четверг, 5 апреля 2018 г.

Лев Киселёв. Стихи разных лет


Передо мной моя дорога, мои тревожные края...

Лев Владимирович КИСЕЛЁВ

О пользе гриппа

Отгрипповал и рад, что выжил, –
спасибо богу и жене,
я за порог из дома вышел,
и солнце светит в вышине.

Какое счастье – после хвори
идти, балдеть от чепухи,
глазеть на женщин и на море
и рифмы складывать в стихи.

Забавы нет, пожалуй, проще –
бери слова, рифмуй подряд:
уж тает снег, ожили рощи,
ручьи весенние шумят...

А можно так: звенят капели,
и стало в воздухе теплей,
весна, присев на край панели,
с ладони кормит голубей.

Продолжить можно эту тему,
любой используя размер,
украсив дактилем поэму,
или хореем, например.

Ветер дует-задувает,
завывает и поет,
и подстреленною птицей
ударяется об лед.

Море треснуло, и льдины
расползаются, как дни,
подставляя ветру спины,
пьют струю из полыньи.

Небо блещет синевою,
солнце в кружеве дрожит
и с косматой головою
     к  равноденствию спешит.


По базарам дух весенний
рыщет в поисках куска...
Где-то слышится веселье, 
где-то прячется тоска…

Пусть оживают лес и долы,
хандрить нам вовсе не резон,
весна идет, задрав подолы,
весна –  ликующий сезон.

Пусть солнце пляшет, ветер вьётся,
и снег сползает с круч вершин,
а мы свой экскурс, как ведётся,
стихом победным завершим...

Весна опять в азарте пьяном
грозит восторгом первых гроз,
и смотрит в светлые поляны
лес, зачарованный до слёз.

Блуждают шорохи ночами,
сбивая с круч последний снег,
дороги вешними ручьями
уж прослезились в русла рек.

Короткий век свой тешит верба,
таранит почву первоцвет,
и на опушке самый первый
лист клейкий выстрелил в рассвет.

И снова – даль, и снова –  тяга
в глубь половодий и полей,
и нет в душе иного шага,
и в жизни нет иных путей.

Понять бы всё, умчась в погоне,
и раствориться в звоне дня;
весна опять на переломе
идёт, бунтуя и звеня.



***

Над Европой погода –
как капризная дама,
к сожаленью, я сроду
не видал Амстердама.

Альбион перламутрью
сизой утренней дымкой
за Ла-маншевой мутью
проплывал невидимкой.

Справа Франции рыжей
миновали окрайны,
и остались в Париже
все парижские тайны.

Вниз скатились откосно
с Каттегатовой горки,
никогда не был в Осло,
не бывал в Гетеборге.

Скоро пиво по праву
будем пить по-российски
в этом прусском Пилау,
а по-русски –  в Балтийске.


Бьют холодные ливни
по волнам Скагеррака,
молний синие линии
чертят призраки мрака.

Солнце свежее, раннее
прямо по носу светится,
справа –  скучная Дания,
слева – скучная Швеция.

Фиолетовой мазью
зашпаклевано небо,
к сожаленью, ни разу
в Копенгагене не был.

Скоро берег родной
встретит солью и хлебом,
и дымился Борнхольм,
на котором я не был.

Будем пить мы вино
и пахучие соки,
жаль, что не был давно
я на Дальнем Востоке.

*** 



Леса, ручьи и буреломы,
болота, вырубки и мхи,
прозрачной ночи перезвоны
и гор пологие верхи.

Чисты полуночные трели
и голоса печальных птиц,
и что-то скрыто в темных елях
на перепутье двух зарниц.
Я здесь простором бесконечным
освобожден от прежних пут,
пойду, свободный и беспечный,
в геофизический маршрут.

Пойду на связке по пикетам
через курумник и леса
и на таёжных тропах где-то
другие вспомню голоса.


Забыть ли всё, что там, далёко,
что бросил, в сердце затая?..
Передо мной моя дорога,
мои тревожные края.


***



Яблоко Гогена

Оно лежало отрешённо
у края плоскости кривой
и с болью мира обнажённой
ушло, казалось, в мир иной.

И в этой позе угловатой,
и в свете фосфорного дня
одним мазком предельно сжата
вся первобытность бытия.
В ней одиночество и страстность,
и созерцанье красоты
соединились безучастно
над гранью вечной пустоты.

А рядом, в тайне непорочной,
застывшей вечности следы,
природы-девственницы сочно
лежат лиловые плоды.

 ***

Зима, как грешница, дремала
на смятых простынях – нага,
и солнце белое упало
на сонный лес и на снега.

В завороженном равновесье
уже наметился рывок,
вздымаясь плыло поднебесье,
и наледь стыла вдоль дорог.

У дальних сёл –  ещё заносы,
и наст коробился корой,
резвясь, на Сретенье морозы
прошли тихонько стороной.

                                                                                                                                      ***


Длиннели дни; и снова круто
спешу под стук на прежний зов,
чтобы проникнуть в тайну чью-то,
не зная лиц и адресов.

По откровениям дорожным
пытаюсь явь и бредь связать,
их и отвергнуть невозможно,
и невозможно доказать.

А откровенья – что по сути
для друга брата иль врага?
Зима дремала на распутье,
и солнце падало в снега…



Придёт осенняя стихия
и завершит круговорот,
прорвётся в заросли глухие,
прольётся вниз лавиной вод.

С гнезда сорвётся листьев стая,
В немой весомости паря,
и, синь бездонную лаская,
вспорхнёт пожухлая заря.
Устанут волны одичало
дыбиться тяжестью свинца,
к родному берегу-причалу
прильнут, свернувшись у крыльца.

Ознобом выстелется поле...
К благим намереньям спеша,
из клетки вырвется на волю
заворожённая душа...

Всё обернётся новой явью,
и всё, что мог, уже постиг,
и скоро там, за ближней далью,
падёт листом последний стих.


Метнётся в отзвуке ненастья
под ветром завтрашнего дня
и, вспыхнув искрою, угаснет,
не дав ни дыма, ни огня.


***
   
  
Лов сельди в Уссурийском заливе

Похолодало; море стало
сверкать и брызгать чешуей
и тяжелеть, катясь устало,
под стекленеющей струей.

В ширь Уссурийского залива,
толкаясь гребнями винтов,
взбивая пену, торопливо
армада движется судов.

Горбатый берег – будто ящер,
поникший тушей в вечный дрейф,
и бухты Тихой шлейф дымящий,
и Горностая дымный шлейф.

Сияет солнце, море пучит,
И северняк как будто сник
И, изловчась, трухи колючей
Насыпал вдруг за воротник.

И вот косяк идет лавиной,
Глядишь – повсюду, тут и там,
Сверкая свежестью глубинной,
Свисает рыба по бортам.

Тут не зевай, лови мгновенье,
блещи искусством и без слов
со дна с заветным вдохновеньем
тащи трепещущий улов.

Народ задвигался, и сразу
с кормы на нос поперла масть,
и  рыбьи слезы как алмазы
сквозь пальцы катятся, искрясь.

Бьет в эпицентр струя тугая,
эскадру крутит так и сяк –
здесь в толще, жиром истекая,
снует и мечется косяк

Блестя с бортов слетели снасти,
свинец ударил в грудь волны,
дрожит, как нерв в минуту страсти,
конец натянутой струны.

Стоим у борта – локоть к локтю,
и сердце бьётся в унисон
и ждёт, когда упругой плотью
блеснёт холодный горизонт.

Клонилось солнце над Аскольдом
в лучах, нанизанных на ось,
и по воде, уже как по льду,
катилось, брошенное вкось.

На небе тени стали резче,
и сник, насытившись, азарт,
и поглотил в утробе вечер
судов умолкнувший базар.

Отягощённые добычей
Домой, усталые, спешим
к своим занятиям привычным
под визг колес и шум машин.

Идём в дрожащем силуэте,
где новый день уже не нов...
и хорошо, что есть на свете
лицензионный сельди лов.


***


Желтеет лес, и волны на бегу
сдержать не в силах тяжести своей,
и здесь на этом дальнем берегу
совсем не слышно криков журавлей.

Здесь чайки плачут над угасшим днём,
и жизнь течёт – тревожна и пестра,
и словно клен, охваченный огнём,
я тоже вспыхну пламенем костра.


И осень также, вспыхнув, догорит,
одежды сбросит, не страшась молвы,
и, вся нагая, рано до зари
пройдёт по склонам, не примяв травы.

И где-то там, в далёком-далеке,
за светлыми просторами полей
плывёт мой плот по стынущей реке,
и слышны в небе крики журавлей.



 ***


Когда бы мог
я собственною волей
избрать свой жребий
в бытии ином,
я стал бы пнём
в широком, чистом поле,
и сто колец
чтоб были  бы на нём.

Хотел бы стать
я пнём  под сенью клена,
который устоит
и в ветры, и в дожди,
и чтобы путник,
жизнью утомлённый,
мог отдохнуть
и дальше в путь идти.







А,    может быть,
стать пнём березы белой,
которую весной
спилили на дрова,
и чтобы рядом
с ягодою спелой,
как хмель, вилась
      зелёная трава.

И если дуб могучий
в три обхвата,
случится, упадёт
под тяжестью своей,
то на изломе,
может быть, когда-то,
я снова прорасту
побегами ветвей.


И если кто-то, проходящий мимо,
на этом пне устроит свой привал,
я буду там присутствовать незримо,
хотя я пнём …ни разу не бывал.


***


Дорогие мои, хорошие!
Все дороги быльем запорошены,
и как будто опять, блуждая,
я забрёл к вам из дальнего рая.

Наши дни как пружина сжаты,
и над морем бушуют закаты,
и в осенней крутой круговерти
пляшут ангелы, прячут черти.

За изломом небес вдалеке
стынет день на уснувшей реке,
и под ветром шумит листопад,
укрывая неубранный сад.




Этот сад – это наше жилище,
что-то в нём мы без устали ищем
и на счастье бросаем монету,
вслед за счастьем гоняясь по свету.

Новый день будет долго длиться,
а мгновенье как синяя птица
упорхнёт, не оставив следа,
ниоткуда и в никуда.

Где-то там, за неведомой гранью
мы весенней и гулкой ранью
повстречаемся словно прохожие,
дорогие мои, хорошие.


***

Я  Вами снова увлечён
и околдован в мире смутном,
не говорю Вам ни о чём,
а говорю лишь: «С добрым утром !»

А птица-молодость, увы,
в других краях весну встречает,
в какую даль глядите Вы,
мне «С добрым утром!» отвечая?


Распахнут мир, зовущий нас
глазами брошенного зданья,
и день прошёл, и миг угас,
я говорю Вам: «До свиданья!»

И Ваш ответ красноречив,
как недосказанное слово,
и прежний слышится мотив,
и увлечён я Вами снова.


 ***

Аномальная погода,
что ни день – то чудеса,
и в любое время года
с ума сходят небеса.

И под теми небесами –
толи пламень, толи лёд,
мы порой не знаем сами,
что нам жизнь преподнесёт.

Пройдут смуты, передряги,
сгинут зависть и корысть,
зарастут травой овраги,
распахнёт просторы высь.


Мир очнётся от дремоты,
море вспенится волной,
снова вспомнится мне кто-то,
дальний, близкий и родной.

И тебя я встречу снова,
вдруг споткнувшись на ходу,
онемев, с заветным словом
я к ногам твоим паду.

Ты пройдешь и лишь губами
тихо скажешь: «Всё пройдет»…
Времена столкнулись лбами,
на дорогах – гололёд.

*** 
  

Осенний лес отполыхал кострами,
     и по утрам, когда ещё темно,
    звезда стоит над сонными горами,
     глядит в моё открытое окно.

   И если время гонит хмарь и тучи,
   и в небесах не видно ни звезды,
    я все равно за гранью тёмной кручи
ищу её туманные следы.


Промчится вихрь, и вновь душа живая
залечит раны, онемев, замрёт,
слова мои, вы словно птичья стая,
кружа спешите в дальний перелёт.

Вновь будут дни – иллюзий и прозрений,
  прощаний, встреч, что минули давно,
и будет там, в круговорот осенний
светить звезда в открытое окно.

 ***  
  

Осенний лес отполыхал кострами,
     и по утрам, когда ещё темно,
    звезда стоит над сонными горами,
     глядит в мое открытое окно.

   И если время гонит хмарь и тучи,
   и в небесах не видно ни звезды,
    я все равно за гранью темной кручи
ищу её туманные следы.


Промчится вихрь, и вновь душа живая
залечит раны, онемев, замрёт,
слова мои, вы словно птичья стая,
кружа спешите в дальний перелёт.

Вновь будут дни – иллюзий и прозрений,
  прощаний, встреч, что минули давно,
и будет там, в круговорот осенний
светить звезда в открытое окно.

 ***

Я не люблю  гаданий и пророчеств,
но я – поэт, и потому – пророк,
и, дням прошедшим отдавая почесть,
хочу надеяться, что это – лишь пролог.

Хочу я верить в призрачное счастье
и время обратить, хотя б на время, вспять
и всё несбыточное собственною властью
как сон волшебный повторить опять.


Хочу, чтоб вновь в потоке жизни бурном
в сиянье дня и в круговерть ветров
мог оживить под колесом лазурным
бесценный груз невысказанных слов.

Хочу надеяться, что слово станет былью,
что в нём не будет призрачных следов,
и птица-молодость свои расправив крылья,
вновь обретёт свободу и любовь.

 ***








Комментариев нет:

Отправить комментарий