суббота, 1 сентября 2018 г.

Виктор КВАШИН. Последняя крепость империи или Легко сокрушить великана 8 (окончание)



(Окончание. Предыдущая часть здесь)

Часть 8

Последняя крепость

1

Весна. Оказывается, люди ждали её. Расчистили от снега дворы и дороги, развесили по заборам циновки и шубы на просушку, иные женщины уже и на огородах ковыряются. А Сиантоли и не заметил, как зима пролетела.

Из-за ледохода долго не могли перейти реку вновь прибывшие поселенцы и работники. Их, измученных, обогнал срочный гонец. 

Источник фото: https://cdn.fishki.net/upload/post/2017/07/29/2347435/tn/c9cc1f0cab6029b3f06e9d485c6f518c.jpg

В депеше снова грустная весть, а когда они были радостные? Монголы взяли Бяньцзин, последнюю столицу Цзинь. Долго же продержались! Императора успели спасти, он перебрался на новое место. Пусть помогут ему духи!

Сиантоли долго не мог прийти в себя после этого извещения. Была в этом капля хорошего: император жив и свободен, а значит, Цзинь ещё существует и борется. И пока она борется, у Сиантоли есть время, чтобы готовиться к войне. Да, что-то подленькое кроется за этим – пока двое дерутся, третий спешит подкрепиться, чтобы после драться с победителем. По правильному было бы помочь дерущемуся другу одолеть врага. Но у нас и друг «не тот». Ай, как всё сложно в этой политике!

Ночью приснился сон.

На кане стояла отрубленная голова Чингисхана! Живая голова. Хан был сердит и говорил короткими фразами.

– Вы ответите за сокращение совершеннолетних!

Сиантоли робел даже перед отрубленной головой, пытался оправдываться:

– Но я не всех убивал…

– А я убью всех!

Это видение стояло перед глазами всё утро. Такие сны так просто не снятся. Сиантоли поехал к шаману. Тот обеспокоился:

– Дух самого монгольского хана в городе – это плохо. Это очень плохо! Сегодня соберу своих духов, будем его гонять. 


Но через неделю, когда уж и сон забылся, Большой шаман сам отыскал командира крепости.

– Не могу его прогнать. Сильный! Надо других шаманов везти в город, вместе будем гонять.

Сиантоли снарядил десяток всадников с запасными сёдланными лошадьми, чтобы собрать по окрестным сёлам всех шаманов. Ещё через три дня, в течение которых с горы день и ночь доносился грохот бубнов, Большой шаман устало сказал:

– Спрятался! Не ушёл, а спрятался. Напугали его. А найти не можем. Пусть пока сидит, я караулить буду. А шаманов отвези по домам, устали они.

Главный строитель Ли Юнксу закончил строительство дворца для приезжих высоких чинов. Пригласил Сиантоли смотреть. Какая роскошь! И уже полно слуг.

– У нас не хватает людей на строительстве крепости, а вы тут развели бездельников! И к чему эти все побрякушки? Столько денег потратили, можно было оружия купить, – бурчал Сиантоли. Ему действительно не нравилось такое расточительство.

– Поверьте, господин командир крепости, это очень важно! Высокие люди из столиц не станут лазить по вершинам гор, чтобы смотреть ваши крепостные валы, они оценят в первую очередь мягкость подушек, вкус вина и прелесть девушек. И если это им не понравится, никакие военные достижения не размягчат их сердитые сердца.

– Ладно, – махнул рукой Сиантоли, – построили уже. Приступайте, наконец, к строительству казарм для гарнизонных войск.

– Уже огородили для них гарнизонный внутренний город. Но нужно ещё возвести храм…

– Да обойдёмся мы пока без храма! Стройте казармы!

Но дальновидный и хитрый Ли Юнксу параллельно со строительством гарнизонных помещений строил и храм.

Наконец, закончили устройство ворот. Северные, главные ворота обустроили сложным заходом с поворотом, в котором нападающие должны скапливаться и попадать под огонь с четырёх сторон – со стен и башен. Кроме того, по бокам от ворот на пятьдесят шагов с каждой стороны стена имела выступы наружу с башнями для стрелков. Высота крутых валов на этой стороне достигала трёх человеческих ростов, а по верху стоял частокол из острых брёвен с наклоном наружу. Как тут подняться?

На восточной стороне было двое ворот, снабжённых дополнительными наружными земляными стенами и башнями.

Самыми сложными были южные ворота. Тут специалист по строительству ворот проявил смекалку и нашёл нестандартное решение. Он придумал способ закрыть ручей так, чтобы вода протекала свободно даже во время паводка, а человек не мог проникнуть даже под водой. Толковый этот строитель ворот!

Ночью подрались бойцы двух сотен. Перепились и поссорились из-за женщин. Драка была массовая, покалечили друг друга. Командир крепости перед строем собственноручно отрубил головы обоим сотникам. Назначил замену из десятников, не замешанных в драке. Приказал запретить выход из казарм в город, кроме службы и работ. Вино из рациона исключить полностью. Замеченных в пьянстве – казнить!

Нагрянула высокая комиссия из Министерства военного строительства. Хорошо, что успели построить дворец. Сиантоли дал команду, главный строитель с помощниками устроили пир. Но то ли вино было кислым, то ли ласки девушек не слишком изысканными, а только комиссия осталась недовольной. Разругали за недостроенный храм, за плохие дороги и даже за отсутствие моста через Елань (будто его вообще можно построить!) Сиантоли настаивал, чтобы осмотрели укрепления, но сановники взглянули лишь на главные ворота, сказали, что там, между валами, в воротах темно и плохо будет видно врагов. Стены смотреть отказались. Было указано ускорить работы, в том числе закончить строительство храма божества Будды. Пообещали, что в течение месяца пришлют гарнизон. В очередной раз командир крепости и строители были предупреждены о строгой личной ответственности. На этом высокая комиссия, отягощённая подарками, отъехала в столицу.

Сиантоли не находил себе места. «Что не так? Я стараюсь, стараюсь, а получается, что завишу от того, как стараются девушки в постели сановника». Пошёл к Большому шаману.

– Поговори с моим духом, узнай, что я делаю не так, почему не получается сделать всё правильно? Раньше я был уверен в своём духе, в духах предков, в духе всех чжурчжэней, я знал, что меня наставят на нужный путь, что поправят, выручат в трудной ситуации. Сейчас ощущаю себя брошенным духами, как одинокий слепой в тёмном лесу…

– Я попробую поговорить с твоим духом, если смогу отыскать его в сутолоке миров, – шаман вздохнул. – Нынче и среди духов нет порядка.


– Как же у духов может быть непорядок? Тогда и на земле всё должно нарушиться…

– Ты и сам понял, так и есть – всё нарушилось. Раньше мы сами планировали, что делать, а духи нам помогали. Но ободрённые успехами и гонимые стремлением взять больше, мы стали воевать слишком много. И втянули в эту войну духов. Теперь уже не мы воюем с врагами, а духи воюют нашими руками между собой. В той верхней битве уже некому смотреть за каждым живым, некогда советовать, они разодрались не на шутку – гибнут целые народы. И похоже, сейчас духу всех чжурчжэней не слишком везёт в бою.

– Что же мне-то делать в этой битве стоящих над людьми? При моей должности нельзя устраниться…

– Я поговорю с духами и сообщу тебе о том, что узнаю. А пока скажу то, что ты и сам знаешь: раненого зверя хищники и падальщики чуют по запаху. Никогда ничем не выдавай своё смятение, не вздумай показать даже лучшему другу, что у тебя непорядок, что ты не уверен в своих решениях и действиях – съедят ещё живого! Ты – самый сильный богатырь и самый мудрый правитель – в этом должны быть уверены все подчинённые! Чтобы это выглядело правдиво, ты сам должен в этом быть уверен. Иди и победи! Я попрошу духов помочь тебе.

2

Летом с партией новых рабов завезли какую-то заразу. Вымерло полсотни крепких рабов, больных было в пять раз больше. Умный лекарь вовремя распознал и принял меры: рабов не выпускали, под страхом смерти запрещали приближаться даже к ограде. Еду перебрасывали в мешках через забор, воду лили в каменный жёлоб. Через месяц болезнь закончилась. Но месяц, целый месяц работ был потерян.

Прибыли, наконец, гарнизонные войска в количестве двух тысяч, из них половина пешие ратники исключительно для обороны стен, остальные по надобности могли воевать как в конном, так и в пешем строю. С собой имели по полсотни стрел на человека. О чём там, в столице думают? Сиантоли срочно написал просьбу прислать стрел, а две своих кузницы обязал ковать наконечники. Стрелоделам дал ещё людей в помощь, чтобы работали без продыху день и ночь.

Нужно было выделять людей в помощь на полях и огородах, чтобы вырастить продукты в запас на зиму. Лето кончалось.

И главное, работа на стенах. Пришлось сломить сопротивление командира гарнизонных войск, заставить работать воинов на своих участках стен – им же там воевать, пусть потрудятся на своё же благо.

Нет, не хотели люди работать. Шептались: «Звереет тысячник, выслуживается перед начальством, награды зарабатывает. Куда гонит? Рабов морит работой и вольных закабалил как рабов. В государстве мир и благополучие, а он людям жить не даёт. Хоть бы сменили его, что ли».

Зашёл к Большому шаману.

– Как наша голова без тела?

– Плохо, однако. Замучила меня. Выглянет, и снова нет его. Не могу достать! Теперь новый способ придумал. Пока не скажу, чтобы он не слышал. Ты не беспокойся, с этим духом воевать моя забота. Ты с живыми воюй.

– Ох, не знаю я… И чего всё время воевать надо? И войны нет, а постоянно в бою. Отчего так? Почему люди постоянно воюют, а?

– Ты на море бывал? Народы – как волны. Они рождаются из ничего, из полной глади, от ветра или иных сотрясений. И чем сильнее сотрясения, тем мощнее волны. После рождения волна живет. Она катится по бескрайней равнине океана, и ей кажется, что так будет вечно. Так они идут в бесконечное море, постепенно уменьшаются и умирают незаметно. Те же, которые сталкиваются с препятствием, погибают с грохотом и брызгами, а их остатки, откатившиеся обратно, еще долго будоражат их последователей, придавая им решимость в преодолении препятствия.

Когда сталкиваются волны от разных штормов, идет война. Ряд за рядом волны бьются с противником и погибают, и никак не могут понять, почему те, другие, идут в «неправильном» направлении. Их направление кажется им единственно верным, они забывают, что они произведены разными штормами, и никогда не смогут идти одним путем.

Поэтому, командир, мира на Земле не будет никогда. Если повезло жить в тихое время, радуйся. И готовься к войне!

Сиантоли иногда по нескольку дней не ночевал дома, столько было дел. Гила не обижалась, она понимала и всегда подбадривала.

– Вот уже немного тебе осталось. Достроишь, и можно будет отдохнуть. Поедем с тобой в лес, или снова к морю Мне так понравилось море! Поедем?

– Поедем. Конечно, поедем. А что ты такая грустная?

– Мне немножко плохо.

– Лекаря позвать или знахарку? Она умная, люди её славят.

Гила улыбнулась.

– Знахарку через шесть лун позовёшь.

– Неужели? Что же ты молчала?

– Не уверена была. А теперь точно. Будет у тебя сын! Ой, что ты делаешь! Поставь меня, мне же нельзя теперь так! Буйвол какой-то! Береги меня теперь, я твоя драгоценность.

– Точно: ты моя драгоценность, в которой заключена ещё большая драгоценность! Как в том хитром сосуде, который Гончар сотворил. Ты если что, посылай за лекарем, за знахаркой, за мной, да хоть весь гарнизон поднимай – даю право командовать. Только сына сохрани.

– Да что ты так взволновался. Хорошо у меня всё. Будет тебе сын.

Источник фото: https://neverwintervault.org/sites/neverwintervault.org/files/project/23614/images/1159746246fullres.jpg

Сиантоли был по-настоящему счастлив! Теперь действительно жизнь налаживается. Крепость почти готова. Можно будет лишь управлять текущими делами без напряжения и заниматься семьёй. Он вспоминал, как играл когда-то с маленькой Чикчиги и представлял, как будет также играть с маленьким сыном. И ещё будет рассказывать ему о подвигах предков и о своих походах. А рассказать много чего можно, где только не приходилось бывать. Эх, как хорошо!

Он снова ехал с проверкой по мастерским и по стройкам, проверял ход работ на внешней обороне. Теперь даже трудности казались не такими уж трудными. Он чаще шутил с подчинёнными, и они с притворным удовольствием вторили его смеху. Это когда было, чтобы командир крепости смеялся! Сиантоли конечно знал, что его боятся, многие ненавидят. За спиной зовут троесловием: «хмурый-злой-хромой». Иначе и не бывает – начальник враг подчинённых. Припомнилось, как сказал тогда, в далёкой юности старый солдат: «Командуй, Сиантоли, если духам так угодно. Главное, чтобы мы выполняли приказы императора, и тогда Великая Цзинь будет процветать! Не для того ли служим?» Великой Цзинь, можно сказать, уже нет, а мы служим, и будем выполнять приказы, чтобы защитить свою родину, и своих жён, и своих детей. Да, жён и детей защищать нужно, даже если уже нет ни империи, ни императора.

3

Среди ночи налетел свирепый северный ветер. Тайга взревела, словно водопад. Захрустели сучья, завалились оставшиеся не срубленными деревья, полетели плохо закреплённые травяные маты с крыш нерадивых хозяев. Холод пришёл с севера и заполонил ещё вчера благодатные распадки. Листва разом побурела. Вот и осень навалилась. Тревожно.

Прискакал срочный гонец на загнанной лошади.

Источник фото: http://www.turdigest.ru/foto/?pict_id=1774

По глазам видно, знает, какую весть привёз. Сиантоли призвал писаря.

– Читай. Нет, пойдём в покои, здесь ушей много. Гонца не отпускать!

Писарь развернул бумагу и стал заикаться.

– Здесь… господин, здесь…

– Читай!

– Сообщаем, что Южная столица нашего государства Небесного благоденствия город Чэнцзышань подверглась неожиданному и коварному нападению и разорена. Небесный ван Пусянь Ваньну пленён. Монгольское войско под командованием принца Гуйю 1* движется на север, уничтожая чжурчжэньское население с особой жестокостью. Приказываем немедленно приготовить крепость к обороне. Дисциплину усилить до последней степени. За неприступность города Шайджоу отвечаете головой!

У писаря тряслись руки. Пришлось заставить его выпить чашку вина, чтобы он смог написать ответ.

Гонца отправили обратно немедля, чтобы не разболтал. Но это была бесполезная мера. Население государства уже непостижимым образом знало о надвигающейся беде. Люди из окрестных селений потянулись в крепость со своими детьми, стариками, скотиной и скарбом. Нужно было куда-то их размещать. Ночами уже ложился иней. Люди ночевали у костров. Но и для костров нужны были дрова…

Командир крепости перевёл город на военное положение. Вход и выход только по разрешению начальников. Входящих строго обыскивать. Поселять отдельно на правом берегу ручья в его истоках. Пусть строят времянки. Стройматериал выделять по минимуму. Пусть обмазывают глиной, кроют травой. Не до них.

Прекратить все работы, не связанные с обороной. Строго настрого! Усилить дисциплину. За непослушание – на земляные работы. Немедленно закончить строительство оборонительных укреплений. Всех рабов, всех свободных солдат, всех вновь прибывших поселенцев – на строительство обороны! Вырубить лес на склонах гор перед стенами на три полёта стрелы!

Амбары забить продовольствием! Приготовить загоны для скота и запасы питания для него, чтобы перевести скот в крепость в ближайшее время.

Заготовить рыбы, чтобы был запас по десять рыб на каждого жителя, включая войска и рабов.

Ох, сколько же дел! И теперь они действительно срочные. Сиантоли прикидывал, сколько времени понадобится плосколицым, чтобы добраться до Шайджоу. Он сам когда-то проехал это расстояние за месяц. Всё зависит от того, как долго будут сопротивляться в других городах. А будут ли, когда государь уже в руках врага? Надо спешить.

Слухи о неизбежной гибели всех, кто посмеет сопротивляться монголам, разрастались среди простого населения и парализовали активность людей. Количество выполненных работ ежедневно уменьшалось. Выявлять лазутчиков, распускающих слухи, было трудно. Наказывали плохо работающих, казнили паникёров, но это мало помогало. Ночами из города бежали.

В первую очередь бежали рабы. «Не понимают, что их первыми поставят в хашар». Пришлось провести разъяснение, которое, впрочем, помогло мало. Бежали и вольные. Сиантоли приказал усилить охрану и убивать без предупреждения каждого, кто приблизится к стенам на десять шагов. В следующую ночь убили пятнадцать человек, в том числе трёх женщин. А днём безмозглый башенный стрелок пустил стрелу в пятилетнего ребёнка, забежавшего в «запретную зону» за собачонкой. Голова шла кругом от забот, бессонницы и глупости подчинённых.

Вместе с тем население постоянно прибывало. Семьям выделяли участки для строительства домов, подвозили заготовленные рабами столбы, жерди, другие материалы для стен, камни для канов, назначали помощников для рытья котлованов и строительства домов. Подготовленные ещё летом террасы на южном берегу ручья быстро застраивались жилищами вновь прибывших. А всего количество домов подходило уже к пяти сотням.

Всем вновь прибывшим семьям нужны были ежедневно еда, дрова для приготовления пищи и ещё уйма вещей, которые необходимы только что поселившимся на новом месте людям. А кроме того были солдаты в своих больших казармах и рабы, которым тоже нужно было не только трудиться.

Вовсю работали литейные и кузнечные мастерские, день и ночь шли дымы и светилось зарево раздуваемых печей и горнов, и слышался звон молотов. Из запруды в нижней части ручья рабы беспрерывно подавали воду прямо в мастерские.

К чиновникам и к самому командиру крепости вечно стояли просители, у многих были действительно серьёзные просьбы, и конца этим заботам не было.

Сиантоли вырвался на одну ночь, чтобы перевезти Гилу со служанкой к отцу. Не место ей тут во время осады. Вообще, война – не женское дело.

– Побереги её, отец… И сам берегись.

– Не беспокойся, сын, тут она в безопасности. А меня не тронут, монголам тоже нужна черепица и посуда. Старик для них не воин. Ты… Даже не знаю, что тебе сказать. Не могу просить, чтобы берёг себя, не могу просить, чтобы ждал милости от плосколицых. Выполни своё назначение, сын, если уж оказался на таком важном месте. Духи возложили на тебя это дело – духи Предков. Оправдай. Буду счастлив увидеться снова!

К утру Сиантоли вернулся в опустевшие покои дворца командира города. Присел на кан, погладил рукой медвежью шкуру, на которой любила сидеть Гила, и пошёл проверять работы. Требовать, указывать, иногда хвалить, некоторых просить, многих наказывать. «Хмурый-злой-хромой» теперь никогда не смеялся.

А сопки уже пожелтели, затем покраснели, небо стало глубоким и синим. 

Фото автора

«Вечное Синее Небо, – вспомнил Сиантоли главное божество монголов. – Оно уже пришло, Оно уже здесь и благоволит своему плосколицему народу, поскольку укрепления ещё не готовы, а зима со всеми её проблемами уже на пороге крепости».

…………………………………………………………………………………………………...

1* Гуйю или Гуюк – сын Угэдэя, отличился в войне с чжурчжэнями, взяв в плен чжурчжэньского князя. В 1235 году отправлен в западный поход во главе войска, но под командованием Бату, участвовал во взятии Рязани. В 1246-1248 годах – Великий хан Монгольской империи. Славился чрезмерной жестокостью.

4

Приехал сотник с двумя десятками измученных всадников. Попросил разрешения поговорить с командиром крепости.

– Вся долина Суйфуна занята монголами. Сюйпин, Кайюань в осаде.

– Ты откуда знаешь? Если в осаде, ты бы не вышел.

– Я вышел. Тысячу послали из Сюйпина на прорыв для помощи Кайюаню. Сюйпину всё равно не выстоять. Из Сюйпина вырвались, а в столицу не прорвались. Те, что со мной – это всё, что осталось от тысячи. Возьмите к себе, пригодимся.

– Возьму, если болтать не станете о блокаде столицы. Распоряжусь, чтобы накормили, выделили место. У нас тут тесновато. Как зовут, сотник?

– Узами 1*, господин командир крепости.

– Служи, Узами.

После короткого снегопада задул сильный северный ветер. Небо стало тёмно-голубым.

И пришли монголы.


Сначала побежали в крепость почти бегом всякие люди, которые ещё оставались вне города. Гнали скот, волокли пожитки, завозили последние телеги сена и дров.

И вот появились передовые отряды лёгких всадников с луками и арканами. Они с разлёта доскакали почти до ворот, разгоняя последних беженцев. Ворота затворили, со стен полетели стрелы, но монголы точно выдержали дистанцию, поулюлюкали, помахали и развернулись обратно. Затем потянулись организованные колонны всадников, телеги, кибитки, мулы и верблюды – всё как положено в монгольской армии, всё размеренно, по-хозяйски, не торопясь.

За полдня туча плосколицых окружила город со всех сторон. Казалось, что такое расстояние невозможно перекрыть людьми, но монголов хватило с лихвой. Выставив охранение, они принялись за установку лагерей со всех четырёх сторон от города. Главный вымпел командующего осадой подняли над белоснежным гером около ивняков напротив южных ворот. Сиантоли подумал, что будь он нападающим, тоже так поступил бы. Монголы умны, это он знал по собственному опыту.

Прошло четыре дня. Монголы устраивались, перемещались, начали собирать камнемёты, но делали это так, будто в городе вообще нет людей. Будто и не интересует их этот город, а приехали они на отдых или, к примеру, на рыбалку на добрую речку Шайгань.

Город молчал. Удивительная тишина стояла, несмотря на тысячи людей, занимающихся своими делами. Только звон молотов в кузнях напоминал, что город живёт напряжённым ожиданием. Ночами никто не спал.

Несмотря на сплошную охрану по всему периметру стен и дополнительные посты, из города бежали. И уж это было открытым предательством, вызывало возмущение населения и солдат и требовало наказания. Командир крепости созвал всех командиров, приказал изловить хоть нескольких беглецов. Решили устроить якобы неохраняемые коридоры. В первую же ночь попались шестеро. Один – помощник кузнеца из третьей кузни, отец и сын из тех, что недавно прибежали в город из соседней деревни, муж с женой из прошлогодних переселенцев и солдат из нового гарнизона. Сиантоли пожелал лично посмотреть беглецам в глаза.

– Зачем? Зачем бежали? Ну, кто скажет, зачем?

– Страшно, господин командир.

– А предавать своих не страшно? А то, что тебя погонят на эту стену с другой стороны под наши стрелы – не страшно? А то, что казню вас сейчас, не страшно?

– Простите, господин командир крепости!

– Повесить в разных частях города за ноги, животы вспороть аккуратно, чтобы мучились долго. Помощника кузнеца – напротив мастерских. Солдата – в гарнизонном городе. Остальных – среди поселенских кварталов. И повыше, чтобы видно было! Выполнять!

Бежать не перестали. Но чувство мести честных людей было удовлетворено. И это хорошо.

Для обороны Сиантоли объявил набор добровольцев среди населения. Набралось немного, сто двадцать человек. Отдал их сотнику Узами. Приказал тренировать и держать в резерве.

Прибежал посыльный:

– Господина командира крепости просит на переговоры монгольский посланник. К южным воротам.

Сиантоли подтянулся: «Начинается!» Потребовал парадный халат, нацепил кроме двух своих пайцз ещё бирку, которую получил от Саритая – она на монгольском – пусть боятся. Поехал к южным воротам.

– Пропустите посланника.

Ворота отворили на ширину лошади. Въехал плосколицый в чине сотника, сразу подъехал к Сиантоли. Телохранитель и охранный десяток преградили ему путь.

– Я помню тебя, Сиантоли, – сказал посланник по-монгольски. – Ты был командиром седьмого десятка в сотне Жаргала, верно? Я в той же сотне во втором десятке служил. Урахай помнишь?

– И что?

– Я от Жаргала приехал, он тебя к себе зовёт. Говорит, вкусным кумысом угостит.

– Ты что, смеёшься? Хочешь, чтобы я отправил тебя назад по частям?

– Зачем злишься? Я честно говорю. Жаргал сам меня послал.

– Я тебе не верю. Иди. Откройте ему ворота!

Посланник выехал, завертелся на лошади.

– Эй, Сиантоли, зря не веришь, я правду сказал!

– Пока сам Жаргалане увижу, не поверю. Езжай, пока у солдат тетива не сорвалась.

Через полчаса закричали:

– Едут! Монголы едут к южным воротам.

Сиантоли поднялся на воротную башню. Его в таком одеянии сразу заметили остроглазые монголы.

– Эй, Драчун! Давай поговорим! Скажи, пусть луки опустят.

– Жаргал! А я не поверил твоему посланцу. Ну, езжай один, никто не посмеет стрелять. Слово!

– Твоему слову верю.

Жаргал сказал что-то своим и поскакал вперёд лишь с двумя охранниками. Ох, как роскошно смотрелся его наряд, особенно блестящий нагрудник и серебрёный шлем! Подъехал лихо к самым воротам.


– Привет, Драчун! Рад тебя видеть! Смотри, как духи нас ведут – стремя в стремя! Как это, а? Меня назначили взять город, которым командуешь ты! Так бывает?

– Выходит, бывает. Заходи, гостем будешь.

– Ай, слушай, что я буду у тебя в городе делать? Твои запасы переводить, а вдруг не хватит? Поехали ко мне. Видишь, там у моего гера уже барашка жарят. Как раз поспеем. Кумыс – как ты любишь. Поехали. Просто посидим, поболтаем о жизни, как раньше. К вечеру вернёшься живым и здоровым. Слово!

– Твоему слову верю, – сказал Сиантоли и двинулся к воротам.

– Господин командир, не надо! Пожалуйста, они обманут, – запричитал главный строитель.

Сиантоли оглянулся и увидел, что все присутствующие смотрят на него с недоумением и страхом. Ну уж теперь отступать было точно нельзя.

– Открыть ворота! Вернусь до захода солнца.

…………………………………………………………………………………………………...

1* Узами – Следопыт.

5

Барашек был восхитительный! Сиантоли и не помнил, когда последний раз такого ел. Умеют плосколицые! И кумыс!

– Помню, как плевался, когда первый раз кумыс попробовал. А с вами пристрастился, теперь лучшего вина и не знаю.

– Ай, Драчун, оставайся. До конца жизни буду поить!

– Ты, может, и будешь, да твой хан велит голову отделить. Вы же нас ненавидите.

– Не обижайся, Сиантоли, вы сами виноваты. Ну, может не вы, так ваш император. Но нашим отцам вы головы рубили. Теперь наоборот.

– Нет уж, такого жестокого народа как вы, монголы, ещё не было на свете. В вас нет никакой жалости, – Сиантоли завёлся от выпитого: «Будь что будет. Ещё неизвестно, выпустят они меня или придушат тут. Хоть выскажу, что думаю». – Ни один зверь не поступает как вы.

– Не вижу большой разницы между монголами и чжурчжэнями. Разве вы не выбивали каждые три года всех монгольских, татарских, кероитских мужчин только ради того, чтобы нас было мало? Ты-то это хорошо помнишь! Я тоже не забыл, монголы добро помнят!

– Мы лишь сокращали, но вы убиваете всех, даже стариков и младенцев, вы совсем лишаете чжурчжэней возможности быть на Земле?

– Да, это так, – Жаргал показал, чтобы налили в чаши. – Мы выполняем волю Великого хана, и большинство из нас считает, что это справедливо.

– Какая же справедливость в полном истреблении целого народа? Вы просто потеряли разум в своей бесконечной войне. Если вы истребите все иные, кроме монголов народы, вы думаете, сможете остановиться? Нет, вы будете убивать друг друга, пока не останется один последний монгол. Только он, наверно и поймёт, что вы наделали, но будет уже поздно.

– В твоих словах обида, но не разум. Великий хан всех монголов на самом деле мудр. Он не собирается убить все народы, он приказал истребить лишь вечных врагов. И если бы ты не был тем, кто должен быть истреблён, ты бы понял и оценил эту меру. Говорят, Великому хану подсказал эту мудрость простой сунский крестьянин. Давай выпьем, я расскажу, как это случилось. Говорят, правда, так и было. Ты о барашке не забывай. В городе такого не поешь!

Так вот. Во время одного похода на юг Великий хан поставил свой гер в тени высоких деревьев. Несколько дней он отдыхал на том месте и, управляя своим великим государством, между прочим наблюдал, как работают ханьцы. Когда ранним утром до восхода солнца, когда Великий хан изволил выйти из гера, крестьяне уже трудились на поле. Днём во время невозможного для любого смертного зноя крестьяне продолжали работать на поле. 


Вечером они работали до тех пор, пока можно было видеть свои руки. Ранним утром Великий хан вышел из юрты и снова увидел крестьян на поле с мотыгами. Он приказал привести к нему самого пожилого крестьянина и спросил, что же такое они делают на поле с утра до ночи. «Мы пропалываем сорняки, которые не дают расти культурным растениям», – ответил старик. «Но вы работаете целыми днями без отдыха. Неужели так много этих сорняков?» «Да, их много, и мы должны выдёргивать взрослые сорные растения, чтобы не дали семян, и ещё мы обязаны уничтожать маленькие, только что взошедшие из семян сорняки, потому что через неделю они уже зацветут и дадут семена». «Но я вижу, вы работаете тяжёлыми мотыгами, не проще ли делать это лёгким инструментом или руками?» «Мы вынуждены выкапывать глубокие корни сорняков, потому что, если корни оборвутся и останется хоть малый кусочек, через короткое время всё поле снова будет покрыто сорными травами, и тогда не видать нам урожая».

После того разговора Великий хан долго думал и приказал истребить всех чжурчжэней включая стариков и детей, мальчиков и девочек – выполоть всю молодую поросль, семена и корешки. Мудрый хан учёл, что люди передают память о себе не только семенем и приказал уничтожить всё, что напоминает о чжурчжэнях: всё что построено и всё что посажено, все памятники государственным деятелям и все могилы простолюдинов, все книги, всё, что нарисовано и что выбито на камнях, все украшения и все инструменты, все деньги и печати чиновников, всю одежду и домашнюю утварь вместе с домами, вообще всё. Чтобы никто никогда не смог вспомнить, что был такой народ, ненавистный Великому хану и всем монголам. Великий хан поступает с вами, чжурчжэнями, как крестьяне с сорняками.

И ведь подумай, он прав: стоит оставить хоть немного детишек или взрослых, или пожалеть лишь стариков и малышей, и через два-три поколения монголы вдруг обнаружат на своих восточных рубежах несметные конницы непокорных чжурчжэней, желающих уничтожить всех монголов. Это ведь уже было с бохайцами, ты знаешь. Ведь вы от них и проросли как от семян сорняки, потому что кидани истребили их не всех, проявив милосердие или поленившись 1*.

Так духи распорядились, друг, кто же виноват! Теперь уже всё решено, тут и спорить не о чем. Ну что, откроешь ворота, Драчун? Всем – жизнь. Слово!

– А ты бы сдал на моём месте?

– Э-э! Я – монгол!

– А я – чжурчжэнь!

– Жаль, жаль, Драчун. Жаль, что мы с разных сторон. Значит, будем бодаться?

Сиантоли кивнул и поднялся. Он ожидал стрелу в спину или иного подвоха. Но Жаргал со своей охраной сам проводил его и «прилипшего» к спине телохранителя до открывшихся ворот, ткнул кулаком в плечо и повернул лошадь.

– Монголы добро помнят.

Сиантоли показал кулак натянувшим луки ратникам на воротах:

– Не стрелять!

В следующую ночь Сиантоли не смог уснуть.

Подлость и предательство! Сбежал главный строитель города Ли Юнксу! Доложили, что он взял помощников и вышел за вал якобы проводить примерку стрельбы по монголам, а потом побежал прямо к противнику. С ним ушёл один помощник, остальные вернулись. Семья его осталась в городе.

Сиантоли допросил помощников. Выяснилось, что Ли Юнксу имел с собой генеральный план крепости. У Сиантоли от ярости чуть не остановилось сердце.

– Палача ко мне! Виселицы на южный вал! Всех родных Ли Юнксу вздёрнуть! Я сказал всех!!!

Через три часа доложили, что приказание исполнено. Все семь членов семьи бывшего главного строителя, а именно: отец, мать, жена, малолетние дети – два сына и две дочери повешены на южном валу.

– Не снимать. Пусть висят, пока сами не упадут. Всем в назидание! Твари!!!

Ночью случился штурм с северной стороны. Пустили хашар. Со стены их закидали огнём, отступавших перестреляли почти всех. Монголы сами не полезли. «Пробуют на прочность. Знают, где слабее. Конечно, этот подлый предатель – ценный перебежчик!»

…………………………………………………………………………………………………

1* В 926 годукиданьская империя Ляо завоевала соседнее царство Бохай, занимавшее юг современного Приморья, юго-восток Маньчжурии и северо-восток Кореи. Через двести лет в 1125 году империя Ляо пала под натиском чжурчжэней – потомков бохайцев.

6

Утром доложили: к южным воротам парламентёры.

– Не стрелять.

– Эй, господин командир! Выходи кумыс пить!

– У меня здесь вино вкусное, Жаргал. Заходи лучше ты.

– Я бы зашёл, да неудобно, будем вдвоём сидеть, а твоя жена с твоим отцом в моём лагере остались. Нехорошо. Иди лучше ты к нам. Поговорим, назад вернёшься. Слово!

У Сиантоли ноги стали ватными.

– Сейчас спущусь.

Пока подавали коней ему и телохранителю, немного взял себя в руки – главное, никому не показывать, что больно, «раненого зверя хищники чуют по запаху». Пайцзу командира крепости – на видное место, пайцзу монгольского нойона – тоже наружу, глубокий вдох, поехали!

– Открыть ворота! Не стрелять!

– Привет, Жаргал! Что ты там кричал насчёт жены?

– А-а, сейчас сам посмотришь. Да не волнуйся, им неплохо у нас.

Подъехали к геру главнокомандующего. Монголы подержали Сиантоли стремя, приняли коня как у почётного гостя.

– Проходи, будь как в родном доме, – пригласил Жаргал.

Сиантоли огляделся, в надежде увидеть отца и жену и увидел… Ли Юнксу. Тот стоял в сторонке и смотрел на бывшего начальника, втянув голову в плечи.

– Убей его! – вскрикнул Сиантоли, сам от себя не ожидая, аж слюна полетела. Рука сама схватилась за рукоять меча.

– Просьба гостя – закон, – Жаргал вытащил саблю, подошёл к бывшему главному строителю и снёс ему полчерепа. – Так хорошо?

– Спасибо, Жаргал! Ты действительно облегчил мне сердце.

– Для тебя не жалко. Тем более он мне уже не нужен. А предатели – самые плохие люди на свете, их надо убивать, ты прав. Пойдём в гер, дружище Драчун, надо уже расслабиться. А твоих сейчас приведут.

Сиантоли с Жаргалом выпили по две чашки крепкого кумыса, прежде чем доложили, что «гости прибыли».

– Приглашай!

В гер втолкнули отца и за ним…

– Богди! – Сиантоли кинулся к ней, обнял. – Как ты, Богди? – он ожидал встретить жену, ту, первую жену, и совсем не предполагал увидеть свою любимую Богди! Какой ужас! – Отец! Как ты, отец?

– Всё хорошо, сын. Не думай о нас. Делай своё дело.

– Жаргал, зачем ты так? Так нечестно! Отпусти их.

– Ай, Драчун, неужели ты думаешь, что я хочу поступать плохо с родственниками друга? Я бы лучше дал вам всем по мешку золота и устроил пир, чем смотреть, как вы все страдаете. Но скажи, что мне делать, если ты не хочешь открыть город? Понимаешь, какое дело, это последний город, война кончилась. Мне жалко губить десять тысяч монголов ради этого никому не нужного городишки среди далёких холодных гор. Давай разойдёмся по добру: ты открываешь ворота, я отпускаю вас всех троих с золотом на хороших конях.

Сиантоли посмотрел на Богди. Она прижала ладони к заплаканным щекам, отрицательно качала головой, её трясло дрожью. Живот заметно выпирал и тоже содрогался. Отец обнял одной рукой невестку, сам ссутулился и разом сильно постарел.

– Сын, не думай о нас, делай дело!

Сиантоли сглотнул комок, повернулся к Жаргалу.

– А ты бы сдал свой город?

– Опять ты за своё. Я – монгол!

– А я чжурчжэнь! Город дороже двух людей…

После этих слов Сиантоли уже не мог поднять глаз на отца и Богди.

– Жаль, друг Драчун. По-человечески жаль. Не двух, а уже трёх твоих родных людей. А тебя уважаю. Они пока поживут… не знаю сколько, но не обидим. Помни, предложение моё пока в силе. А тебя я провожу.

До самых ворот Сиантоли обречённо ждал спиной стрелу, хоть и видел, как преданный насмерть телохранитель пытается прикрывать его собой. Жаргал ехал рядом, стремя в стремя, молча. Охрана Жаргала – три десятка бронированных головорезов – вокруг и тоже молча. У ворот Жаргал спросил:

– Встретимся ещё, Драчун?

Сиантоли пожал плечами.

– Эй, не стрелять! Открыть ворота!

Жаргал махнул рукой и повернул коня.

7

Штурм был жестокий! В город летели ядра, зажигательные снаряды и горящие стрелы. Сразу вспыхнули многие дома. Тучи стрел посыпались на головы осаждённых. Но люди на стенах были готовы, тысячу раз прежде инструктированные и тренированные опытными командирами. Раненых среди военных был немного. И когда монголы с воплями попёрли на склоны, их встретили залпами из луков и арбалетов. 


Только у нижних, южных ворот монголы смогли приблизиться к воротам вплотную, но тут в распадке задних отсекли плотным огнём, а прорвавшихся всех перебили.

Сиантоли расхаживал по стене, смотрел повреждения, приказывал сразу устранить. Доложили: приближается посланник от монголов. Сиантоли приехал к воротам.

– Позвольте забрать раненых, – прокричал издалека посланник на ломаном чжурчжэньском.

– Забирайте и убитых, – ответил Сиантоли по-монгольски. – Только без оружия приходите и не все сразу.

Забрали без эксцессов, живых унесли, мёртвых утащили, привязав по нескольку к лошадям.

Хорошо. Первый серьёзный штурм отбили. Сиантоли гнал мысли о Гиле и об отце, не хотел думать, что теперь с ними. Не желал думать и о многочисленных проблемах внутри города. Он заставлял себя заниматься только внешней обороной и боеспособностью войск.

– Все стрелы собрать! Все кузни – на ковку наконечников и стрел для арбалетов. Ядра собрать – к камнемётам. Навесы от стрел под стеной укрепить. Войскам броню не снимать даже на сон. Количество дежурных отрядов на стенах удвоить!

Но мысли о родных просачивались под железный шлем. Сиантоли изводил себя и подчинённых, постоянным перемещением между стенами, башнями и воротами, бесконечными указаниями по улучшению обороны, наказаниями нерадивых и просто уговорами держаться стойко и до победы! Только на третью ночь под утро он заснул на западной угловой башне, прислонившись к плечу командира башенного отряда. И тот не смел шевельнуться, пока не закричал наблюдатель:

– Уходят! Плосколицые уходят!

Отсюда, с высоты, в рассветной дымке были хорошо видны колонны всадников, кибиток, верблюды с тюками. Всё это двигалось в сторону Елани и затем поворачивало к броду. Сиантоли вскочил на лошадь и помчался к другим башням. И отовсюду было видно, что монголы снимают осаду: камнемёты разбирали и укладывали в арбы, палатки, шатры, геры уже сложили, даже гер командующего уже не красовался на фоне ивняка в долине Шайгани. Уходят? Уходят!

Источник фото: https://kinozon.tv/stop_kadry/5479

Город уже ликовал. Вопли восторгов, радостные женские голоса доносились из населённых кварталов. Сиантоли даже отметил бойцов с кувшином в руках и погрозил кулаком. А самому страшно захотелось опрокинуть в себя большущую чашу крепкого кумыса!

– Монголы у нижних ворот, просят для переговоров господина командира крепости.

У Сиантоли ёкнуло в груди. Поскакал напрямик, через кварталы, чуть не растоптал кого-то конём.

– Эй, Драчун, выходи праздновать, война закончилась!

– Врёшь поди, Жаргал? Когда это монголы войну кончали, не доделав задуманное?

– Ай, Драчун, когда я тебе врал? Приказ пришёл: конец войне. Монголов – в Улус, чжурчжэни пусть живут, дань платят. Не нам с тобой решать. Я рад!

– Я тоже рад. Эй, Жаргал, где мои?

– Затем тебя и зову, иди, забирай. Заодно отметим. Нехорошо так расставаться, когда ещё придётся встретиться!

– Сейчас спущусь.

– Не стрелять! Открыть ворота!

Прямо напротив распадка на выстрел из лука от ворот монголы развели большой костёр. Сиантоли и Жаргалу разложили прямо на земле кучу подушек. Уже шипела над огнём баранина, в чаши налито вино.

– Да где же мои, Жаргал?

– Да вот они.

Гила бросилась на шею. Отец обнял сына и так стоял, вытирая слезу.

– Присаживайтесь, гости дорогие. Я рад, что так закончилось, – Жаргал сам подавал каждому налитые чаши. – Отец, у тебя достойный сын, им следует гордиться! Женщина, у тебя отважный муж и ты достойна его.

– Ей-то не надо бы пить, – сказал Сиантоли.

– Ай, Драчун, в такой день можно. Пусть это будет привет от меня твоему наследнику. Вырастет, будет помнить старого Жаргала. Давайте выпьем за окончание войны.

– А скажи, Сиантоли, у тебя ещё дети есть?

Сиантоли помотал головой, прожёвывая сочную баранину. Хмель ударил в голову, стало так хорошо!

– А у меня сын и дочка!

– Когда ты успел, Жаргал? Ты же воевал все годы.

– А-а, ваши ранили, спасибо духам. Отдыхал дома немножко, женился. Потом снова ранили, опять отдыхал. Мало ранили, а то бы уже десять детей было! А у моей сестры, ты же помнишь мою сестрёнку? Вот, у неё уже два внука! Да. А детей пятеро. Она тебя помнит, Драчун. Каждый раз, как видимся, говорит: «Спасибо тому парню!» Монголы добро помнят! – Жаргал вытер усы, вздохнул. – Пожалуй, прощаться пора. А то мои войска уедут, не догнать будет, останусь без войска, ха-ха-ха! Я вас провожу.

Сиантоли шёл пешком, обняв любимую – тут недалеко. Отец рядом, с другой стороны. Он будто помолодел, глаза блестят, голова высоко, как всегда – он гордится! Гордится сыном и собой. Верный насмерть телохранитель ехал позади. Жаргал вытанцовывал на своём вороном впереди, поминутно оборачиваясь и скалясь. По бокам и сзади почётным сопровождением выстроилась личная сотня Жаргала. Красиво.

– Не стрелять! Открыть ворота!

– До встречи, Драчун! – Жаргал повернул коня и махнул рукой.

Вслед за струёй крови над головой Сиантоли пролетело… он узнал – голова телохранителя! Ему в бок вонзилось!.. а-а-ах… в печень! Аркан стянул руки. И страшный вопль: А-а-а-а! Сотня Жаргала уже в воротах. А мимо грохочут копытами сотни, тысячи оскаленных плосколицых… Тьма!


– Ра-а-а-а!

«Обманули!!!»

Сиантоли держали под руки в бывшем лагере монголов напротив южных ворот крепости. Арканы со свистом опутали вершинки молодых ив, плосколицые по двое на аркан притянули деревья к земле. Накинули арканы на запястья Сиантоли. Жаргал махнул рукой:

– Отпускай.

Сиантоли как птица взлетел над землёй, и жестокая боль пронзила плечи и локти. Он раскачивался некоторое время, потом завис.

– Эй, Драчун! Так виднее, правда? Смотри на свой город! Ты хорошо его выстроил, надёжно. Трудно такой взять. Но ничто в мире не устоит перед предательством, дружище. Да, я знаю, что это плохо. Зато монгольские матери и жёны скажут мне спасибо – десять тысяч спасибо, представляешь?! И не мог же я не выполнить приказ своего хана.

Сиантоли не смотрел на Жаргала, он видел город. Отсюда действительно было видно лучше. Город горел. 


Дым поднимался большим широким столбом, местами он был чёрным, в других местах белым, синим. Оттуда, из-за стены доносились вопли страха и боли. Показалось, конечно показалось, что послышался голос Гончара. Жалко старика… Ох, как больно, как невыносимо больно!!!

– Эгей, Драчун, ты ещё жив? Не грусти так сильно, посмотри сюда.

Сиантоли опустил глаза, которые наверно из-за боли застило туманом. Под ним, казалось, очень далеко внизу стоял отец и держал за узду лошадь, на которой сидела Гила. Он подумал, что бредит, но Гила помахала рукой и смахнула слезу.

– Я думаю, Драчун, так будет справедливо. Ты ведь открыл мне ворота. Но тебя отпустить не могу, прости. А твоих отпускаю. Слово! Идите уже.

Отец повёл лошадь и всё оглядывался на растянутого в небесах сына в роскошном халате командира тысячного города-крепости. Гила посмотрела только раз, долго и пронзительно, и больше не оборачивалась, она опустила голову и положила руки на живот. Ей не следовало много волноваться. Они шли на восток, в горы. Отец знал эти места на много дней вокруг. 


– Эй, Драчун, хватит любоваться. Ты всё сделал в этом мире. Я делаю последнее для тебя. Монголы добро помнят! В верхнем мире приходи кумыс пить.

Бронебойная стрела вошла снизу под рёбра и вышла выше лопатки. Сиантоли напрягся и… взлетел над городом.



От автора

Мне грустно расставаться с героями. Особенно печально, что Сиантоли досталась такая жестокая смерть. Но что же делать, всё в соответствии с правилами её величества Истории. И по этим же правилам у наших героев, даже у погибших, есть будущее.

Умён и дальновиден был Великий хан всех монголов. В течение двадцати двух лет монгольские воины тщательнейшим образом вырезали всё население и уничтожали всё, что связано с чжурчжэньским этносом. Это была священная война, кровная месть монгольского народа за гибель тысяч соплеменников и за позорную смерть Амбагай-хана. По прошествии восьми веков археологам приходится довольствоваться крошками в прямом смысле – единичными находками обломков великой культуры.

Но всё-таки не все чжурчжэньские «сорняки» были выполоты старательными монголами, остались «корешки», проросли случайно сохранившиеся «семена». Потомки чжурчжэней вновь заполонили территорию, ранее им принадлежавшую, и даже её расширили. Их генетическая агрессивность, воинственность и неординарное мышление позволили маньчжурам, как их теперь стали называть, привести к власти в Поднебесной маньчжурскую династию Цин, которая правила почти три столетия – с 1644 до 1912 года. Очень возможно, что не последнее место в иерархии маньчжурских государственных деятелей занимали потомки чжурчжэньского полководца Сиантоли-Яэлэ из рода Тохто, командира последней крепости чжурчжэньской империи.

Источник фото: http://cdn.axar.az/2017/10/26/shaman.jpg

..............................................................................................................................................................


Книга вышла в издательстве Ридеро. Полную версию можно приобрести в бумажном и электронном исполнении по этому адресу.

Электронная – бесплатно.


Комментариев нет:

Отправить комментарий