Статья любезно предоставлена автором, Олегом Львовичем Фиговским
О.Л. Фиговский
«Если тебе
роют яму – не мешай.
Закончат
– сделаешь себе бассейн...
Если тебе плюют в
спину – гордись! Ты впереди...»
Конфуций
В седьмом
номере 2012 года журнал «Знание – сила» опубликовал две мои работы по модернизации
России и инновационному образованию, которые были прокомментированы профессором
Георгием Малинецким, который отмечает: – «Главный тезис О.Л. Фиговского, состоящий
в том, что будущее модернизации России, развитие в стране сильного высокотехнологичного
сектора экономики, переход от нынешнего «паразитирования на трубе» к инновационному
пути развития, определят, в конечном счете, инженеры, представляется мне верным,
глубоким и крайне важным. Однако аргументы наши различны, и логика представляется
иной».
Далее Георгий
Малинецкий уточняет, что «прорывы требуют большой систематической, многолетней работы
высококвалифицированных коллективов и, конечно, денег. И ни фонды, ни гранты, ни
стартапы, ни откаты, ни благоволение отдельных чиновников, ни блестящие разработки,
о которых пишет О.Л. Фиговский, тут не помогут».
На мой
взгляд всё здесь правильно, ибо только инновационные инженеры с хорошим образованием
ведут страну к прогрессу.
«В 90-е
дети мечтали стать рэкетирами или валютными проститутками. Сейчас опросы показывают,
что подрастающее поколение желает идти в чиновники. Лет 10 назад в Москве уже была
средняя школа с уклоном в экономику и сферу налогообложения в энергетике. Не так
давно в МГУ имени М.В. Ломоносова был создан факультет высшего государственного
аудита. Жизнь-то налаживается. А там, глядишь, и до инженеров дело дойдет» – заключает
Георгий Малинецкий.
Однако,
как я неоднократно писал, уровень инженерной подготовки в России постоянно снижается.
По мнению профессора Константина Сонина «в советское время, закончившееся 20 лет
назад, математика и физика собирали множество талантливых людей. Дело было, конечно,
не в особых привилегиях, которые получала »высшая каста» – академики и руководство,
– и не в разного рода пропаганде (вспомните различных положительных героев-ученых)
в советском кино. Основная причина состояла в том, что в СССР была запрещена большая
часть занятий, которые могли бы привлечь талантливого и амбициозного человека. Во-первых,
запрет на занятие бизнесом и политикой, основными областями приложения амбиций и
таланта в не тоталитарных обществах. Во-вторых, запрет на разного рода творческую,
культурную и благотворительную деятельность. В-третьих (уже внутри науки), фактический
запрет на занятие общественными науками – экономикой, политологией, социологией,
современной историей и т. д. Эти запреты и обеспечивали огромный приток талантов
в небольшое количество узких специальностей; неудивительно, что в этих специальностях
концентрация талантов и достижения были на мировом уровне.
После развала
советского государства и исчезновения запретов на профессии значительное число выпускников
школ устремилось, вместо математических и физических факультетов, на другие специальности.
(Я пишу про выпускников, но этот процесс шел во всех возрастных категориях.) Именно
это перераспределение (а не »деградация средней школы»), по всей видимости, стало
основной причиной жалоб на падение уровня математического образования абитуриентов
со стороны профессоров математики и физики. Они просто не учитывают тот факт, что
теперь имеют дело со значительно более слабой выборкой абитуриентов – многие сильные
ребята теперь идут в бизнес, политику, общественные и гуманитарные науки. И средние
показатели по оставшимся, и лучшие из них теперь ниже».
Вероятно,
это одна из важнейших причин, почему на инженерных факультетах университетов резко
снизился уровень студентов и надо делать максимум для поднятия престижа инженерной
профессии. Современные тенденции развития инновационной деятельности в России далеко
не в полной мере отвечают ожиданиям, связанным с формированием экономики инновационного
типа, обеспечением динамичного устойчивого роста, повышением конкурентоспособности
продукции и качества жизни населения. Пока нет оснований говорить о технологических
прорывах в промышленности, интенсивном освоении результатов ИиР. Восприимчивость
бизнеса к нововведениям, особенно технологического характера, остается низкой. Более
того, последние данные свидетельствуют об определенной стагнации в этой сфере (см.:
Инновационное развитие – основа модернизации экономики России: Национальный доклад.
– М.: ИМЭМО РАН, ГУ–ВШЭ, 2008). На практике инновации пока слабо влияют на экономику.
В свою очередь, макроэкономическая ситуация и институциональная среда сдерживают
инновационную активность предприятий.
Рассматривая,
как пример, развитие нанотехнологий в мире, можно отметить резкое увеличение объёма
выпуска нанотехнологической продукции. По оценке Lux Research, за период 2004–2007
гг. рынок продукции с использованием развивающихся нанотехнологий вырос с 19 до
149 млрд долл. (137 млрд долл. – конечные продукты с использованием нанотехнологий,
9.8 млрд долл. – нанополуфабрикаты). Производство наноматериалов за тот же период
увеличилось с 311 до
678 млн долл.; при этом 60% его объема приходилось на рынки керамических и металлических
наночастиц. Более медленный рост рынка наноматериалов обусловлен тем, что многие
из них еще не вышли из исследовательской фазы. Кроме того, при производстве некоторых
нанополуфабрикатов используются нанотехнологии, но сами они не состоят из наноматериалов
(память на основе магниторезистивного эффекта, MRAM и др.), поэтому рост их производства
не отражается в стоимости конечной продукции. В 2004 г. большая часть наноматериалов
производилась в США (144 млн долл.) и странах Азиатско-Тихоокеанского региона (100
млн долл.) – суммарно 79% мирового рынка. Эта цифра практически не изменилась и
к 2007 г. – 76%. На быстрорастущем мировом рынке нанополуфабрикатов доля США (в
2004 г. – 61%, 11 млрд долл.) к 2007 г., напротив, сократилась до 40% (59 млрд долл.).
Вклад стран Европейского Союза составил в 2007 г. 47 млрд долл., Азиатско-Тихоокеанского
региона – 31 млрд долл. Как уже отмечалось, на мировом рынке продукции с использованием
нанотехнологий доминирует сектор производства и материалов, однако его доля сократилась
в 2004–2007 гг. с 83% (16 млрд долл.) до 66% (97 млрд долл.). Сектор ИКТ и электроники
в результате широкого распространения дисплеев на органических светодиодах (OLED)
и углеродных нанотрубок в литий-ионных аккумуляторах за тот же период стремительно
увеличился с 207 млн до 35 млрд долл.
Как показано
в «Программе развития наноиндустрии в Российской Федерации до 2015 года», сегодня
Россия более чем в 10 раз уступает США по числу нанотехнологических центров. Ее
доля в числе международных нанотехнологических патентов составляет менее 0.2%. Несмотря
на большое количество отечественных научных организаций и вузов, ведущих фундаментальные
и экспериментальные работы, образовательную деятельность в области нанотехнологий,
Россия все еще значительно отстает от США по общему числу научных статей и зарегистрированных
патентов, умению инкорпорировать нанотехнологические прорывы в новое производственное
оборудование и готовые продукты. В стране не организуются на регулярной основе масштабные
нанотехнологические форумы и конференции мирового уровня, а отечественные специалисты
редко участвуют в крупных зарубежных нанотехнологических мероприятиях. Сохраняется
разрыв между высоким качеством проводимых исследований, созданных научно-технологических
заделов и низким уровнем инфраструктуры их поддержки. Эти и другие особенности подтверждаются
и зарубежными специалистами. По данным Lux Research, Россия практически не отстает
от ведущих научных держав по уровню исследований, занимая шестое место в мире по
количеству статей нанотехнологической тематики, опубликованных с 1995 по 2007 г.
(впереди США, Китай, Япония, Германия и Франция) В то же время в области коммерциализации
ее позиции заметно хуже – только 16-е место по количеству международных патентов
в области нанотехнологий.
Я не раз
писал о необходимости создания именно новых патентноспособных технологий, но в реальности
всё ещё делается упор на покупку и освоение зарубежных технологий.
Премьер-министр
РФ Дмитрий Медведев, выступая 12 июля на международной выставке «Иннопром-2012»
в Екатеринбурге, определил четыре направления, которые будут определять новый облик
российской промышленности. Глава правительства сослался на мнение экспертов, согласно
которому мировая экономика стоит на пороге нового индустриального цикла, который
приведет к реструктуризации традиционных спектров промышленности.
Первым
аспектом глава правительства назвал переход к управлению жизненным циклом изделия.
«Уже на этапе проектирования продукта должны закладываться параметры и расходы,
связанные с его обслуживанием, а затем и с выведением его, в конечном счете, из
эксплуатации», - пояснил он.
Вторым
аспектом Медведев назвал «глубокую автоматизацию проектирования и инжиниринга»,
когда производители переходят на проектирование в «цифре». «Это пока у нас еще не
очень хорошо идет, но этим мы обязаны заниматься, потому что мы понимаем: чем бы
мы не занимались, какие бы продукты мы не создавали, без наличия цифровой модели
они, по всей вероятности, слабо будут продаваться за границей и у них не будет будущего»,
- отметил премьер. При этом он упомянул также «суперкомпьютерное моделирование»,
которое, по его словам, является приоритетом современной промышленной политики.
Третьим
пунктом Медведев назвал использование производств и материалов нового поколения.
По его словам, в настоящее время в мире все большее распространение получает идея
создания материалов под конкретный продукт. В качестве примера он привел композитные
материалы, которые изначально использовались в авиакосмической отрасли, а теперь
применяются во многих других отраслях экономики.
Четвертым
аспектом, по словам премьера, является развертывание промышленной инфраструктуры
нового типа, так называемых «умных сред». «Умные дороги, умные сети, умные производства.
Концепция умных заводов предполагает максимальную автоматизацию производственных
процессов за счет внедрения робототехники, что естественно способствует росту эффективности
производственных процессов», – сказал Медведев.
Для практической
реализации этих направлений необходимо появление в России критической массы инновационных
инженеров, способных к выполнению таких задач и следует незамедлительно начать их
подготовку. Для современной инженерной деятельности
характерна глубокая дифференциация по различным отраслям и функциям, которая привела к разделению ее на целый ряд взаимосвязанных
видов деятельности и выполняющих их кооперантов. Такая дифференциация стала возможной,
однако, далеко не сразу. Сложная кооперация различных видов инженерной деятельности
складывалась постепенно. На первых этапах своего профессионального развития инженерная
деятельность была ориентирована на применение знаний естественных наук (главным
образом, физики), а также математики, и включала в себя изготовления новой технической
системы. Инженерная деятельность, первоначально выполняемая изобретателями, конструкторами
и технологами, тесно связана с технической деятельностью (ее выполняют на производстве
техники, мастера и рабочие), которая становится исполнительской по отношению к инженерной
деятельности.
Инженерные
исследования, в отличие от теоретических исследований в технических науках, непосредственно
вплетены в инженерную деятельность, осуществляются в сравнительно короткие сроки
и включают в себя предпроектное обследование, научное обоснование разработки, анализ
возможности использования уже полученных научных данных для конкретных инженерных
расчетов, характеристику эффективности разработки, анализ необходимости проведения
недостающих научных исследований и т.д. Инженерные исследования проводятся в сфере
инженерной практики и направлены на конкретизацию имеющихся научных знаний применительно
к определенной инженерной задаче. Результаты этих исследований находят свое применение,
прежде всего в сфере инженерного проектирования. Именно такого рода инженерные исследования
осуществляются крупными специалистами в области конкретных технических наук, когда
они выступают в качестве экспертов при разработке сложных технических проектов.
Традиционное
инженерное мышление ориентировано в основном на приложение знаний лишь естественных
и технических наук и создание относительно простых технических систем. Поэтому потребовалось
формирование системотехнической деятельности, направленной на создание сложных технических
систем.
Свои проблемы
имеют многие страны и в том числе ведущая научно-техническая держава – США. Так,
профессор института Технологии в Ньюарк Александр Болонкин отмечает, что хотя наука
и технология в США достигла значительных успехов и Америка является ведущей научной
и технологической державой мира в большинстве определяющих технологий. Однако расходуются
эти деньги далеко не наилучшим образом. Это следствие как бюрократических структур
так и чисто человеческих факторов. Оценкой проектов часто заняты малокомпетентные
люди, которые не вступая в дискуссию с авторами предложений конфиденциально дают
рекомендации руководству (а во главе крупнейших научных учреждений США стоят не
ученые, а администраторы) свои заключения, основанные не на интересах государства
и общества, а на своих поверхностных суждениях, симпатиях и антипатиях, знакомствах,
дружеских отношениях, замаскированных формах подкупа. Малоизвестным ученым и особенно
эмигрантам пробиться через эту бетонную стену бюрократии сложно. К сожалению, и
большинство ученых, когда стоит вопрос о распределении ассигнований на проекты,
тянет одеяло на себя, либо помогает своим друзьям. Система выдачи грантов на исследования
малым бизнесам практически не работает вследствии распределения этих грантов среди
своих одних и тех же бизнесов, а также того, что крупные фирмы легко обходят эти
органичения, объявляя какое-нибудь свое подразделение «малым» бизнесом. Национальный
научный Фонд дает гранты в основном университетам, где ставки профессуры не зависят
от научной работы и они мало заинтересованы в серьезных трудоемких научных разработках,
да и не имеют для этого достаточно времени.
Патентование
стало практически недоступно для индивидуальных изобретателей. Только крупные фирмы
могут потянуть большие расходы ($20...35 тыс.), которые необходимы для патентования
в США, а поскольку важные изобретения необходимо патентовать в основных индустриальных
странах, то расходы на патентование вырастают до астрономических величин.
Мне эта
публикация представляется весьма интересной, ибо ситуация во многом аналогична российской,
хотя в России на мой взгляд, ситуация не менее остро. Так, Алексей Одинцов считает,
что Новосибирский Академгородок – готовое «Восточное Сколково». Сегодняшний Академгородок
под Новосибирском, невзирая на 55-летний возраст, в чем-то похож на послезавтрашнее
Сколково. Это тоже территориально обособленный научный центр со «своими» университетом
и технопарком, с компактной жилой зоной. Но главное отличие Академгородка – то,
что он существует в настоящем времени. Здесь развиваются десятки научных школ, признанных
ведущими в стране и в мире. Здесь работают институты Сибирских отделений РАН и РАМН,
поблизости – федеральный медицинский центр «Клиника Мешалкина» и вирусологический
«Вектор». Научные институты получают кадровую подпитку, прежде всего из Новосибирского
госуниверситета. Картину научно-инновационного центра дополняет технопарк, учрежденный
Сибирским отделением РАН и региональным правительством. Сходство со сколковской
моделью дополняется присутствием в Академгородке представительств и центров иностранных
корпораций – таких как Intel, Shlumberger, Baker Hughes и других.
Казалось
бы, всё есть для создания научно-технологического кластера, однако приоритет отдаётся
именно Сколково, не имеющего такой научной среды и базовой науки, как Новосибирский
Академгородок.
И ещё один
аспект, касающийся взаимодействия науки религии, о чём я писал уже дважды. Исследования
когнитивных основ религии дали целый ряд любопытных результатов, которые в журнале
NewScientist попытался обобщить Роберт Макколи,
директор Центра разума, мозга и культуры при Университете Эмори (США) и автор новой
книги «Почему религия естественна, а наука нет». В частности он пишет,
что наука не представляет никакой угрозы для религии – вопреки страхам верующих
и надеждам воинствующих атеистов.
Во-первых,
оба лагеря недооценивают силу и распространённость естественных когнитивных систем.
Религиозные идеи и практики возникают спонтанно и неизбежно. Они выглядят так, будто
порождены здравым смыслом – в отличие и от науки, и от богословия.
Во-вторых,
они недооценивают силу богословия, ведь оно основано на словоблудии и способно удобным
образом объяснить абсолютно всё, до чего докопается наука. Ни Коперник, ни Галилей,
ни Дарвин не смогли поколебать религиозную картину мира. Теологам понадобилось некоторое
время на поиск формулировок, после чего всё устаканилось.
Третий
момент состоит в том, что и верующие, и атеисты недооценивают, насколько трудно
заниматься наукой. Это намного более сложная вещь, чем теология. Наука обладает
порой совершенно «эзотерическими» интересами, её выводы иногда выглядят нелогично
и формулируются предельно малопонятным образом. К тому же наука – это обширная,
сложная и дорогостоящая социальная организация труда и передачи знаний, которая
из-за всего этого чрезвычайно хрупка – по сравнению с религией.
Вероятно,
взаимодействие науки и религии является одной из причин того, что успех Японии и
Юго-Восточной Азии в целом явился опытом, который не вписывается в модернизационные
теории и разрушает представления социальной науки об обществе. Сравнение Японии
и других стран Юго-Восточной Азии с Западом показывает, что технологическое сходство
и наличие ряда демократических институтов соседствует с исключительной культурной
специфичностью стран данного региона. Модернизация, которая могла бы привести к
«новому случаю современности», обычно основана на смене культурной идентичности
на западную. Здесь такой смены не произошло, и достигнута скорее не современность,
а конкурентоспособность с Западом обществ, которые сочетают технологическое развитие
с сохранением традиций и достаточной закрытостью, локальной спецификой. Так, коллективизм
и солидарность плохо согласуются с принципом современности – становлением автономного
индивида. В послевоенной Японии была предпринята либеральная попытка, направленная
на формирование индивидуализма, но она не реализовалась.
В начале
века существовало полное и абсолютное представление о том, что западный авангард
вырвался вперед, и его никто не догонит. Во многих источниках приводятся сегодня
прогнозы Всемирного банка, определенно фиксирующие перемещение центра экономического
развития с Запада в Юго-Восточную Азию и ослабление экономических позиций России.
Не имитация, не призыв смотреть на США или Западную Европу стимулировал развитие
этих стран, а создание национальной идеологии, удовлетворяющей притязания противоборствующих
социальных сил: почвенников и модернизаторов. В каждой стране есть такие противоборствующие
силы. Их объединил взгляд на модернизацию не как радикальную перемену знаков развития
и всех ценностей, а как на технику, технические приемы, которые, с одной стороны,
позволяют стране развиваться, а с другой – позволяют ей сохранить свойства нации,
ее особенности. Без такой идеологии национального согласия невозможно ни развитие,
ни модернизация, ни ее современная форма – постмодернизация. Именно отсутствие такой
общенациональной идеологии, общей цели – также центральная проблема сегодняшней
России. Анклавы как следствие имитации чужого опыта ведут к этническому разрыву
и заставляют задуматься о сохранении этнической целостности. Идеология согласия
в отношении модернизации, а точнее постмодернизации – развития для выживания, сохранения,
приумножения национальных культур (которые без развития страны погибнут, не выживут
в мире) создают общенациональную способность осуществить развитие.
Вот такие
мысли появились в результате дискуссии с
профессором Георгием Малинецким. А каждая дискуссия полезна, ибо в её результате
могут возникнуть новые решения проблемы.
Олег
Фиговский, доктор технических наук, почетный профессор КТТУ им.
Туполева и ВГАСУ, академик Европейской Академии наук, директор INRC
Polymate (Израиль) и Nanotech Industries, Inc. (США), зав.кафедрой
ЮНЕСКО «Зелёная химия».
Комментариев нет:
Отправить комментарий