суббота, 25 августа 2018 г.

Виктор КВАШИН. Последняя крепость империи или Легко сокрушить великана 6 (продолжение)



(Продолжение. Предыдущая часть здесь)

Часть 6

Заноза из страны Утренней свежести

1

Что это было? Годы пролетали незаметно, словно дни, а дни тянулись столетиями…

Поначалу чтобы развеселить сына отец устраивал пиры, брал его на охоту, пытался втянуть в работу. Трижды подбирал для Сиантоли невесту, но тот даже смотреть на них отказывался. Отец даже тайно нанимал сыну красавиц, чтобы просто взбодрили мужскую кровь. Красавицы отрабатывали плату, но Сиантоли не становился веселее. Ни работа, ни охота его не радовали.

Через год специальным посыльным прислали Сиантоли деньги за службу. Не забыл государь! Сиантоли принял мешок с монетами равнодушно. Часть денег отправил с попутными людьми дочери в Судуху – в молодой семье пригодятся. Половину оставшегося отдал отцу. А остальные тихо пропивал в гончарке, где поселился в тёплом углу за печами.

Жить в доме отца он отказался. Нечего мешать семье своим нытьём и бесконечным кашлем. А строить свой дом руки не поднимались.

Нечасто приходили сведения с фронтов, и все были о поражениях. Этот хитрый и коварный Мухали с ничтожным войском побеждал чжурчжэней! Было обидно и неприемлемо для самолюбия чжурчжэня. Но ничего бы Мухали не завоевал, если бы не изменники, которые переходили к нему целыми армиями и потом воевали против своих. Сиантоли ненавидел предателей, но каждый раз, как начинал их ругать, в памяти всплывала картина, как под Баданчином он направляет свою сотню на идущих на прорыв чжурчжэней и расстреливает их бронебойными стрелами. Сиантоли пил.

Несколько раз он ходил к шаману, а возвратившись, напивался снова.

– Сиантоли, что ты делаешь? – говорил отец. – Не жалеешь себя, так пожалей меня. Мне нужен наследник, кому я это всё оставлю?

– У тебя есть наследник. Не трать на меня силы, отец. Зачем я тебе такой… Ты знаешь, что шаман сказал? Духи варят кашу из чжурчжэньских мозгов – так он сказал. Верно сказал. У меня точно – каша в голове. Давай выпьем, отец…

Каждый раз после получения новостей Сиантоли напивался – и после плохих, и после хороших. Хороших было мало, и все они были местными – новое государство строилось и развивалось. Переселенцы были активны, строили сёла и города, разводили скотину, мастера разворачивали производство железных и бронзовых вещей, деревянных поделок, каменных жерновов для мельниц и всего прочего, что нужно для нормальной жизни. Появлялись и гончарные мастерские, что тревожило отца. Он не хотел соперников. Но у него производство было отлажено, а мастера прекрасные, его горшки приезжали покупать даже из столицы.

Говорили, что государь указал ставить столицу на том же месте, где провозглашал новое государство – на берегах реки Суйфун. И теперь там идёт активное строительство. Отец чуть не каждый день возносил хвалу мудрому правителю Пусянь Ваньну. Государь повелел строить дворцы и храмы, а для них нужна была черепица.

Отец первым в округе наладил с помощью Гончара выпуск черепицы, купил ещё толковых рабов. Теперь в береговом обрыве ручья выстроились пять печей, и в каждую загружали по две тысячи черепиц! Сиантоли поначалу увлекался новым для него делом и сам вместе с рабами раскатывал глиняное тесто до толщины пальца, обрезал по трафарету и раскладывал на круглом толстом бревне, подстелив снизу мешковину. 

Источник фото:http://www.potencial.od.ua/storage/images/sneg/borja/1c87cb766c4066573060a26dfc8a6e5b.png

А после шли загружать очередную освободившуюся печь сухими черепицами. Тут надо было знать как! Во всём свои секреты. Жар от печи должен был проходить между всеми изделиями равномерно. Черепицы ставили вертикально с очень малыми промежутками – четыре ряда помещалось. Сверху на нижние выставляли следующий ряд, но поперёк нижнего, на него ещё, скрепляя черепицы маленькими кусочками сырой липкой глины, чтобы не падали. Потом нужно было суметь перекрыть свод печи необожжёнными глиняными кирпичами, но так, чтобы он не обрушился во время обжига. Наконец, всё готово.

– Зажигай!


Особенно интересно было заглядывать в смотровое отверстие, когда обжиг был в самом разгаре. Внутри печи, в полной темноте светились ряды черепиц – сначала тёмно-красным светом, потом всё светлее, малиновым, ещё ярче!

Источник фото:http://www.stroy-podskazka.ru/images/article/thumb/718-0/2015/05/obzhig-kirpicha-2.jpg

– Стоп топить! – командовал управляющий и главный мастер всего производства, седоголовый, но по-прежнему сухой и энергичный Гончар. Входное и выходное отверстия закрывали и оставляли остывать до завтра. А рядом остывшую печь уже выгружали, разобрав свод, другие работники. Третьи грузили готовую черепицу на телеги и отправляли в город, а нередко и в соседние поселения, которых стало много. В каждой деревне были люди зажиточные, и они желали покрыть свой дом или хотя бы маленькую кумирню во дворе – но непременно черепицей, как у правителя! 


Конечно, как в любом производстве, случался брак. Дорога к мастерским была засыпана битой или кривой черепицей. Дно ручья тоже. Хорошей всё равно оставалось намного больше. Производство посуды отец почти забросил, оставил по настоянию Гончара всего два круга, чтобы «не терялось мастерство в руках».

Когда сообщили, что сдох этот Мухали, Сиантоли споил всех рабов на гончарке. Прозевали печь, вся загрузка пошла в брак. Отец страшно ругался, рабы получили плетей. Сиантоли стало стыдно, и он решил остепениться и даже взялся строить дом. О, как обрадовался отец! Дал двух работников, телегу с лошадью. Стали возить камни для кана. Отец предлагал обжечь кирпичей, но Сиантоли хотел настоящий кан, как положено, из дикого камня.

Через короткое время пришло траурное известие о смерти императора. Но люди не очень горевали в надежде, что новый изменит положение на фронтах. Так и вышло, чжурчжэни стали побеждать и столь успешно, что загнали сунские войска обратно и заставили просить мира! Ну уж такую победу Сиантоли никак не мог не отметить.

Праздник затянулся. Сиантоли уже не хотел новый дом и вообще ничего не хотел делать. Просто не хотел. Куча отборных плоских камней для большого трёхсекционного кана так и осталась лежать на берегу ручья под гигантской развесистой ивой. Сиантоли продолжал жить в мастерской, но рабов и мастеров больше не поил, пил в одиночестве. Иногда уезжал на несколько дней в новую соседнюю деревню ниже по течению. Там была вдова, которая привечала пожилого сотника. Теперь, с прибытием нового населения с запада, нравы стали свободнее, старые законы уже не были столь строги, и такую связь никто не осуждал. Но и это надоедало. Сиантоли ехал в горы по дороге на Судуху, или забирался в глухой распадок около речки Шайгани, где в детстве с другом Дзэвэ устраивали тайники и даже построили маленький секретный дом с очагом. От домика того уже не осталось и следов, как и от детства… Сиантоли ехал в село, покупал вина и забирался в свой угол в гончарке. Люди стали сторониться его. Даже добрый Гончар стал неразговорчив и старался уйти по делам. А может это только казалось?

По поводу смерти Чингисхана было всеобщее веселье. Правда, официально был объявлен траур, но люди радовались, поздравляли друг друга. Кончится теперь война, оправится великая Золотая империя, наше Восточное Ся вернётся в общее чжурчжэньское государство.

Но война не прекратилась. А через три года новый хан Угэдэй повёл войска на последнюю чжурчжэньскую столицу Бяньцзин. Люди не очень переживали от подобных вестей с бывшей родины, привыкли, что война бесконечна. А тут мир и счастье благодаря умному и заботливому государю Пусянь Ваньну. Но Сиантоли было понятно, что Угэдэй шёл не за богатствами, а чтобы окончательно уничтожить Цзинь. И Сиантоли пил.

2

– Вставай, Сиантоли! – тряс его отец. – Поднимайся! Приехал гонец за тобой из столицы.

– Скажи, пусть идёт вон!

– Ты с ума сошёл! Гонец – из министерства!

– Мне плевать, я своё отвоевал, никуда не поеду.

– Хватит хандрить, вставай. Ты понадобился государству, и это – счастье!

– Я хочу умереть, отец…

– Не надо горевать, сын, всё наладится. В следующей жизни мы с тобой будем богатыми, и у нас будет власть.

– Сомневаюсь, что я скоро захочу вернуться на землю.

– Ну, что ты, вернёшься сюда счастливым! Твоя душа-птичка влетит в лоно матери твоего правнука и снова будет жить в теле.

– Зачем? Чтобы делать других несчастными? – Сиантоли приподнялся на локте. – Ты оглянись вокруг, отец: люди всё время предают и убивают друг друга, чтобы самим стать счастливыми! Все народы во все времена так поступают. Я сам убил не меньше сотни врагов и людей ни в чём не повинных, что я стал счастливее? Надоело.

– Ты просто устал от невезения, сын. Ты вернёшься на землю тигром и станешь царём зверей. Буддисты говорят, что человек может стать в следующей жизни зверем.

– Чтобы попасть под облаву, и моей шкурой похвалялся какой-нибудь ван? Нет, если я и вернусь, то камнем на недоступной вершине горы. Буду веками лежать и наблюдать бесполезные войны наших потомков. Да и камнем скучно… Зачем всё это?

– Эй, ты, калека несчастный! – воскликнул вдруг отец, Сиантоли вздрогнул, –

Что ты завидуешь тем,
Которые весело пляшут,
Не ведая горя и бед?
Лучше взгляни обратно
На тех, кто был юным и верным,
На тех, о ком ты грустишь,
Кого сдуло ветром смертельным.
Разве они не хотели б
Сидеть на твоём месте
Смотреть и завидовать тем,
Которые весело пляшут?
А ты
       ещё
                   жив!

 Сиантоли молчал. У него навернулась слеза.

– Прости, отец. Я постараюсь… Скажи этому гонцу, я сейчас выйду.

Гонец был в чине сотника и с ним прибыл десяток воинов сопровождения. Ничего себе, когда это за сотником посылали такой эскорт! Сиантоли вызывал немедленно Министр по особым поручениям. Подали казённую лошадь, ухоженную, под дорогим седлом. «Ага, понятно, друг Дзэвэ что-то придумал. Что ж, поехали, проветримся».

Сколько же лет не выезжал Сиантоли из долины Елани? Ого – пятнадцать! У другого полжизни проходит за такой срок, а тут и не заметил – туман в голове, «духи варят кашу из чжурчжэньских мозгов» …

Дорога удивила и порадовала. Она была вычищена от упавших деревьев, отсыпана речной галькой, по бокам канавы вырыты, чтобы дождями не размывало, через речки мосты построены, чего при прежней власти в этой стороне точно никогда не было. А сколько повозок встречалось! Это когда такое было, чтобы на дорогах в сторону Елани везли столько грузов! На первом перевале застава: «Кто, куда, зачем? Предъяви пайцзу». Давно пора, а то бродят всякие, кому куда хочется. На следующем перевале – застава! На третьем тоже, да тут целая крепость! Навели порядок в государстве, наконец. Между прочим, на заставах и отдохнуть можно, и лошадей подковать и накормить, и самим едой сумы пополнить. Хорошо.

Гонец на политические и военные вопросы не отвечал, а в общем был неплохой человек, намного моложе Сиантоли, в меру разговорчивый. Рассказывал, какие теперь города в Восточной Ся, и Сиантоли казалось, что врёт парень, откуда такому взяться за столь короткий срок?

Приказано было доставить Сиантоли в «Старый город».

– Это Сюйпин 1*, что ли? – уточнил Сиантоли.

– Да, он. Резиденция министра в новой столице ещё не готова. А вообще скоро все министерства в Кайюань 2* переберутся.


Сиантоли когда-то бывал в Сюйпине, ещё в юности с отцом. Тогда город надолго оставил сильное впечатление. Но после на пути Сиантоли были разные города гораздо крупнее далёкого от кипучих центров империи Сюйпина. И сейчас Сиантоли невольно ожидал увидеть те старые улочки, которые видел в далёкие годы.

Сюйпин поразил сразу, как только открылся глазу! Первое, что обращало на себя внимание – городской вал высотой в три человеческих роста, весь, словно муравьями, покрытый рабочими. Одни поднимали глину из глубокого рва к подножью вала, другие поднимали её наверх, третьи трамбовали слоями, поливая водой. Вал был настолько крут, что для рабочих были сделаны специальные лестницы и помосты для работы, иначе на склоне удержаться было невозможно. Множественные башни выступали наружу из стены, сопровождающий сказал, что их сорок четыре! Часть из них была уже готова, другие достраивались. Высокие ворота прятались за сложно загнутыми валами, специально выстроенными впереди ворот и имеющими башни. Над воротами крытый черепицей помост для лучников. Да, всё по последним военным правилам! Сиантоли чуть не свалился с лошади, разглядывая черепицу – очень уж похожа на ту, что делали у отца в гончарке.

И столпотворение повозок разного размера и вида, пеших людей и всадников – очередь перед воротами с обеих сторон! Ну, уж раньше такого точно не было! И на улицах нелегко проехать. Сопровождающие воины выстроились клином и просто расталкивали толпу – и людей, и всадников, и телеги. «Будто государственную персону везут», подумал Сиантоли.

Улицы тоже трудно было узнать: дома будто выросли, украсились непременными черепичными крышами. Многие строения были не из дерева, а из добротного кирпича или из камня. А мостовая – вот удивленье! В Сюйпине теперь главная улица выложена плоскими квадратными плитами – ну ничуть не хуже, чем в Чжунду! А вот и храм. Вот он остался почти таким же и теперь казался маленьким среди высоких зданий. 


Прибыли во внутренний город, небольшой, но за надёжными стенами. Сопровождающий сотник доложил о выполнении задания и попрощался. Сиантоли пригласили в дом для прибывших, сразу дали умыться и поднесли чай. Теперь чай даже в далёкой Сюйпини – признак высокой культуры. А Сиантоли сто лет не пил чай, да он его и вообще не часто пробовал в своей беспутной жизни. Как только маленькая чашечка, которую и в руке не видно, опустела на две трети, сразу пригласили в приёмные покои министра.

…………………………………………………………………………………………………

1* Сюйпин – административный центр провинции Сюйпинь империи Цзинь. Находился на территории города Уссурийска.

2* Кайюань – город недалеко от Сюйпина, северная, главная столица государства Восточное Ся.

3

– А-а, Драчун, засохший за печью отцовой гончарки, словно старый сверчок! А белый, белый какой! Прикажу, чтобы покрасили тебе волосы, а то скажут, что за командира прислали, старого и немощного! Ай, как я рад тебя видеть!

Конечно, это был дружище Дзэвэ. Разодетый в министерский халат со всеми положенными украшениями и знаками, постаревший, располневший, он всё равно был тем самым Дзэвэ!

– Здравствуй, здравствуй, Дзэвэ! Да, пожалуй, в последние годы никому не был я рад так, как тебе!

– Сегодня бросаю все дела и пьём!

– О, друг, это ты был занят, что и выпить некогда, а я только и делал, что пил. Лучше скажи, зачем вызвал, не ради попойки же в самом деле?

– Нет! Ни слова о делах! Сейчас седлаем коней и едем. Есть у меня укромное местечко, посидим, поговорим, там и твоё дело скажу.

Они выехали из внутреннего города, конечно, в сопровождении уже трёх десятков всадников.

– Видел город? Ого! Строимся! Как тебе?

– Да, я удивлён. Столица!

– Нет, это уже не столица. В этот раз не удастся, а вернёшься, свожу тебя в Кайюань – вот где столица! Вот там красота! И мощь! Всё, что есть лучшего под Солнцем, всё применили, все знания. Мастера – высшего уровня! А вон, смотри, какой роскошный храм возводят!

– А я-то думаю, почему старый храм так и остался в прежнем виде. Да, увлеклись в столицах буддизмом!

– А знаешь, я тоже посещаю. Да, конечно, положение обязывает, вся знать в храмах теперь. Но и сам я вчитался, суть осознал – умные мысли, верные смыслы! Будда столь велик, что не уважать его просто невозможно.

– Куда же мы направляемся, Дзэвэ? – Спросил Сиантоли, когда выехали из города. Ему уже изрядно надоело трястись в седле.

– Да знаю, что ты уже много дней задницу мозолишь. Ничего, тренируй, скоро ещё дальше поедешь. Давай вот как сделаем. Пошлём слуг вперёд, пусть еду-питьё готовят, а мы заедем поклониться князю Эсыкую 1*. Тут рядом.

Сиантоли слышал об Эсыкуе. А кто о нём не слышал! Один из великих людей славного чжурчжэньского прошлого, любимец и советник первого императора Золотой империи! Это Эсыкуй настоял, чтобы начали войну с Ляо – и не стало киданьской империи! Это Эсыкуй, став вместо умершего брата вождём племени Ваньянь в Елани, вывел своих людей из солонцеватых еланьских земель в долину Суйфуна. Благодаря ему процветала долина тридцать лет при нём и процветает сто лет спустя! За то и возвели памятник великому человеку!

Сиантоли оказался здесь впервые. Они подъехали с юга к узкому проходу в высокой земляной стене, украшенной поверху изящной узкой черепичной крышей. Лошадей оставили у входа, вошли пешком по красивой ровной дорожке из гранитных плит. Прямо от ворот начиналась аллея, обставленная по бокам парными скульптурами. Прежде всего, стояли по сторонам два каменных льва, за ними попарно четыре гранитных круторогих барана, после, словно охрана, два воина с обнажёнными мечами, за ними фигуры чиновников, выставленные в пол-оборота так, что обращены были и к входящим, и друг к другу, и наконец, два многогранных высоких столба с письменами на них. Эта аллея подвела притихших посетителей к ухоженному, покрытому стриженной травой холму, на облицованной камнем вершине которого стоял храм – шесть деревянных красных колонн на круглых каменных фундаментах и крыша изящной черепицы, а под нею гигантских размеров гранитная черепаха, вызывающая трепет пред вечностью и мудростью. На спине черепахи установлен, будто выросший из панциря столб квадратного сечения с письменами и навершием в виде извивающихся, словно живых драконов.

Дзэвэ и Сиантоли поднялись по ступеням к черепахе. Поклонились. По очереди положили по монетке в каменную чашу у черепашьей морды. Сиантоли осмотрелся. Отсюда, с высоты кургана видна была вся ухоженная огороженная площадь памятного места. К северу находился под такой же крышей второй холм с каменной плитой и несколькими скульптурами. Это и была собственно могила великого князя Эсыкуя. 

Источник фото:http://placepic.ru/uploads/posts/2011-04/thumbs/1303767407_old_chinese_photos_50.jpg

Почему-то вид этого величественного захоронения в тишине и безлюдье вызвал трепет. Друзья переглянулись и, не договариваясь, повернули к выходу.

За воротами вновь послышался далёкий шум города. Неподалёку, в старом дубовом редколесье на берегу тихой речки ждали сопровождающие воины и кони.

– Что ж, поехали теперь праздновать! Мои повара, наверно, уже всё приготовили.

Ужин у костра под раскидистой ивой был великолепен. Повар-ханец запёк в угольях двух фазанов, и друзья с удовольствием закусывали изысканное вино жирной птицей. Дзэвэ с интересом расспрашивал о родной деревне, о знакомых, о семье Сиантоли. О своих он знал подробно из писем отца, которые регулярно доставлял гонец. Конечно, министр мог себе позволить гонца.

– Скажи, Дзэвэ, слышал я, что ты женился?

– Да уж давно, четыре года! Проспал ты там, за своей печкой. У меня уже две дочки. А теперь жена сына обещает.

– О, за это надо выпить! – Сиантоли снова входил во вкус. – Друг, откуда ты берёшь такие вина?

– Это – из Корё. Хорошее. Вот о Корё нам с тобой и нужно поговорить.

– Ты как всегда, с неожиданностями! Чего нам говорить о Корё?

– Теперь, слушай, сотник и не перебивай. Веселье кончилось. Государь выразил тебе лично своё высочайшее доверие – назначил тебя командиром конной тысячи.

Сиантоли вскочил и вытянулся, как перед строем. Потом снова сел.

– Нет, это ты шутишь. Какой из меня тысячник? Это ты ему посоветовал, чтобы меня вытащить из деревни?

– Когда человек думает о себе, ему некогда думать о государстве. Ты меня слышишь, Драчун, дело государственной важности тебе доверяют! Поведёшь тысячу на войну с Корё.
– Но мы же с ними в мире и дружбе…

– Теперь нет. Угэдэй решил с Корё покончить. Мы уважаем решение «старшего брата». Обязаны помочь.

Сиантоли покачал головой.

– Нет, я не пойду воевать рука об руку с плосколицыми. Не хочу. И вообще, я уже по возрасту не гожусь. Сочини что-нибудь, скажи государю, что я болен и уже плётку в руках не удержу.

– Эх, какой же ты «драчун», ты плачешь как ребёнок! Ну-ка, встань!

Что разлёгся в подушках, чжурчжэнь?
Что ты жизнь бережёшь свою?
Покой для воина – смерть!
Место твоё – в седле,
А достойная гибель – в бою!

Ты – чжурчжэнь, Сиантоли, ты – обязан! Утром ко мне явишься, вручу пайцзу, дам сопровождение. Поедешь в расположение тысячи, примешь её. Неделю на подготовку, съездку. Через неделю выступаешь на юг в составе группы из трёх тысяч. Командующий группой пришлёт тебе приказ. Всё. Выпьем по последней чаше за твою и всего войска удачу!

Выпили.

– Послушай, что я тебе скажу, друг, – наклонился Дзэвэ к товарищу. – Наш государь очень мудрый руководитель. Очень! Нет ему равных в хитрости и ловкости при устройстве отношений как с друзьями, так и с врагами. Не зря же он потомок легендарного полководца Цзиньского Учжу, который служил при Агуде. Если он посылает свои войска в помощь монголам, значит это действительно нужно. Давай ему поможем. Не случайно государь именно тебя выбрал, ведь у него и готовых тысячников достаточно. Оправдай!

…………………………………………………………………………………………………

1* Эсыкуй, другое имя Ваньянь Чжун – вождь племени Ваньянь, обитавшего в местности Елань, в 1124 году переселился со всем племенем в область Сюйпинь, где земли более подходили для занятий земледелием. В городе Сюйпин (Южно-Уссурийское городище) Ваньянь Чжун сделал свою ставку и успешно руководил племенем до смерти.

4

И снова с утра до ночи в седле. Оказывается, совсем иначе себя ощущаешь, если кому-то нужен. А если нужен самому государю и ради государства, тогда и гордость просыпается, выпрямляется спина, ноги чувствуют живую тёплую лошадь, и она через ноги её обнимающие чувствует силу и власть седока и слушается, кажется, его мысли, предугадывая команды. Радость бодрого тела – ценное ощущение для пожившего на свете человека. И Сиантоли радовался. Радовался окружающим горам и лесам, радовался полям и сельским жителям на них, радовался своей тысяче – целой тысяче крепких бойцов под его личным командованием! Ничего себе, дослужился!

Почти месячный переход показался Сиантоли даже в удовольствие. У границ с Корё стали лагерем в ожидании монгольского корпуса. И хорошо, было время отдохнуть и откормить лошадей. Но недолго, через неделю подошёл монгольский тумен во главе с высокомерным Саритаем 1*. Сразу стало «весело» – тысячи кибиток, выставленные кругами, костры, шум, гомон, столпотворение. Но столпотворение упорядоченное и дисциплинированное.

Монголы подъезжали к лагерю чжурчжэней, отпускали обидные шутки. Но наши бойцы были заранее строго предупреждены: мы с монголами друзья, они, хоть и невоспитанные, но драться с ними ни в коем случае нельзя, лучше мирно отшутиться. Нам ведь ещё воевать вместе бок о бок.

Сиантоли ехал к своему командующему, конечно, в сопровождении, как положено. На всём скаку подлетела к нему встречная группа монголов. В узком месте разъехаться было трудно. Монголы не уступали:

– Пропустить монгольского тысячника! Вон с дороги!


Командир охранного десятка Сиантоли заартачился:

– Пропустить чжурчжэньского тысячника! Кыш, плосколицые!

Плосколицые обнажили палаши.

– Стоп! – крикнул Сиантоли по-монгольски. – Стоп, друзья. Не затем мы сюда ехали, чтобы убить друг друга на пороге общего дела. Мы уступим, проезжайте, – с этими словами дал знак своим отъехать в сторону.

Монголы, скалясь и не снимая рук с оружия, не спеша проехали мимо.

– Эй! Драчун! Ты ли это? – монгольский тысячник приблизился вплотную. – Ты, Сиантоли! Ха-ха! Вот где встретились!

– Жаргал? Жаргал! Рад тебе, Жаргал! Высоко поднялся!

– Ты тоже! Смотри, как духи нас ведут одной дорогой! Я рад, что ты жив, Драчун! Монголы добро помнят! Снова вместе повоюем, ага? Скоро, скоро увидим твоё синее море! Покажешь море?

– Ладно, Жаргал, здесь отвоюем, приезжай в гости. Покажу море.

В самом конце лета пошли. По разным бродам несколькими колоннами переправились через пограничную реку Амноккан 2*.


Хорошая река, широкая и чистая, течёт среди лесистых невысоких гор и обширных полей и лугов, похожа на Суйфун. Первый город на пути – Хамчинсон 3*. Как они это выговаривают – язык сломаешь! Командующий чжурчжэньскими войсками, вернувшись с совещания у Саритая, собрал тысячников.

– Нойон выразил неудовольствие, что нас мало. Сказал, если прислали всего три тысячи, тогда идите первыми, покажите чжурчжэньскую доблесть. Хочет нами проложить дорогу, – командующий помолчал. – Отказываться нельзя…

Да, отказываться было нельзя, это понимали все. Пошли на рассвете. Впереди погнали хашар – собранных в округе крестьян с плетёными из ивовых прутьев или деревянными щитами, с вилами или острыми кольями вместо оружия, с брёвнами и лестницами для перекрытия рва. Им всё равно не суждено войти в город, зачем им настоящее оружие. По их телам и брёвнам пошли войска.

Конечно, монголы послали «помощников» из Восточного Ся на самый трудный участок. Не впервой! Они вошли в этот город, потеряв треть бойцов убитыми и тяжело ранеными.

Сиантоли морщился, пока лекарь приматывал ему к руке дощечку – щиток на предплечье выдержал удар меча, но кость ниже локтя лопнула. Башка гудела от удара по голове. «Да, прыть уже не та, не увернулся». Но дрожь сражения ещё гоняла кровь по жилам. В такие минуты бывалые бойцы предпочитали молчать. Неосторожное слово могло вызывать вспышку ярости у любого вышедшего из боя.

Оруженосец доложил, что недалеко есть подходящий дворец для расположения командира и сопровождения.

– Ведите.

Во дворце тысячник прошёл в приготовленную для него, уже прибранную комнату. Служанки подали лохань с водой. Сиантоли, морщась от боли, отскоблил, смыл с рук засохшие потёки крови, плеснул в лицо. Вода воняла благовониями.

– Дайте чистой воды, – еле сдерживаясь, сказал он.

Корёска, согнувшись поклоне, не поднимая глаз, поднесла чашу с плавающими лепестками роз. 



– Чистой! – взревел Герой и ударил по чаше.

Служанка вскрикнула и упала в обморок.

– Уберите!

Ему расхотелось пить и вообще пропали все желания. Обычное возбуждение воина перед боем, особенно перед штурмом города, когда специально копишь мужскую энергию для звериной ярости в бою, эта яростная энергия не заканчивается с окончанием боя, если ты остался жив и не сильно ранен. И тогда, чтобы прекратить убивать всех подряд, уже не сопротивляющихся и не представляющих опасности, чтобы не проламывать черепа умоляющим о пощаде, нужно эту мужскую ярость выплеснуть в извивающуюся, визжащую пленницу, и тогда вдруг становишься ленивым и довольным, уже не хочется никого убивать, и даже бывает, возникает жалость и некое подобие благодарности к этой подвернувшейся под руку девке. Это не имеющее выхода мужское возбуждение, уже перенаправленное сознанием с убийства на женскую плоть, – это вдруг пропало у Сиантоли тут, в этом приторно благоухающем дворце с извращённой искусственностью интерьера.

Сиантоли вышел во внутренний двор.

Молодые воины гоняли вокруг фонтана голых дворцовых девиц и веселились. Было отчего: лица, выкрашенные белилами, будто маски, чёрные волосы на фоне почти прозрачной голубоватой кожи, от рождения не видавшей солнца, худосочные груди висят, задницы худые как у некормленых ослиц, ноги кривые. Они падали, ползли на четвереньках. Воины несильными точными ударами плёток по самым интимным местам подгоняли верещащих «красавиц» и гоготали…

«А что с такими ещё делать? – подумал Сиантоли. – Пусть развлекаются. У этих хоть ступни нормальные, не то что у сунских «красавиц». Ему на всю жизнь запомнилась попытка воспользоваться услугами сунской девушки с изуродованными ступнями – ничего более отвратительного он и на войне не видел.

………………………………………………………………………………………………….

1* Саритай – монгольский полководец, руководил вторжением в Корё в 1231-32 годах. Убит при осаде крепости Чхонсон в 1232 году.

2* Река Амноккан, другие названия: Ялуцзян, Ялу – пограничная река между КНР и КНДР. Впадает в Западно-Корейский залив.

3* Хамчинсон – сейчас Ыйджу – город на северо-западе КНДР, на левом берегу реки Амноккан.

5

Вид некрасивых женских тел окончательно испортил настроение. Сиантоли потребовал коня и поехал по улицам. Бойцов охраны оставил отдыхать, взял одного. Охранник-оруженосец тащился следом, явно недовольный тем, что ему не дали повеселиться после боя.

Узкие мощёные булыжником улочки с тут и там торчащими жертвенниками-кумирнями, с покатыми черепичными крышами и драконами на них. Будто специально причудливо искривлённые деревья, большие каменные и керамические сосуды, снова драконы и львы из серого камня. Стены, окна и двери под массивными крышами непропорционально тонкие, из бамбука и бумаги. Смешно… любую дверь можно проткнуть пальцем. И ни души на этих совершенно искусственных, будто неземных улочках, ни единого звука кроме стука копыт и сопения лошадей. 

Источник фото:

Сиантоли свернул наугад в переулок и выехал на параллельную улочку, одной стороной примыкающую к ручью, запруженному частыми прудиками, в которых расцветали кувшинки и розовые лотосы. Но и цветы эти, столь прекрасные в диких озёрах на родине, тут показались Сиантоли вырезанными из бумаги.

В дверях довольно богатого дома стояла женщина. Она не пряталась, не отвела глаз, смотрела дерзко, с полуулыбкой. Верхняя часть расшитого птичками кимоно была распахнута и полушария грудей видны были почти до сосков. Красивая грудь.

– Не желает ли воин-победитель обрести для своего нефритового меча достойные ножны? – с достоинством и, вместе с тем, со скрытым вызовом произнесла незнакомка по-монгольски.

«Профессиональная любовница, – подумал Сиантоли. – Ну, что ж, пусть будет так. По крайней мере, не уродка с короткими лапками. Надо всё-таки расслабиться, иначе я прибью сегодня кого-нибудь невиновного, например, этого своего телохранителя с вечно недовольной рожей».

– Действительно, мой нефритовый меч чуть не заржавел в вашем негостеприимном городе. Я приму твоё предложение, если найдётся нечто подобное и для моего отважного помощника, и в помещении не будет слишком много изысканной вони.

– Конечно, мой господин. Пусть ваш помощник подождёт в прохладе, я прикажу подобрать достойную оправу для его оружия. А вас, господин, прошу в мои скромные покои, где воздух чист, как в бескрайней монгольской степи.

«Знала бы ты, что такое монгольская степь», – усмехнулся про себя Сиантоли и следом за шуршащей шёлком хозяйкой прошёл довольно длинным полутёмным коридором в обширное помещение. Тут вдоль двух стен углом было возвышение в форме кана, украшенное изразцами с голубыми драконами. На кане лежала превосходно выделанная верблюжья шкура и множество подушек.

«Эти корёсцы натащили к себе изобретения всего мира. Вот зачем тут, в этом вечном лете кан? Они, наверно, даже не знают, что им можно греться!»

Хозяйка сама убрала курильницу, раздвинула бумажное окошко.

– Господину хорошо? Оружие уже можно снять, – мило улыбнулась.

Сиантоли отложил в сторону пояс с палашом, плётку, распустил ремешки, снял нагрудник, халат, стянул через голову кольчугу. Ох, как надоело это железо! Тело преет под всей этой амуницией. Сейчас бы на травку на берегу Елани! Ладно, поваляемся на верблюжьей шкуре. Сейчас служанка принесёт чай.

Служанка внесла поднос с фруктами и вино в очень красивом сосуде. Сиантоли считал, что он достаточно разбирается в изготовлении сосудов, но как сделан этот, он не смог сразу понять.

– Откуда у тебя, красавица, такая посуда? Не пойму, как сделали такую поверхность.

– Сначала господин должен попробовать содержимое сосуда. Потом вкусить содержимого иного сосуда. А затем мы поговорим о способах изготовления этого и различных способах вкушения того… Господин не будет возражать? Но прежде мы отпустим служанку, чтобы она объяснила подобные вещи доблестному телохранителю господина, хорошо?

Сиантоли не возражал. Он понимал игру и не пытался воспринимать всерьёз женскую болтовню. Ему становилось хорошо от этого женского голоса, отнюдь не милого щебетанья, просто нормального женского голоса, слегка кокетливого, но не заискивающего как у рабыни. Пусть делает, что хочет. Сиантоли расслабился и отдался в умелые женские руки.

Хорошо-о…

Всё-таки, духи его хранили. Где-то грохнула о каменный пол ваза, вскрикнула женщина, Сиантоли открыл глаза… и успел! Успел перехватить нож у своей шеи. Вывернул, вырвал… С-сука-а! Если бы не поломанная рука, он убил бы её в одно мгновенье. И так убил бы, но она орала, ругаясь самыми грязными словами – по-чжурчжэньски! Услужливая память моментально выдала подобную картинку: Сиантоли орёт по-монгольски в урахайском дворце. Это её и спасло.

Завернул руку, прижал коленом, отдышался. В комнату ворвался совершенно голый оруженосец с палашом в руке. Из рассеченной пониже горла кожи сочилась кровь.

– Я в порядке. Проверь дом. И оденься, – улыбнулся Сиантоли, отметив, что и сам в таком же виде.

– Так, тварь, рассказывай, откуда знаешь чжурчжэньские нехорошие слова, и помедленнее. Как закончишь, сразу убью.

– Убей, монгольский осёл! Я вернусь в новое тело мужчиной и буду вырезать ваше отродье всю свою следующую жизнь! Всех, всех вас…

– Я просил рассказать, откуда знаешь по-чжурчжэньски! – Сиантоли сделал ей больно, он это умел.

Она задохнулась от боли, тихонько запищала. Он ослабил.

– Я сама чжурчжэнька…

– Я тоже, – Сиантоли отпустил женщину и стал одеваться. – Помоги, – он показал, чтобы просунула руку с повязкой в кольчугу. Она молча размазала слёзы и подчинилась.

Вошёл телохранитель, уже в полном обмундировании, втащил за волосы служанку.

– Убил? – спросил тысячник.

– Оглушил. Добить?

Сиантоли отрицательно покачал головой.

– Садись, выпьем за духов, которые нас оберегают. Налей нам, эй, как тебя зовут?

– Богди 1*.

– Ну да, тебе подходит, – усмехнулся Сиантоли. – Садись с нами, тебе тоже нужно выпить за своих духов.

– Там мертвец на погребальном ложе, – сказал телохранитель.

– Это мой муж, – сказала Богди. – Можно я посмотрю, что с моей служанкой?

– Да, попробуй, может, вылечишь. А что с мужем?

– Ваши убили… ни за что, просто вошли и убили, – она снова размазала слёзы по опухшему лицу и присела над служанкой.

– Муж корёсец?

Она кивнула.

– И ты решила отомстить. Неужели моя рожа настолько похожа на монгола? Следующий раз спрашивай, откуда родом. Ладно, спасибо за угощение, хозяйка, можешь не провожать.

Сиантоли бросил на столик связку цзиньских монет.

– Это на лекаря.

………………………………………………………………………………………………….

1* Богди – аралия (колючее растение Уссурийской тайги), колючка.

6

Эта Богди не шла из головы весь день. Наутро первым делом подумалось о ней. Вот бывает же, не везёт человеку, и несчастье преследует его даже на далёкой чужбине. И что она теперь?..

Закончив дела в тысяче, позвал вчерашнего сопровождающего.

– Поехали, в гости съездим, может, как вчера, вином угостят.

– Ну и шутки у вас, господин командир тысячи!

В знакомом доме их встретила перепуганная служанка.

– Жива? Ну и хорошо. Доложи хозяйке.

Богди поклонилась, пригласила войти. Она была в белом кимоно из простой ткани, безо всяких украшений. В доме курились благовония, висели траурные белые ленточки.

– Мы просто зашли, – сказал, чтобы как-то начать, Сиантоли. – Мы соболезнуем.

Богди сама принесла вино.

– Господин, у нас траур. Если вы позволили мне жить, позвольте не нарушать правила для живых. Похороны назначены через семь дней после смерти мужа.

– Как ты, сама справляешься?

– Родственники. Женщине нельзя. Да я… я не настоящая жена, он меня купил.

– Ты у него рабыня, и хотела нас за него зарезать?!

– Он один хорошо ко мне относился. Его жена давно умерла, он меня у монголов выкупил.

– А к монголам как попала?

– Как все. Налетели, разорили. Кого убили, кого на работы, молодых женщин… сами знаете. Мой муж торговать ездил в те края, меня выкупил. Он хорошо относился… – она заплакала.

– А после похорон тебе наследство будет?

Богди пожала плечами, потом отрицательно мотнула головой. И снова заплакала.

– Мы пойдём. Вот, на похороны, – Сиантоли положил мешочек.

Неделя ушла на подсчёты потерь, похороны убитых, на делёж добычи. Монголы не желали делить поровну. Пришлось согласиться на то, что дают.

Нойон Саритай, похоже, остался доволен самопожертвованием чжурчжэньских тысяч. Он приказал отправить раненых на родину, чтобы не обременять мобильный корпус. Командующий войсками Восточного Ся вызвал Сиантоли.

– Поедешь домой. Поведёшь санитарный обоз и добычу. Как рука?

– Рубить могу и левой.

– Зачем? Если бы ты сражался за Кайюань… ты меня понимаешь. Иди к Саритаю, он сказал прислать командира конвоя.

Попробуй к нему зайди, к этому Саритаю – такая охрана! Крепкий, коренастый, плосколицый, глаза-щёлочки, бородка и усы «под Чингисхана», высокомерен. 


– Ты поведёшь санитарный обоз? Собирай своих инвалидов, и чтобы через пять дней тут вами не воняло. Вот тебе пайцза, чтобы монголы тебя по пути не раздели.

– Благодарю, господин.

– То-то! Повезло тебе. Иди.

«Тварь плоскомордая! И то верно: повезло. Надо готовить обоз». У Сиантоли вдруг проснулось желание искупаться в прозрачных быстрых водах Елани, повозиться с глиной, вытянуть на круге горшок, посидеть с отцом за хорошим вином или съездить на охоту на кабанов. Эх, да пропади она, эта война. Домой! И как можно скорее.

Организовать перевозку раненых, их питание и лечение в течение всего длительного пути, охрану обоза с трофеями, и всё это только силами раненых – непростая задача, на это уходило всё время и даже ночи. И всё-таки, Сиантоли постоянно вспоминал эту Богди-Колючку. Выкроил немного времени, поехал.

Кажется, она не удивилась:

– Я знала, что ты придёшь. Ждала.

– Ждала?!

– Да. Заходи. Куен! 1* – позвала она служанку, – Подай нам вина и закуски и прими оруженосца красиво, хорошо?

– Как похороны?

– Вчера всё закончилось. Теперь траур.

– Долго?

Богди мотнула головой, убрала слезинку.

– Я уйду отсюда.

– Почему?

– Я им чужая.

– Куда пойдёшь?

Пожала плечами. Улыбнулась.

– Давай говорить о хорошем. Я виновата перед тобой и желаю загладить вину. Ведь нельзя же в самом деле из-за похорон допустить, чтобы ржавело такое достойное оружие как нефритовый меч!

– О, правда?

– Конечно! Теперь без всяких там ножей, по-настоящему!

Ах, как это было неожиданно и как волшебно!

Сиантоли отдыхал на верблюжьей шерсти, пил вино большими глотками.

– Как вкусно!

– Это о вине?

– Это о тебе! Поверь, я выпил много бочек вина – никакого сравнения! Я благодарен тебе, честное слово. Сейчас мне нужно ехать. Думаю, служанка управилась с моим провожатым? Ты тут ещё поживёшь некоторое время?

– Да, мне дали сроку целую луну.

– Я приеду ещё, если успею.

Сиантоли успел. Он теперь вообще не мог ни о чём думать, кроме Богди. Вот заноза! Поехал ночью. Устроил переполох спящим женщинам.

Она обрадовалась, это было заметно. Улыбнулась. И от этой улыбки Сиантоли потерял рассудок. Схватил, обнял, затискал, понёс на кан…

– Ты такой яростный… и такой нежный. Спасибо.

Это когда и где такое было? Это бывает вообще в жизни, чтобы женщина благодарила мужчину, тем более военного мужчину, привыкшего захватывать и побеждать? Сиантоли тихонько гладил её по волосам и разглядывал слабоосвещённый профиль.

– Ты красивая. Эй, Богди, – вскочил вдруг Сиантоли, поражённый собственной идеей, – поедем со мной! Поедем со мной ко мне, построим дом, будем жить вместе, всегда. Хочешь?

– Зачем я тебе? Это сейчас тебе хорошо, а потом я надоем, и ты меня кому-нибудь продашь…

– Дура! Если я говорю слово, я его не меняю. Послезавтра обоз уходит. Поедешь?

Богди смотрела на него снизу вверх, как испуганный ребёнок, не веря и не понимая, лишь чувствуя.

– Поеду.

Тогда собирайся. Бери только самое нужное. Служанку можешь взять тоже. У меня будет своя кибитка, поместитесь вдвоём. Завтра вечером заеду за вами.

…………………………………………………………………………………………………

1* Куен – корейское женское имя – Птица.

7

Скажи, Богди, где ты жила, ну, до того, где твой дом? – спросил Сиантоли, после порции сладостных ласк его законной женщины в палатке тысячника на очередной ночёвке.

– На севере. Какая разница, теперь там уже нет никого и ничего, что было моим.

– Когда-нибудь мы съездим на твою родину и отыщем твоих родителей. Я подарю им богатые подарки за такую замечательную невесту.

– Наступит ли такое время, и живы ли мои родители… – Богди всхлипнула.

– Проклятые плосколицые! – прорычал Сиантоли. – Столько жизней поломали!

– Ты же им служишь, – уколола Богди.

– С ними вынужден сотрудничать мудрый государь Пусянь Ваньну, чтобы чжурчжэни остались на Земле. Вытри слёзы, давай не будем грустить. Во всяком плохом можно отыскать хоть каплю хорошего. Если бы не монголы, разве мы с тобой могли бы встретиться?

Богди улыбнулась и сделала это так, что Сиантоли снова захотелось её ласк.

Обоз продвигался медленно. Приходилось много возиться с больными. На каждой остановке хоронили умерших. Богди со служанкой Куен помогали лекарям, и Сиантоли замечал огонёк похоти в глазах выздоравливающих. Но обе женщины в походе поводов не подавали, а Богди, кажется, в других людях мужчин и не замечала, она видела только Сиантоли. Она была столь деятельна, что даже на ходу соскакивала с одной повозки и забиралась в другую, чтобы напоить раненых или помочь как-то иначе. А глаза светились.

И Сиантоли светился и тоже мотался с конца каравана в начало, даже сам помогал выталкивать из грязи повозки. Эх, если бы не рука… Впрочем, рука не сильно болела. Было хорошо!

А вечерами в палатке было ещё лучше.

– Как мне хорошо, Богди!

– Хочешь я тебе скажу, я – не Богди, это для людей. Я скажу тебе то имя, которое знали только родители. Я – Гила 1* из рода Хагдига 2*, – прошептала в ухо.

– Да? Какое красивое имя, как тебе подходит! Ты будешь моей женой, Гила. Ты уже моя жена!

Приехали в Сюйпин по первому снегу. Сиантоли доложил обстановку на корёском фронте, передал письмо от командующего группировкой, сдал раненых и трофеи – всего-то три повозки блестящего барахла. И поспешил домой. Он числился раненым, и ему не препятствовали.

С такой радостью он въезжал в село впервые после детства!

– Отец, я привёз жену! Смотри, какая красавица!

Отец не принял никаких уговоров отметить скромно – он закатил пир на всё село. Сын женился!

Дом построили за половину луны. Очаг зажгла Богди от нового огня, который выкрутил из огневой доски сам Сиантоли, несмотря на ещё больную руку. Таким счастливым Сиантоли никто никогда не видел.

Добрый Гончар подарил молодой семье сорок разных посудин от малых мисок до огромного чана, в котором впору варить целого барана.

Сиантоли хотел показать жене всё, что знал и любил в округе. Богди легко сидела в седле, как каждая чжурчжэньская женщина, тем более северянка. Они ездили вдвоём в горы, охотились вместе на коз в тростниках долины. 


Ездили до самого моря, любовались скалой, нависающей над синей бескрайней водой, гуляли по белому льду у подножья. 


Богди никогда раньше не видела моря и ей было удивительно и даже немного страшновато от такого количества воды. Ещё больше она была удивлена, узнав, что лёд солёный. В сильные морозные ветра просто сидели, обнявшись у очага. Им везде было хорошо вдвоём.

Сиантоли купил пять лошадей и дойную корову. Пришлось купить и раба с рабыней. Корёска Куен всю жизнь прожила в городе и в скотине совершенно ничего не понимала. Но дома быстро привыкла к чжурчжэньскому укладу, и на женской половине всегда был порядок, а в воздухе вкусно пахло едой.

Отец часто заходил к ним или звал к себе. Невестка ему явно нравилась. Да ещё он случайно выяснил, что она обучена чжурчжэньской грамоте и с тех пор всегда приносил с собой письмена или звал к себе, чтобы прочитать интересные тексты. Понятно, что отца волновало больше всего:

«Все вина, женщины, охоты,
Рыбалки, поле, сад и скот,
И дом, и песни, и работа
И книги умные, и бой –
Всё это тлен, не стоит мысли,
И не достойно новостей,
Коль не исполнишь главной цели:
Не нарожаешь сыновей».

– Всё теперь у нас будет, отец. И дети будут, верно, Богди?

– Прямо сейчас? – невинно спрашивала она и озорно улыбалась.

Богди моментально запоминала стихотворения и этим совершенно покорила свёкра. Она и дома декламировала нараспев. С Синдой она легко нашла общий язык и, кажется, они даже подружились.

Сиантоли всё в ней радовало. Это было то самое настоящее счастье, о котором сочиняют сказки и которого на самом деле в жизни не бывает.

…………………………………………………………………………………………………..

1* Гила – Лилия.

2* Хагдига – Росомаха.
…………………………………………………………………………………………………..

Продолжение следует.

Книга вышла в издательстве Ридеро. Полную версию можно приобрести в бумажном и электронном исполнении по этому адресу.

Электронная – бесплатно.


Комментариев нет:

Отправить комментарий