«На собаках к шельфовому леднику Шеклтона»
Так
называется один из трудов Бориса Ивановича Втюрина, опубликованный в сборнике «На
самой южной земле» (М.:
Государственное издательство географической литературы, 1959). Предлагаем вашему
вниманию дневники путешествия по побережью моря Дейвиса на участке Мирный к шельфовому
леднику Шеклтона. Мы думаем, что сегодня рассказ Бориса Ивановича об этой антарктической
экспедиции будет не менее интересен, чем и 50 лет назад…
Подготовка к маршруту
Передо мной программа работ гляциологической группы
геолого-географического отряда нашей экспедиции на 1956–1957 годы. Нас всего
четыре человека: Л. Д. Долгушин, Ю.М. Модель, А.П. Капица и я. А задачи стоят
большие, очень большие. Гляциологический отряд, который придёт на смену нашей
маленькой группе, должен иметь хотя бы самое общее представление о
гляциологической обстановке не только в районе Мирного, но и на соседних участках
побережья, в глубине материка и на море. Для этого нам надлежало разбить
многочисленные снегомерные профили, створы и базы для измерения скорости
движения льда. Нужно было пробурить скважины во льду и в скале для измерения
температуры пород, собрать образцы снега, фирна и льда из различных районов,
чтобы изучить их структурные особенности и физические свойства. Кроме того,
необходимо было провести геофизические работы по измерению мощности ледникового
покрова и многие другие работы.
Конец
октября. Кончились морозы и беспрерывные пурги. Всё чаще нас радует
антарктическое небо своей необыкновенно прозрачной голубизной. Всё длиннее и
выше путь солнца над горизонтом. Долго и с нетерпением ждали мы этого времени.
Это наша страдная пора. За три месяца, оставшиеся до прихода смены, мы должны
сделать максимум полевых работ.
И
вот я склоняюсь над снимками, только что специально отпечатанными для меня
нашими аэрофотосъёмщиками Мишей Бурлаченко и Иваном Лавреновым. Это результаты
аэрофотосъёмки побережья моря Дейвиса от Мирного до шельфового ледника
Шеклтона, проведённой всего 10 дней тому назад.
Чтобы
выяснить происхождение и механизм формирования льда, нельзя обойтись без
характеристики текстуры и структуры фирна и льда. Следовательно, нужно сделать
полевое описание структуры в береговых обрывах ледникового покрова и собрать
образцы для более детального изучения льда при помощи микроскопа в ледовой
лаборатории Мирного. А для этого нужно было пройти или проехать вдоль ледяного
барьера и осмотреть все обнажённые от снега участки. По программе нашей группы
эту работу должен выполнить я. Задача нелёгкая. Ясно, что осматривать барьер
нужно со стороны моря, то есть с морского льда. Но вот перед глазами через
зеркала стереоскопа проходят один за другим 54 отпечатка маршрута. Лёд припая
неровный, с торосами, вмерзшими обломками айсбергов, трещинами. Кое-где он весь
смят в складки, как будто волны моря вдруг, словно в сказке, застыли,
превратившись в лёд.
На
вездеходе здесь не проехать. Пешком? На лыжах? Но ведь до шельфового ледника
около 100 км да вдоль его западного барьера до полыньи не менее 50 км. В оба
конца это около 300 км. Можно было бы решить задачу при помощи вертолёта, но
оба вертолёта ещё на зимней консервации. Единственный выход – это собачья
упряжка. До сих пор собаки использовались только от случая к случаю, и потому
из 50 привезённых с Колымы собак каюр Кузнецов хорошо объездил только одну
упряжку. Собачий транспорт в этом маршруте представлял большие преимущества
перед всеми другими видами транспорта. Скорость передвижения такова, что вполне
можно успеть на ходу достаточно тщательно осмотреть береговые обрывы,
сфотографировать их и сориентироваться по аэрофотоснимку.
Собачья
упряжка достаточно сильна, чтобы тянуть на нартах не только двух человек, но и
некоторое снаряжение и питание, необходимое для многодневного путешествия с ночёвками.
При этом легко решался вопрос с питанием собак: по аэроснимкам видно, что по
пути следования встречается довольно много свежих больших трещин, у которых не
может не быть тюленей. (Кроме того, в эту пору появляются вновь после зимнего
пребывания у кромки льда пингвины Адели. В крайнем случае, можно рассчитывать
на встречу с ними.)
25 октября 1956
г.
Упряжка из 11 собак легко и быстро скользит по сравнительно гладкой поверхности
морского льда. Это пробный маршрут. Он рассчитан всего на один день. За этот
день я решил осмотреть и описать побережье моря Дейвиса к западу от Мирного до
острова Адаме, а главное – убедиться в выполнимости задуманного маршрута,
посмотреть собак на деле. По характеру поверхности морского льда, по
проходимости этот путь легче, чем предстоящий на восток. Поэтому я намеренно
просил каюра выбирать участки потруднее. Местами мы попадали в такие дебри
ледолома, что дальше двигаться было невозможно не только на собаках, но даже
пешком. Груз на нартах постепенно возрастал, так как в каждом интересном месте
ледяного барьера я брал образцы льда. Собаки выдержали экзамен блестяще. За
день мы прошли 50 км, а между тем упряжка не обнаруживала никаких серьёзных
признаков усталости.
Во
время маршрута мы убедились, что расчёт в дальнейшем на подножный корм для
собак вполне оправдан. За время пути мы видели тюленей почти у каждой трещины.
Как правило, они располагались небольшими группами, обычно с детёнышами.
На
обратном пути я рассказал о своих планах каюру Кузнецову. Он поддержал меня.
Вместе мы обсудили все до деталей и решили, не откладывая дела в долгий ящик,
сегодня же договориться о маршруте с М.М. Сомовым. Вот каким был наш план перед
тем, как мы его доложили начальнику экспедиции. Упряжка в 13-14 собак сможет
достаточно легко тянуть 350-400 кг. Путь в оба конца приблизительно равен 300
км. Величина дневных переходов будет 50 км. Следовательно, нужно рассчитывать
на шесть рабочих дней. Если прибавить четыре дня на возможное сидение из-за
пурги, то нужно брать продуктов питания на десять дней. Корм для собак, за
исключением неприкосновенного запаса (НЗ) на одну кормёжку, не брать. Ночевать
решили в лёгкой двухместной палатке-гималайке. Взяли спальные мешки, из тёплой
одежды – оленьи малицы, меховые рубахи и брюки, унты. Ничего не должно быть
лишнего.
Основной
недостаток нашего снаряжения – это отсутствие средств какой-либо связи с Мирным
во время всего маршрута. Зная М.М. Сомова по санно-тракторному походу на
Пионерскую как осторожного и предусмотрительного руководителя, я больше всего
боялся именно этого пункта программы. Мне казалось, что придётся долго
доказывать Михаилу Михайловичу необходимость поездки, полную её безопасность и
безусловно успешное окончание. Я старательно продумал систему доказательств.
Припомнил все случаи санных путешествий без связи в Антарктике, кроме, конечно,
очень неудачных и трагичных санных маршрутов Моусона и его западной партии.
На
деле, однако, всё вышло значительно проще и лучше. М.М. Сомов внимательно
выслушал меня и... сразу во всем согласился. На следующий день мы тщательно
обсудили пункт за пунктом всю программу работ, снаряжение и питание. Как
опытный полярник, он многое нам подсказал, помог. Так, после обсуждения мы внесли
в списки снаряжения ветрозащиту к палатке, маленькую медицинскую аптечку.
Выработали системы сигнализации на случай, если нас навестит или будет
разыскивать самолёт. По рекомендации М.М. Сомова мы заменили многие
консервированные продукты готовыми, свежими, или в замороженном виде.
Иван
Моисеевич Кузнецов, или просто Моисеич, – архангельский помор, опытный каюр,
неоднократно зимовавший на Новой Земле. Ему я поручил всю подготовку
снаряжения. Сам же решил тщательно изучить материалы аэрофотосъёмки и составить
предварительное описание маршрута.
27
и 28 октября
ушло на подготовку. 28-го к вечеру нарты уже стояли готовыми к выходу. Вес
груженых нарт вместе с нами составлял около 400 кг. Для мало тренированной
упряжки это более чем достаточно. Из 50 привезённых собак Кузнецов отобрал
наиболее надёжных 14, причем настоял на взятии двух щенков-подростков,
родившихся в пути, – Африки и Гвинеи (они родились на экваторе), хотя мы с М.М.
Сомовым и возражали против этого. Мне казалось, что они не выдержат трудной работы
и надорвутся, а бросить их в пути жалко, уж очень хорошие, резвые собаки. Для
всех собак Кузнецов заново изготовил облегчённую упряжь.
К
вечеру я закончил составление описания маршрута. Вот что собой представляет
побережье моря Дейвиса на участке Мирный – шельфовый ледник Шеклтона.
Извилистая
линия барьера от самого Мирного нигде не нарушается выходом коренных пород.
Всюду лёд. К северу от этой линии морской лёд с застрявшими в нём ледяными
горами — айсбергами различной величины. Поверхность его неровная. Там, где нет
снега, вблизи барьера, он торосист. Вдали от барьера лёд покрыт снегом.
Поверхность снега тоже неровная, всюду заструги. Айсберги только с первого
взгляда кажутся неподвижными, скованными морским льдом. Если внимательно
присмотреться, то можно увидеть, что вокруг некоторых из них морской лёд сильно
изломан, а в сторону змейкой убегает трещина. Иногда эти ледяные чудовища
«просыпаются» и начинают медленно ворочаться, с шумом и треском разрывая
сковывающую их скорлупу морского льда. Горе тому, кто окажется в это время
около него.
К
югу от линии барьера простирается необъятное и труднодоступное царство снега и
материкового льда. Поверхность ледникового покрова в прибрежной зоне в
большинстве случаев неровная. Мощность льда резко уменьшается, и подлёдный
рельеф начинает сказываться и на поверхности ледника. Там, где есть выступы
подлёдного рельефа, поверхность ледника приподнята, разбита сетью широких
трещин. Сильные ледниковые ветры, скатывающиеся с охлаждённого
внутриматерикового ледникового плато, совершенно срезают снеговое покрывало с
таких местных возвышений, и их сразу видно по более тёмному цвету. Здесь на
поверхность выходит лёд.
Уже
на первых 10 км вглубь материка поверхность очень резко поднимается. Если на
побережье высоты над уровнем моря равны 20-70 м, то в 10 км от барьера они
достигают 400 м. Вся эта огромная масса льда медленно растекается в сторону
моря. В глубине материка, где мощность льда велика, и неровности подледного
рельефа не влияют на скорость движения льда, лёд движется повсюду примерно с
одинаковой небольшой скоростью. В прибрежной части в зависимости от характера
рельефа формируются различные типы ледниковых образований. Там, где подлёдные
скалы имеют крутые уступы в сторону моря, лёд, сползая с них с большой
скоростью, трескается, разрывается на отдельные блоки и образует порой почти
ледопады. В Мирном такие места побережья стали называться «ледоломами». В
местах ледоломов образуется множество мелких айсбергов. Линия барьера здесь
вогнутая в сторону материка. А совсем рядом можно видеть ровную без трещин
поверхность ледника, полого спускающуюся к барьеру. Очевидно, в этом месте
скорость движения небольшая, ложе ледника ровное, и лёд, сползая в море,
образует широкий, но короткий плавучий язык. Наконец, есть такие участки
побережья, где лёд образует далеко вдающиеся в море языки. Это так называемые
выводные ледники. Они зарождаются в нескольких десятках километров, иногда в.
100 км от берега, и текут в виде «реки» с ледяными «берегами». Образование этих
струй льда с повышенными скоростями движения среди малоподвижного льда
обусловлено наличием глубоких подлёдных долин в коренном ложе. В 30 км к
востоку от Мирного есть ледник Хелен. Это как раз выводной ледник подобного
типа. Язык его образован двумя слившимися между собой небольшими выводными
ледниками, ранее принимавшимися за один.
В
зимнее время движение ледников замедляется, но не прекращается. Поэтому
айсберги рождаются не только летом, но и зимой. Так в эту зиму появился
новорожденный айсберг вблизи Мирного (в 3 км к востоку).
Огромный
массив морского льда пытается сдержать напор материкового льда, но не может, и
вблизи наиболее подвижных участков материкового льда морской лёд сминается в
складки.
Что
же собой представляет этот материковый лёд? Каковы его текстурные и структурные
особенности? Откуда он пришёл и как формировался? Вот те вопросы, которые
необходимо было если не разрешить, то хотя бы приблизиться к их решению.
Второй
не менее интересной задачей поездки было выяснение строения льда шельфового
ледника Шеклтона. До сих пор мы не имели никаких сведений о характере самого
льда, и выводы о его происхождении строились только на основании
геоморфологических характеристик. Одни исследователи утверждали, что шельфовый
ледник Шеклтона – это часть материкового льда и является всего лишь одной из
форм разгрузки материкового покрова, как, скажем, выводные ледники. Об этом, по
их мнению, свидетельствует тесная связь шельфовых ледников с материковым льдом
и плавность перехода одного в другой.
Другие
утверждали, что, это, возможно, временные, но самостоятельные образования,
формирующиеся на месте. Об этом говорят ровная поверхность, отсутствие
морфологических признаков дифференциального движения льда, большое количество
осадков, выпадающих в этих районах, отсутствие интенсивного стока талых вод,
наличие островов и мелей под шельфовым ледником и в его теле, способствовавших
закреплению льда на месте. Сведения о строении льда шельфового ледника,
конечно, помогли бы решить этот спор.
К
сожалению, аэрофотосъёмки по шельфовому леднику ещё не производилось, и по
аэроснимкам я смог наметить путь движения, место детальных описаний разрезов и
отбора образцов только на участок барьера материкового льда до шельфового
ледника.
В пути
29 октября. В 9 часов 45
минут сразу после завтрака мы выехали из Мирного. Яркое солнце. Тихо. Бодрое
настроение. Несмотря на вес нарт (около 400 кг), собаки пошли очень резво.
Впереди идет умный и хитрый вожак по кличке Пестряк, затем мои старые знакомые
по оазису Бангера: Галстук, Казбек, Серко, Снегирь, Уголек, Дунай, Сокол,
Угрюмый, Мальчик и новички: Индус, Орел, Африка и Гвинея.
Сразу
же возник вопрос, как идти. Можно взять курс прямо на северный конец ледника
Хелен и оттуда к шельфовому леднику Шеклтона, а от полыньи уже начать рабочий
ход. Можно сразу начать работу, а обратный путь сделать холостым. Преимущество
первого варианта состояло в том, что, двигаясь с работами в сторону дома, мы
могли захватить больше образцов льда. Однако, зная неустойчивость погоды в эту
пору года, решили не тратить прекрасного дня на холостой переход и начать
работу сразу. В конце концов, если наберется много образцов, то можно будет
устроить временный склад где-нибудь у конца ледника Хелен и собранные образцы
захватить на обратном пути.
Первые
15 км пути прошли блестяще. Лёд сравнительно ровный, собаки полны сил, и я не
успевал даже осматривать как следует обнаженные стенки барьера. Приходилось то
и дело останавливать упряжку.
С
первых километров пути обращает на себя внимание разнородность строения верхних
горизонтов ледника. Первоначально я никак не мог понять, почему на одинаковых,
казалось бы, участках побережья и совершенно рядом в барьере виден в одном
случае только лёд, а в другом сверху идет толща снега и фирна мощностью 5-15 м.
Только найдя эти участки на аэроснимке и проследив путь движения льда, я понял
причину этого. Оказалось, что снежно-фирновые горизонты наблюдаются только там,
где между оголённым от снега крутым склоном ледникового плато и барьером
имеется понижение. Очевидно, проходя это понижение, ледник успевает накопить
некоторую толщу свежего фирна и снега. В тех местах, где линия барьера
пересекает оголённый склон, по всему разрезу виден лёд.
Через
15 км на морском льду появились мелкие торосы. По мере нашего продвижения они
всё больше увеличивались, пока не превратились в совершенно непроходимую гряду
высотой около 4 м. На пути, нанесённом мной на аэроснимки, никаких торосов не
должно быть, и я в десятый раз просмотрел все снимки, но ни на одном из них
ничего подобного не было. Вместе с тем, мы следовали точно по плану. В чем же
дело? Оставалось предположить, что весь этот хаос возник уже после съёмки. Но
съёмку провели всего 12 дней тому назад. Следовательно, гряды торосов возникли
совсем недавно. Действительно, в прогибе около одной из гряд была видна ещё незамерзшая
вода – явное свидетельство свежести образования. Пришлось искать выход из этой
ловушки. Зона свежих разломов была небольшой, но вымотала нас основательно.
Несколько раз наши сани переворачивались вверх полозьями. Иногда их приходилось
поднимать на руках, чтобы перевалить через полутора-двухметровый уступ, ибо
кругом виднелись ещё более неприступные торосы.
Совершенно
усталые, мы выбрались на ровное поле и сразу же увидели виновника этого
беспорядка. Примерно в 0,5 км от нас среди моря крупных ледяных обломков и глыб
стоял, накренившись, довольно крупный айсберг. Вероятно, будь здесь днём
раньше, мы были бы свидетелями величественного зрелища – рождения айсберга.
Когда я высказал это соображение Моисеичу, он зябко поёжился и сказал, что не
хотел бы быть крёстным отцом этого «новорожденного» и очень рад, что мы выехали
из Мирного сегодня, а не вчера. Сравнивая это место с аэроснимком, я увидел,
что на нём действительно совершенно отчётливо наметился большой кусок
материкового льда, готовый отколоться.
Дав
отдохнуть уставшим собакам и перевязав растрясшийся груз, мы дошли до 1-й
Хеленской гряды айсбергов, где остановились пообедать. Кое-чего мы не
доискались после переезда через торосы. И прежде всего двух термосов.
К
вечеру добрались до конца ледника Хелен. К своему удивлению, мы обнаружили
здесь не однолетний, а прочный многолетний припай без трещин. Казалось бы, у
конца такого подвижного образования не должен долго сохраняться припайный лёд.
В нём было так много вмерзших обломков айсбергов, что проехать на собаках не
представлялось никакой возможности. Пришлось сделать крюк около 5 км в сторону
моря.
День
кончался, собаки устали, и никаких признаков живности. Но что это? Собаки
вдруг, как по команде, стремительно бросились вперед. Мы едва не вылетели из
нарт. Огляделись – нигде ничего не видно. Куда же они так мчатся? Наконец, мы
увидели, что вожак ведет упряжку по пингвиньему следу. Уже целый километр
упряжка несётся, не ослабляя темпа, а кругом никого нет. Но вот впереди
показались три маленькие точки. Это были пингвины. Они остановились, увидев
нас. О наивные существа! Они повернули и, движимые, очевидно, любопытством,
идут навстречу своей гибели. Стремительно приближаемся. Теперь уже ничто не в
силах предотвратить свирепую расправу над тремя пингвинами Адели. Все произошло
в одну секунду. Вместо стройной длинной упряжки большой комок пушистых тел,
молча, с жадностью рвущих три несчастные жертвы. С большим трудом нам удалось
отобрать у собак птиц.
Покормив
собак и дав им отдохнуть, мы отправились к месту ночёвки, выбранной ещё в
Мирном по аэроснимку. Это был большой айсберг. Вокруг него морской лёд был
целым, следовательно, айсберг «спит» крепко и можно спокойно ночевать.
Перед
айсбергом собаки снова рванулись вперёд и в сторону. Не успели мы сообразить, в
чём дело, как вся упряжка напала на тюленя и маленького детеныша, лежавших у
лунки. Мать отчаянно защищала своего малыша, широко раскрывала пасть и хватала
собак за шею. Когда мы оттащили упряжку в сторону и осмотрели собак, то, к
нашему удивлению, ни на одной не было следов укуса тюленя.
Иван
Моисеевич – опытный промысловик, и пока я описал последний в этот день разрез,
он успел освежевать обоих тюленей. Большого тюленя мы разрубили на куски и на
высоком торосе устроили склад корма на обратный путь. Маленького тюленя целиком
отвезли к месту ночевки. У айсберга мы обнаружили ещё трёх тюленей с
младенцами, но так как корма у нас было теперь достаточно, то мы оставили их в
покое. Уже в полной темноте мы разбили палатку и приготовили ужин. Уставшие и
проголодавшиеся собаки съели маленького тюленя. Некоторые, не доев, так и
заснули, обнявши недоглоданную кость.
Здесь
же решили заложить склад, где оставили все собранные образцы и часть консервов,
рассчитывая на обратном пути разыскать этот склад.
30 октября. Ночью спали
чутко, прислушиваясь к каждому постороннему шуму. Заворчит ли собака, захрипит
ли поморник около остатков собачьей трапезы или заревет тюлень у трещины – на
всё реагируешь. Холодно. Палатка «чудо Антарктики», по определению Моисеича,
совершенно не защищает от ветра. В первую же ночь добрым словом вспомнили М.М.
Сомова, настоявшего на ветрозащите. В 6 часов утра начало пригревать солнце,
стало теплее, и мы заснули.
Погода
нам благоприятствовала. Хотя ветер и усилился, но по-прежнему ярко сверкало солнце,
и без защитных очков глазам было невыносимо больно. Ещё вчера мы обожгли себе
лица и теперь старались спрятать их от солнца.
Восточный
кут ледника Хелен не представлял собой ничего интересного для осмотра. Край
ледника был сильно разрушен и занесён снегом. Решили взять курс прямо на
побережье бухты Депо. Отдохнувшие собаки легко и быстро преодолели 25 км,
отделявшие место ночлега от намеченной точки на побережье бухты Депо. Все 25 км
путь шёл по волнистой поверхности морского льда. На аэроснимках волнистость
напоминала «рябь» на море, в действительности это были гряды и понижения,
относительная глубина и высота их варьировала от 1 до 2 м, а ширина равнялась
10-15 м. Они тянутся параллельно берегу и перпендикулярно направлению движения
льда.
Побережье
бухты Депо представляет малоподвижную часть края ледникового покрова,
расположенного между выводным ледником Хелен и шельфовым ледником Шеклтона.
Здесь, близ шельфового ледника, в 1955 году начала разгрузку «Обь». Мы
осмотрели весь ледяной барьер бухты, сделали описание разрезов и отобрали
образцы льда с различных участков побережья.
Обедали
в живописном местечке, откуда открываются изумительные виды на ледяной барьер и
всевозможные формы снежных надувов. Воздух чист и прозрачен. Никакая фотография
не в состоянии передать очарование этого сказочного ледяного царства. Почему-то
вспомнился Айвазовский. Думается, что он сумел бы понять и изобразить всё это
на большом полотне. Тишина. Полный штиль. Только ледяная стенка барьера не
выдерживает прямых солнечных лучей и тает. Даже эта мелкая капель отчётливо
слышна среди ледяного безмолвия. Тепло. Температура воздуха в тени –5°.
К
вечеру подъехали к основанию шельфового ледника Шеклтона. Барьер ледника
отличается здесь большой высотой (20-30 м), отсутствием больших снежных
надувов. Сразу бросается в глаза чёткая горизонтальная слоистость льда, которую
можно проследить на очень большом протяжении.
Примерно
в 5 км от побережья бухты Депо начались подходящие для описания и отбора
образцов разрезы. С волнением полез
по снежному надуву к обнаженной стенке льда, чтобы взять первый образец
шельфового льда. Ведь он должен сразу дать направление мыслям. Да, лёд ледника
резко отличается от льда материкового покрова. Это чередование слоев мощностью
30-40 см так называемого режеляционного фирна (фирн, образовавшийся под
воздействием относительно высокой температуры и талой воды) и слоев
инфильтрационного льда (льда, образовавшегося при замерзании сильно
пропитанного водой снега). Но так как эти слои тянутся на очень большом протяжении
и видны по всему разрезу сверху донизу, то это, очевидно, свидетельствует о
том, что, по крайней мере, верхние горизонты шельфового ледника сложены местным
льдом.
Весьма
возможно, что у основания шельфового ледника, там, где он смыкается с
материковым покровом, можно встретить лёд материкового покрова. Однако уже этот
первый факт наличия местного льда говорит о том, что шельфовый ледник Шеклтона
нельзя считать лишь краевой формой материкового ледникового покрова. Излишне
говорить, что мне было приятно видеть подтверждение своих мыслей. Однако одного
разреза для серьёзного доказательства мало. Надо сделать ещё несколько
разрезов, собрать образцы с различных глубин и выбраться на поверхность
шельфового ледника.
День
уже кончался, и надо было искать место для ночлега. Опять вставал вопрос о
корме для собак. В бухте Депо мы несколько раз встречали тюленей, но тогда было
слишком рано. А теперь, как нарочно, не было ни одной обжитой трещины. И мы
начали мечтать: хотя бы пингвины встретились. Вскоре действительно встретили,
но всего лишь одного. Это не было выходом из положения. Пришлось становиться на
ночёвку и отдать собакам половину суточного пайка из неприкосновенного запаса.
Вторую половину пайка решили сохранить на случай, если завтра придётся ночевать
ещё одну ночь у шельфового ледника. Легли в 11 часов. Собаки голодны, но что же
делать?
Вечером
самолет «ИЛ-12» сделал над нами круг и сбросил вымпел. Мы дали зелёную ракету:
«Все в порядке, продолжаем двигаться вперёд» по нашему условному коду. М.М.
Сомов не забыл о своём обещании проведать нас. Это по его заданию к нам
завернул И.И. Черевичный, возвращавшийся с ледовой разведки в море Дейвиса. В
сброшенном вымпеле нашли по телеграмме из дому и записку А.П. Капицы,
находившегося на борту самолета. В ней он сообщал о результатах ледовой
разведки, о новостях в Мирном. Как-то сразу почувствовали, что мы совсем
недалеко от всех своих товарищей, что за нами следят, помнят и, конечно, ждут
хороших результатов.
Описание разреза
Между
тем небо нахмурилось – погода стала явно портиться. Сделали все приготовления
на случай пурги. Заготовили термос чаю и поставили в палатку. Обложили палатку
снегом. Всё привязали к нартам. Нарты закрепили.
31 октября. Пишу, не вылезая
из мешка. Моисеич готовит завтрак. Всю ночь и сейчас дует позёмка. С края
барьера непрерывно струится мелкая пороша. Лагерь покрыт толстым слоем снега.
Собак почти совсем не видно, у некоторых торчат только головы.
Погода,
кажется, улучшается. Снова появилось солнце. Однако ветер всё больше крепчает.
Едва ли это солнце надолго. А может, это и лучше? А то мы оба обгорели до
предела. До лица, особенно до носа, невозможно дотронуться. Губы нестерпимо
горят.
Из-за
ветра готовим завтрак в палатке. Невыносимо душно и тесно. Оба сетуем на
негабаритность своих фигур. Однако другого выхода нет, на воздухе примус гаснет
от сильного ветра. Как ни неприятно в этой тёмной палатке, а снаружи ещё хуже.
Мелкая снежная пыль всюду проникает, карманы полны снега. За каждой страничкой
дневника снег.
Весь
путь до полыньи и обратно прошёл под непрерывным ливнем снежной пыли. Близость
полыньи увидели по местным низким слоистым облакам над ней. К 12 часам дня
подъехали вплотную. Дальше прохода нет. Насколько видел глаз, впереди была вода
с мелкобитым льдом. Странно, что и здесь мы не обнаружили никакой живности.
У
полыньи высота барьера равна 40 м. Здесь я сделал подробное описание разреза,
взял образец льда, и мы отправились в обратный путь. В основном все задачи
маршрута были выполнены. Оставалось только найти подходящий типичный разрез в
барьере ледника и отобрать серию образцов по вертикали от самой поверхности до
уровня воды. Вскоре мы нашли такое место. Здесь же мы выбрались на поверхность
ледника. Перед нами расстилалась ровная снежная поверхность с мелкими
застругами. Ничто не нарушало этой равнины на всём пространстве, видимом
невооруженным глазом. Я измерил мощность снегового покрова в различных точках и
сделал послойное описание структуры свежего снега. Иван Моисеевич
предусмотрительно взял по компасу азимут на конец ледника Хелен, чуть видимого
с выхода поверхности ледника.
После
обеда погода испортилась. Поползли низкие рваные облака. Отсутствие теней
делает все неровности на снегу невидимыми. Не только мы, но и собаки то и дело
спотыкались. До дома ещё далеко, а видимость очень плохая. В такую погоду
опасно пускаться в многочасовой путь без ориентиров, даже по компасу.
Расстояние между шельфовым ледником и ледником Хелен в этом месте равно
примерно 50 км. Можно уйти далеко в море, проскочив ледник Хелен. Рискованно! А
оставаться на ночёвку ещё опасней. Корма для собак нет, палатка сильной пурги
не выдержит. А, кроме того, неизвестно, сколько времени продлится пурга. Если
же мы успеем добраться до нашего склада с тюлениной, то хорошо укроемся среди
айсбергов и можем переждать пургу безболезненно для себя и для собак. Надо
ехать!
Возвращение
Пять
часов с лишним длился этот переход. Стемнело. Видимости никакой. Едем как в
молоке, хотя тумана и нет. Многим мы обязаны вожаку упряжки («учёный секретарь»
– так звал Моисеич головную собаку). Эта необычайно умная сообразительная
собака могла очень чётко выдерживать направление продолжительное время. «Учёным
секретарем» его Иван Моисеевич прозвал за то, что во время работы у барьера пес
сам вёл упряжку к обнажённым от снега участкам льда и без команды
останавливался. Он уже знал, что в таких местах люди выходят, идут к ледяной
стенке, одним словом, это для упряжки привал на 30-40, а то и 60 минут.
Вот
впереди как будто виднеется берег. Подъезжаем ближе. Нет, мы не видели такого
берега. Наконец, сообразили, что параллельно берегу, километрах в пяти от него,
идет гряда айсбергов. Пересекли эту гряду и действительно вскоре вышли к
барьеру выводного ледника. И снова в этом освещении ничего узнать не можем. Мне
показалось, что это уже конец ледника Хелен. Однако Моисеич упорно держит
направление к темнеющему распадку в барьере, который, как он мне объяснял
потом, «прямо так и тянул к себе». Каково же было моё удивление и наша общая
радость, когда это оказался тот самый айсберг, у которого мы провели первую
ночь!
Дав
немного отдохнуть собакам и забрав образцы льда и оставленные здесь позавчера
консервы, мы направились к складу с тюлениной. Ни у айсберга, ни у старой лунки
тюленей не было, и мы ещё раз порадовались, что сделали запас мяса. Ветер уже свирепствовал
с большой силой. Началась пурга. Надо было найти убежище от ветра. Примерно в
трёх километрах от склада мы, наконец, обнаружили зону затишья за большим
высоким айсбергом. Ветер здесь был неприятный, переменный, но слабый, что имело
решающее значение при нашей палатке. Внушал опасение сильный крен айсберга, но
дальше ехать уже не было сил. Темно. Собаки, да и сами мы изрядно утомились.
Сегодня за день прошли не менее 80 км. Прежде всего, накормили проголодавшихся
собак. Разбили палатку и, наспех поужинав, легли спать.
Для
разнообразия Антарктида решила нас угостить ещё и хорошей пургой. Ветер
усилился. Только я заснул, как одним из порывов ветра сорвало с палатки
ветровую защиту. Моисеич спал, и вставать пришлось мне. А какая мучительная
операция вылезть из мешка и одеться в этой крохотной палатке! Привязал и снова
засыпал снегом ветрозащиту. Сложил на неё все тяжёлые вещи с нарт. Вскоре
очередным порывом ветра сломало входную стойку палатки. Опять вставать. Хорошо,
что стойка бамбуковая; связанная бинтом, она некоторое время ещё держала. К
утру под тяжестью наметённого снега палатку сдавило. И мы оба оказались
придавленными, зажатыми снежными сугробами. В переднюю входную стенку задувал
снег, и наши спальные мешки покрылись сверху толстым слоем снега.
1 ноября. Утро. Всё без
изменения. Площадь палатки продолжает сокращаться, слой снега на спальных
мешках увеличивается. Нас придавило так, что повернуться в мешке трудно. От
этого ещё больше хочется изменить положение.
Новым
порывом ветра окончательно сломало переднюю стойку. Дальше лежать было
невозможно. Решили встать, и если есть хоть малейшая возможность, то двигаться.
При
дневном свете стало видно, насколько ненадёжно наше укрытие. Айсберг
накренился, а морской лёд вокруг сильно изломан. Очевидно, айсберг уже
неоднократно «просыпался». Без сомнения, «пробуждения» айсбергов бывают именно
в такую погоду. Несмотря на бушевавшую пургу, нам захотелось побыстрей покинуть
это убежище.
Многих
собак пришлось откапывать из-под снега, так как сами они не могли выбраться.
Наше спасение было в том, что ветер был попутным. В противном случае нам едва
ли удалось бы заставить собак двигаться. Ничто так не мёрзло, как лицо. На нём
моментально образуется снежная маска. Глаза залепляет, в очках ехать
невозможно. Ехал без очков и за это поплатился: всю ночь и день мучился адской
болью глаз.
Об
ориентировке в этом вихре не могло быть и речи, поэтому ехали на память, да
поглядывая на компас. Для того чтобы не попасть в непроходимое поле мелких
айсбергов, у конца ледника Хелен решили взять курс подальше в море. Однако,
видимо, зашли слишком далеко, так как пошли какие-то новые, совершенно
незнакомые места. Повернули в сторону берега и долго ехали в этом направлении.
Уже появились первые сомнения, не заблудились ли, когда вдруг выскочили к
Хеленской гряде айсбергов. Не узнать её было невозможно даже в пургу, так как
очутились у того самого айсберга, который объезжали и который запомнился мне по
причудливым «башням» и «бойницам», делавшим его похожим на развалины какой-то
сказочной крепости.
Дальше
дорога была знакома. Да и пурга как будто стала слабеть. Ветер затихал, в
воздухе стало меньше снега. Увидели берег. Наконец, сквозь снежную пелену
впереди показалось неподвижное темное пятно. Без сомнения, это скалы островов
архипелага Дружбы. Это уже дом! Собаки, по-видимому, тоже почувствовали это и,
хотя уже шли пять часов без отдыха, пошли ещё быстрей.
Обрадовавшись,
мы забыли об осторожности и уже под самый конец пути чуть не поплатились за
это. Переезжая через одну из замаскированных снегом трещин, провалились в неё.
К счастью ничего не сломалось, ничего не потеряли и отделались лёгким испугом.
Подъём
на барьер к Мирному крут, а ветер здесь встречный, и на этом последнем участке
мы совершенно выдохлись. Зато какое наслаждение вновь увидеть родные крыши посёлка,
штормовые огни у домов и прожектор на крыше электростанции!
Кончилось наше
путешествие. Мы сделали больше, чем думали сделать, и быстрее, чем
запланировали. Мы выдержали план обследования побережья и всё время шли точно по
пути, намеченному нами на аэроснимках перед походом. И, кажется, мы заслужили
награду, которую нам приготовили наши товарищи в Мирном: радостные улыбки,
крепкие рукопожатия, смех, шутки, расспросы и рассказы в самой уютной в
Антарктиде кают-компании.
Борис ВТЮРИН,
доктор
географических наук
Фотографии – из семейного архива ВТЮРИНЫХ и архива ТИГ ДВО РАН
Комментариев нет:
Отправить комментарий