Ко Дню Победы
Все работники нашего Тулунского совхоза 21 июня 1941
года выехали
после завершения весенне-полевых работ на
традиционную «маёвку». День был солнечный,
теплый. Безветренный. На подготовленной для праздника огромной поляне была
сооружена добротная сцена, в разных концах поляны – торговые точки,
развешены флаги, флажки, вымпелы – повсеместное вкрапление кумача на фоне буйной зелени
создавало особую праздничность.
Прогуливались нарядно одетые родители, и их
причёсанные,
приодетые во все
новенькое отпрыски какое-то время чинно вышагивали рядом...
Началось
всё с
благодарных слов людям директора совхоза, с выдачи премий и наград, завершилось нашим ребячьим концертом песен, плясок и стихов.
Потом все разошлись под заранее облюбованные березки-ёлочки, расстелили
скатерти-самобранки и пошло веселье без регламента. Музыка не смолкала,
гармонисты поодиночке и все вместе то и дело подзадоривали кого-то выскочить с пляской, кого-то с песней.
Мы, ребятишки, водили хороводы, играли в подвижные игры, но взрослым старались
не мешать.
Еще
не успел «зашуметь камыш», как из кабины внезапно появившейся на поляне
полуторки хрипло закричал агроном: «Братцы, война!». Не все услышали сразу, но
худая весть не лежит... На поляну заторопились люди. Лица недоумённые... Не ослышались?
Откуда-то потянуло сырым ветерком, надвинулась за весельем не примеченная туча,
пошёл
дождь...
Разъезжались
с маевки, наскоро побросав сумки, совсем другие люди...
А назавтра у школы мы провожали на войну мужчин. В то
утро ушел брат
моего папы дядя Вася. И не вернулся. Осталась тетя Геня с шестью детьми, из
которых двух старших чуть позже тоже проводила на фронт и дождалась обратно
искалеченными и недолговечными. Нашего папу в армию не призвали, потому что он был
специалистом по животноводству,
а это была стратегическая отрасль народного хозяйства военного времени – людей всегда надо чем-
то кормить.
Мы,
ребятишки, действительно повзрослев с первых дней войны (эта фраза кажется
банальной, но это правда), пошли работать в совхоз помогать опытным работницам поднимать новорожденных
телят. Двум моим подружкам – Тане и Наде – и мне дали по три телёнка, за которыми мы
должны были присматривать, как за малыми детьми. После уроков, едва успев
проглотить обед, мы бежали к своим подопечным,
подогревали молоко, поили, кормили, мыли, чистили и дезинфицировали их кабинки... Потом я бежала
готовить уроки, пилить и колоть дрова, кормить наш домашний скот, возить для
него воду из колодца в бочки, чистить хлев. В семье было
пятеро детей – я, старшая, и четверо братишек, которые были намного младше.
Из
моих подшефных тёлочек
я очень любила Ангару. Она была чудным телёнком, покладистым, спокойным, ладным. А когда выросла,
стала давать рекордные по сибирским условиям удои, до 7 тысяч литров молока.
Она была любимой и у тети Шуры
Люшаковой, которой досталась в дойную группу.
Второе лето войны я так и не расставалась со своими
телятами. С тетей Нюрой Серебряковой мы обиходили подростков – телят. Непослушные, шаловливые, они требовали моих
резвых ног при выпасе, сильных и умелых рук тети Нюры при
выкорме и постоянного нашего общего догляда при летнем содержании за не очень частой изгородью из
жердочек. Осенью 1942 года наши бдения за
этой подвижной оравой закончились. Телят перевели в новую возрастную группу для
распределения по назначению: кого – растить
для пополнения молочного стала, кого – на откорм для сдачи на мясокомбинат. Жалко было
расставаться с повзрослевшими малышами, но мы, деревенские дети, росли народом
деловым: надо – значит
надо, как бы ни трепетало твое сердчишко при виде влажных глаз и мягких носов
любимцев.
Видно, неплохо справлялась я с ребятами – телятами, если на
следующее лето мне, семикласснице, доверили старшую группу детей работников совхоза в детском саду. Мамам надо было
работать, а детей оставить не на кого. В детский сад на младшую группу взяли
пожилую женщину, заведующая сама
поварила, а я со старшаками пела, играла, танцевала, читала им книги, водила
на речку купаться, занималась спортом... Нравилось мне заниматься с ними, наверное, и потому, что самой хотелось все это
делать не меньше, чем детям. Мы
славно провели лето. Никто из родителей не волновался за ребят: нянька глядела в оба.
Последнее военное лето наша ребячья бригада
заготавливала добавки к корму животных
на зиму. Сначала это были березовые веники, потом – крапива. Рвали её, связывали в пучки и развешивали под навесом и на чердаках для просушки.
Это была работа не для слабаков. В
волдырях были все открытые части тела. Жара, хочется сбросить с себя все
лишнее, и тут крапива кусает, как зверь. Но, как ни странно, к этим укусам
можно привыкнуть. Я и сейчас не боюсь крапивы. Говорят, что её укусы даже полезны
людям.
Мы
все лето работали на этих пищевых добавках для молочно-товарного склада, чтобы
молока было побольше и качество его было лучше. А это надо было для наших
защитников, на фронт в виде масла, сыра, мяса, чтобы они были сыты и фашистов
громили. Мы,
совсем не шутя,
воспринимали свою работу и уставали очень по-взрослому.
И когда я, уже в 2000-х годах,
имея на руках документы, подтверждающие мою причастность к работе в тылу в годы
Великой Отечественной войны,
обратилась за удостоверением труженика тыла, мне красивая, нарядная и упитанная
особа заявила, что «по нашему законодательству 12-летних детей на работу не
берут, и я напрасно стараюсь». Ей не было стыдно это сказать, потому что
жестокость последних лет жизни нашего государства стала мерой бытия, и ей было
невдомек, что бывали другие времена, другие порывы и другая мера отзывчивости
на общую боль и страдания народа. Да, мы в свои 12 лет работали незаконно: не
ждали 14-ти, чтобы вступить в договорные отношения с работодателями, а
«вкалывали», как взрослые, насколько хватало сил и совести. И не сколько
хотелось, а сколько было надо.
Разве нам получать
медали,
Принимать эти почести?
Заслужили мы их едва ли…
Разве только житейской
прочностью,
Только тем, что жили не
жалуясь,
Торопили в работе время,
Не считали ненужным малое
И большое – за тяжкое
бремя.
Подставляли руки, где
надо их,
Не искали ни в чём покоя,
Говорили: пока не до
радостей,
Видишь – время сейчас
такое.
Подошли времена другие,
Только руки остались
прежними –
Не такие уж молодые,
Но надёжные и прилежные,
В синих жилках, узлах и
морщинках,
Огрубели они, огрубели…
Но спросите вы, только
спросите,
Что не делали, что не
умели,
За какую работу не
брались,
Довести чтоб до точки, до
смысла?
Хоть бы раз от чего
отказались,
Чтобы что-то когда-то не
вышло…
Шили, мыли, варили, стирали,
Обнимали любимых и деток
качали…
Может быть, к юбилею
медали
Не напрасно нам всё-таки
дали?
Об авторе
Лена, Ангара, Байкал – самые могучие водные
артерии и акватории священной земли Сибирской. Тамара Андреевна Иванова родилась в 1929 году
близ реки Лены, училась в школе и в университете на берегах Ангары и, как все в
здешних местах, без ограничений пользовалась чистейшей в мире водой Байкала.
После окончания Иркутского государственного
университета поехала с мужем на Дальний Восток. Работала в школах Горнозаводска
и Александровска-Сахалинского, в педагогических училищах Александровска и Южно-Сахалинска.
Вела русский язык, литературу и психологию.
После выхода на пенсию переехала во Владивосток,
с наслаждением занялась внуками. Все четверо стали очень хорошими людьми. Растет
правнучка. Выпустила сборник стихов. В настоящее время издается книга «Что
было, то было» – рассказ о жизни: о том, как любили, дружили, мечтали, верили;
о том, как растили, учили и воспитывали детей в семье и школе. В книгу вошли
стихи разных лет.
Продолжает активно общаться со многими своими
учениками, в том числе работающими в системе Российской академии наук, среди
которых есть учёные, удостоенные высоких научных званий и наград за вклад в
российскую науку. В семье Ивановых выросли двое детей. Сын, Андрей Львович
Иванов, работал в Институте вулканологии ДВНЦ АН СССР, дочь и зять Ермошины работают
в Тихоокеанском институте географии ДВО РАН.
Комментариев нет:
Отправить комментарий