.
Оказалось, что
Евросоюз создан не для того, чтобы помогать в критической ситуации, а для того,
чтобы «правильно» перераспределять ресурсы в период относительного благополучия.
Сейчас в Европе каждый выживает сам. Нельзя исключать, что подобная участь не
постигнет различные штаты США.
– Сейчас
в интернете можно прочитать и услышать всё что угодно о COVID-19. Кому можно верить?
– Верить нужно официальной
информации Правительства Российской Федерации, сайту Роспотребнадзора, сайту
Минздрава и пока ещё сайту Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ). Что
касается ВОЗ, то цифры они приводят верные, но решения принимают спорные. Например,
ясно, что пандемию объявили преждевременно. Я не говорю, что её не нужно
объявлять, но это сделали, когда не было достаточных показаний, хотя бы потому,
что в Китае уже нет эпидемии, а в России – ещё не было (лишь завозные случае –
я уже говорил об этом).
–
Михаил Юрьевич, во время вашего, ставшего известным, доклада на Учёном Совете ДВФУ
17 марта вы, докладчик, выступали без маски, а все члены Учёного совета были в
масках. Поясните свою позицию.
– На тот момент у
нас в Приморском крае не было выявлено ни одного даже завозного случая. Ношение
маски было преждевременным демонстрационным поведением. Пока нет полноценного
эпидемического процесса, и вы не можете встретиться с заболевшим в общественном
месте, носить маску постоянно не нужно.
Каждый из
участников демонстрировал то, что считал необходимым, и делал это правильно.
Ректорат должен был продемонстрировать, что он готов к эпидемическому процессу
(вот у нас и маски есть, и средства стерилизации для рук), а я должен был
продемонстрировать, что, несмотря на то, что мы готовимся к худшему, у нас в
Приморье эпидемический процесс ещё не запущен.
– Вы
не так давно вернулись из Москвы. Насколько серьёзно там положение? Возможно ли
закрытие метро?
– Не скажу, что Москва
живёт нормальной жизнью, но я там не видел признаков паники. Метро не закрыли,
но всерьёз обсуждается ограниченный доступ в него. Без театров люди смогут
пережить, а без перемещения по мегаполису – нет. Совсем остановить мобильную
активность столицы невозможно. Если закроют метро и людям придётся ездить в
автобусах, ситуация ухудшится.
– Михаил
Юрьевич, вирусы из Китая отличаются от вирусов из США, а последние – от
обнаруженных в Италии, что дало основания некоторым журналистам предположить
чуть ли не биологические диверсии. Для этого есть основания?
– Оснований для
конспирологии я не вижу.
Мутации –
нормальный процесс для любого вируса (особенно – РНК-содержащего, каковым
является этиологический агент COVID-19). Более того, любой
вирус меняется быстрее, чем к нему приспосабливается организм потенциального
хозяина, иначе вирус не выживет. Ничего нового в этой ситуации мы не видим.
Даже на примере
вируса гриппа A мы знаем, что в начале эпидсезона выявляются
одни штаммы, а в конце – другие. Это тоже совершенно нормальное явление. Не
надо думать, что кто-то специально завёз в Италию более патогенный или
вирулентный вирус. При завозных случаях всегда действует закон «бутылочного
горлышка»: небольшие количества завозимого инфекционного агента подвержены
флуктуациям, но после распространения в популяции чувствительных хозяев эти
флуктуации быстро амплифицируются.
Однако не стоит
сваливать всё на различия биологических свойств различных штаммов SARS-CoV-2. Например, в
Германии и в Италии циркулирует один и тот же штамм вируса, а летальность
отличается почти на порядок. Очевидно, что дело здесь не в вирусе…
– Потому
что несовершенна организация противоэпидемических мероприятий?
– Да, противоэпидемические
мероприятия итальянцы демонстративно провалили. Они делали всё просто наоборот.
У них близился карнавальный сезон, а за два месяца перед карнавалом – самый,
извините за выражение, «чёс». Китайских туристов там было много. Но вместо
того, чтобы отменить все празднования и закрыться, как это сделали Китай, а
затем – Россия, итальянцы проявили беспечность, и получили плачевный результат.
Или другой пример.
Помните ситуацию в Японии с круизным лайнером? Надо было сразу же на пристани
развернуть полевые инфекционные госпитали и разместить в них все 4 тысячи
туристов, среди которых большинство было пожилых (группа риска). Странно,
почему этого не сделали японцы, у которых достаточно своих ресурсов, да и ВОЗ
бы помог. Но они пошли по формальному пути, объявив карантин, оставив всех
туристов на корабле, возможно, побоявшись ответственности и понадеявшись на то,
что собственник судна сам примет все необходимые меры и понесёт необходимые
расходы. Лайнер предназначен для общения и совсем не отвечает противоэпидемическим
требованиям, которые всегда подразумевают изоляцию. Санитарное судно и круизное
– два совершенно разных объекта с точки зрения разделения людских потоков,
организации вентиляции помещений и т.п. В этом печальном случае власти тоже
понадеялись на лучшее и не подготовились не только к худшему, но даже к
предсказуемо-закономерному.
– Какой
у вас прогноз по развитию ситуации?
– Полагаю, что европейские
страны, даже «разгородившись», всё-таки «соберутся» каждый по-отдельности и к
лету возьмут ситуацию под контроль. В том и числе и Италия, даст Бог, сможет
это сделать с помощью России. В нашей стране всё будет нормально, как и у наших
дальневосточных соседей, если китайскому руководству не придёт в голову
продемонстрировать политику открытости, пытаясь загладить навязываемое им
западными СМИ чувство вины.
Мир стал тесным, напоминая коммунальную
квартиру, где каждый не прочь в чём-то обвинить соседа, получить с этого
выгоду. И вот нам, живущим в самой большой коммунальной комнате, в этом смысле
нужно подумать о том, что если здесь «полыхнёт» какое-нибудь природное очаговое
заболевание, к нам претензии будут самые серьёзные. А полыхнуть – может, потому
что летучие мыши, например, есть и у нас. Не того вида, что в Китае, и
коронавирусы у них другие, но кто сказал, что они могут оказаться менее
опасными, чем там?
Сейчас я занимаюсь
изучением вирусов летучих мышей исключительно благодаря собственному интересу и
энтузиазму моих сотрудников. За последние годы я подавал несколько заявок в
различные российские фонды, и всякий раз натыкался на формулировку «Неактуально»…
– А
вы как в воду смотрели! Выходит, предсказывали неблагоприятную обстановку?
– Я как в воду смотрю
на протяжении всей научной биографии. Взять хотя бы публикацию 2013 года: «Коронавирусы человека: возросший уровень
биологической опасности». Напомню, в начале 2014 года произошла крупнейшая
вспышка БВРС на Аравийском полуострове.
Предупреждал, что
возможны к нам, в Восточную Азию, заносы, и в 2015-м Южная Корея «полыхнула». А
ведь была статья: «Ближневосточный
респираторный синдром: когда вспыхнет тлеющий очаг?».
Уже сейчас
необходимо думать о том, чтобы развернуть на территории Северной Евразии большую
государственную программу по изучению вирусов, связанных с летучими мышами.
Если вторая половина прошлого века прошла под эгидой изучения вирусов,
связанных с птицами (в первую очередь – вируса гриппа А), то эпидемические и
пандемические события первой половины века нынешнего диктуют необходимость
всерьёз заняться рукокрылыми.
Да, пока что у нас
лучшая в мире система обеспечения биологической безопасности. В СССР была
лучшая в мире система мониторинга природных очагов, но после так называемой
«перестройки» 1990-х годов мы потеряли лидерские позиции в этой сфере научной
деятельности. У нас ещё сохранились научные школы, но научная инфраструктура в
области вирусологии не соответствует уровню, ставшими очевидными, угроз.
Например, в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке нет ни одной вирусологической
лаборатории, способной проводить исследования с патогенами первой группы
биологической опасности. А в Российской академии наук вообще нет ни одной такой
лаборатории. Это многое объясняет.
Я себя отношу к
советской школе вирусологов, так как учился ещё по советским образовательным
программам у специалистов-вирусологов советского образца. Продолжаю придерживаться
привитых мне принципов организации этой деятельности, но в отсутствие
необходимых средств невозможно обеспечить требуемые результаты.
Государство должно сформулировать чёткий
заказ на мониторинг природных очагов вирусных инфекций не только Федеральными
службами, но и Российской академии наук. Достаточно вспомнить о том, что именно
в лоне РАН была сформулирована концепция природной очаговости (это сделал в
1939 году академик Е.Н. Павловский, обобщив свои исследования клещевого
энцефалита на Дальнем Востоке в 1937-1939 годах). Если потеряем ещё 10-15-20
лет, нам придётся копировать опыт Китая, США или Евросоюза – это уж кто к чему
будет склонен. Копировать опыт других стран всегда хуже, чем развивать свой
собственный. Именно об этом сейчас надо говорить, именно здесь Дальневосточное
отделение Российской академии наук должно сказать своё веское слово. Государство
обязано обозначить свою политическую волю в этом вопросе!
Иначе вполне
возможно у нас в Приморье получить второй Ухань с той лишь разницей, что мы не
сможем обеспечить такую же, как у наших китайских коллег, скорость
идентификации возбудителя эпидемии.
– Нам
показали, какой эпидемия может быть, и мы должны сделать выводы.
– А мы не вполне знаем
обстановку на собственной территории.
Нельзя проводить мониторинг природных
очагов по принципу: «В этом году мы грант выиграли, мониторинг проводи; в
следующем году грант не получили, придётся сезончик пропустить». Мы должны
следить за трендом, не пропуская ни одного сезона. Только тогда мы сможем
говорить о том, что нас ожидает. А грантовая система не позволяет проводить
регулярные исследования. Сейчас – лучшее время об этом напомнить. Потому что
когда пандемия COVID-19 окончится, все
будут считать экономические потери, думать, как восстанавливать производство, и
говорить о том, что денег для РАН на изучение природных очагов не осталось… Как
всегда, к сожалению.
Фото
из личного архива Михаила Юрьевича ЩЕЛКАНОВА
Комментариев нет:
Отправить комментарий