(Продолжение.
Предыдущая часть здесь)
Часть 5
Страна небесного благоденствия
1
Сиантоли
уже вполне бодро хромал на кривой ноге по Запретному городу. Колено болело
только при больших нагрузках. Зато его движения в борьбе и кулачном бою
оказывались настолько неожиданными и непредсказуемыми для противника, что он
почти неизменно выходил победителем. Однажды услышал за спиной своё новое
прозвище – Хромой Драчун. Пускай, это не обидно.
Милая
Олохи придавала тусклому военному миру яркости. С ней забывались все тревоги.
Сиантоли даже начинал мечтать о гражданской жизни в собственном доме с большим
хозяйством, лошадьми и коровами, со слугами и рабами, и, конечно, с доброй
Олохи – о жизни спокойной и беспечной.
Но
пока жизнь была беспокойной.
Прибыл
гонец от канцелярии самого императора с сообщением, что Императорский двор
переезжает в Южную столицу. Приказано всю информацию слать теперь в Бяньцзин 1*.
Олохи
в следующее посещение Сиантоли была грустна, а под конец расплакалась.
–
Что случилось, кто тебя обидел? Скажи, я ему отрежу ухо.
–
Мне императора жалко… Он теперь как без дома.
–
Да что ты, глупенькая, у императора в Южной столице дворцы не хуже!
–
Всё равно, он привык в Средней жить, а эти монголы…
В
одну из ночей вызвал Ши Дзэвэ. Он снова был пьян. Налил две чаши, одну подал
Сиантоли, расхаживая с другой, прочитал по развёрнутой книге:
–
«На войне человек словно голый,
Заметны
его все изъяны:
У
одних высыпает трусость
Сыпью
в паху на коже;
У
другого перстнями алчность
Будто
чирьями прорастает;
А
ярче всего на теле –
Родовые
пятна измены.
Но
они проявляются после,
Когда
уже слишком поздно…»
–
Зачем вызвал? – спросил Сиантоли.
–
Вот, стих интересный нашёл. Нравится?
–
Шёл бы ты спать, Дзэвэ. И я спать хочу. У меня утром кулачный бой, учитель
требует, чтобы был весёлым.
–
А ты пей со мной и будешь утром весел! Я вот видишь, какой весёлый! И тебя
развеселю. Знаешь новости? Не знаешь новостей. Чжунду осадили.
–
Да откуда? Они же в степи свои ушли!
–
А это не монголы. Это наши любимые, обласканные императором войска Дю 2*.
–
О-о-о! Какие подлые предатели! – Сиантоли разом осушил чашу. – Вот ты к чему
такие стихи читаешь. Хорошо, император успел выехать.
–
Там наследник остался.
–
Надо готовить войско на выручку?
–
Приказа пока нет. Но готовыми быть надо. У нас и своих «Дю» хватает. Этот Елюй
Люгэ всё время на границах наседает. Вроде по мелкому пакостит, а беспокойно.
То деревню разорили, то пшеницу подожгли, то лошадей у пограничной тысячи
угнали.
–
Ну, за лошадей надо тысячнику нагрузку на шею облегчить. Если плохо охраняют,
тут не только кидани, любой ленивый угонит.
–
Сейчас уже головы беречь приходится, особенно тысячников. Бегут, крысы! Давай
выпьем! Нет, ты мне скажи, ну чего они бегут? Ну ладно, крестьяне, рабы – те
понятно, работать не хотят, думают, на войне легче. Но армия! У нас ведь армию
всегда лучше всех содержали, заботились, одевали, кормили, жалование платили.
Преда-атели! Тьфу! Эй, слу-ги! Спать хочу.
Наследник
всё-таки выбрался из столицы. Но остальные новости не радовали. Командовать
обороной Срединной столицы остался известный полководец Ваньянь Фусин. Но
выручить его было, кажется, уже нечем.
Год
прошёл почти незаметно в постоянных стычках с киданями, в боях с отрядами
разбойников, которых развелось так много, что они стали нападать на регулярные
войска. А разорение ими сельских поселений привело к уменьшению притока
продуктов в город и в армию. Резервы продовольствия в крепости уменьшались.
Крестьяне либо бежали в город, либо вступали в эти же бандитские отряды. Армия
с этим ничего не могла поделать. Да и сама армия стала таять как лёд на лужах –
солдаты потихоньку разбегались.
С
весной активность врагов на всех направлениях усилилась. Подлые тангуты ввели
целую армию, взяли два города на западе и двигались вглубь территории. Кидани
Елюй Люгэ стали, словно псы, выхватывать целые куски территории,
подведомственной командующему Пусянь Ваньну. Просьбы к императору принять меры
для исправления ситуации остались без ответа. Командующий стал нервным.
Приближённые старались не попадаться ему на глаза.
Доходили
слухи, что в блокированном Чжунду разрешили есть людей, потому что крыс уже
всех съели. Потом пришло достоверное известие, что Ваньянь Фусин покончил с
жизнью, а сброд Дю вошёл в столицу и творит там ужас.
………………………………………………………………………………………………….
1* Бяньцзин – Южная столица
чжурчжэньской империи Цзинь. До этого в 960-1127 гг. Бяньцзин был столицей
империи Сун. Сейчас это город Кайфын в провинции Хэнань КНР. Другие названия:
Кайфэн, Бяньлян, Далян, также сокращённо Лян.
2* Дю – войска, набранные из
«второстепенных» национальностей.
2
Снова
подняли ночью. Сиантоли в последнее время снимал кольчугу лишь для мытья и
когда приходила Олохи. Постоянно было тревожно. Сейчас приказали немедленно
разоружить все войска внутри города, взять под охрану ворота и ключевые посты.
Точно как в тот раз, когда сменился император. Неужели снова?
Утром
войско выстроили на главной площади. Городскую знать и свободный люд разместили
по бокам от войсковых колонн. Сиантоли лично с десятком своих лучших бойцов
взял в кольцо храм сунского божества Будды, поклонением которому грешили многие
чжурчжэни знатных сословий.
 |
Источник фото:http://os.colta.ru/m/photo/2009/07/28/05fsdfdkj_big.jp
|
Из ворот Запретного города в окружении личной особой охраны вынесли носилки с самим командующим Пусянь Ваньну. Его сопровождало высшее военное руководство и гражданские чины из столичного управления.
Командующий
легко взошёл по ступеням храма на самый верх, к подножию каменного божества.
Сиантоли никогда ещё не видел командующего таким – он улыбался!
–
Я, высокородный Пусянь Ваньну, в этот солнечный день, под взглядом бога Будды
извещаю вас о радостном событии. В связи с особыми условиями, сложившимися в
государстве Цзинь, я принял решение, которое спасёт всех нас от неминуемой
гибели. Я провозглашаю независимое, самостоятельное государство Да Чжэнь 1*!
Правителем нового светлого и благополучного государства объявляю себя.
Войска,
по команде рявкнули: «Слава!». Публика молчала, потом сразу в нескольких местах
закричали: «Слава, Слава!» и народ взорвался ликованием. Даже те, кто ничего не
понял, а таких было большинство, поддались всеобщему настроению эйфории. Когда
шум утих, старшие командиры привели к присяге войска потысячно. Правитель
выстоял всю долгую церемонию с улыбкой на лице, и каждой тысяче говорил: «Я
верю в вас! Вместе мы сделаем невозможное! Слава!» и Тысяча отвечала: «Слава!
Слава! Слава!»
Мероприятие
прошло без неприятностей. Но Сиантоли этот день дался тяжело. Он стоял сбоку и
несколько позади от командующего, в полутьме колонны, чтобы зорко следить за
толпой и войсками. При словах о провозглашении независимого государства кровь
бросилась ему в лицо, капли пота выступили на лбу и потекли едкими струйками в
глаза. «Независимое! Значит, и мы бросили императора? Предали! Как?! Неужели
сам командующий? Кому же тогда верить? И что делать? Что делать?!» Сиантоли
автоматически просматривал все лица впереди и столкнулся взглядом с Дзэвэ. Тот
улыбался. Улыбался именно ему, Сиантоли, и лицом показывал, что всё прекрасно.
И эти гримасы друга предотвратили какие-либо ненужные действия командира особой
сотни.
Всю
ночь в покоях нового государя праздновали. Особая сотня охраняла пирующих. В
последующие дни к государю беспрерывно шли знатные посетители из столицы и
других городов и уездов с подарками и выражением покорности и верности. Сотня
устала от этих церемоний. Лучше бы в поход!
Наконец,
мероприятия закончились. Сиантоли утомился. Наверно, больше устал от
невозможности понять, а главное, принять сложившееся положение вещей.
Ши
Дзэвэ пришёл к сотнику сам. И он был трезв.
–
Послушай, что я тебе скажу.
–
Снова будешь читать возвышенные стихи? Нашёл такие, которые оправдывают
предательство?
–
Нет таких стихов. И быть не может. Ты устал, друг, потому не можешь понять. Ты
оцениваешь со своей высоты, а ты, сам знаешь, стоишь невысоко. Я подниму твои
глаза. Смотри: империи Цзинь больше нет. Есть её клочки, не связанные между
собой. Есть император, который является им, потому что никто не отнял у него
имя. Но он не управляет страной, он не может. И, похоже, он не желает. Он
думает сейчас о себе и только о себе. О тебе и обо мне он точно не думает. Он
не желает думать и о Восточной столице империи. Как ты считаешь, мог бы он
прислать хотя бы ободряющие слова? Ни-че-го!
Империи
нет. Мы можем плакать, можем убить себя, но вернуть империю мы не способны.
Сейчас никто этого не сделает. Так угодно духам.
Теперь
представь, что ты сам – командующий войсками Ляодуна. Без разрешения императора
ты не имеешь права действовать. А действовать нужно, действовать давно
необходимо, иначе нас всех просто растопчут те же самые Дю, те же крестьяне с
вилами и собственные солдаты, не желающие служить глупым бездарным командирам.
И будут правы! Нужен сильный человек, который будет управлять, а не ждать указаний.
Человек такой есть. Но чтобы управлять, ему нужна самостоятельность. Я
полностью поддерживаю решение нового государя. Между прочим, ты согласишься,
что легче выполнять то, что прикажут, чем брать на себя ответственность за
решения. Так? Верь мне. Верь государю Пусянь Ваньну! А у нас с тобой и верить
больше некому…
В
словах друга был смысл. Но для Сиантоли ключевым было – предательство. Он –
участник предательства, и с этим он не мог примириться. Но и делать было
нечего. Бежать? Куда и зачем? Убить самозваного государя? Но тогда
действительно разбегутся все войска. Пусть пока будет так как есть. «Разума ты
отпусти поводья, вывезет к свету лошадка-судьба!»
Особой
сотне добавилось работы. Государь часто выезжал из столицы. Он лично встречался
с войсками в местах их расположения, он говорил речи, которые вдохновляли, и
количество дезертиров резко сократилось. Он приказал выставить охрану вокруг
пригородных полей, и грабежи крестьян прекратились. Он отдал земли бежавших
крестьян тем, кто работал, и его полюбил сельский люд. Жизнь в новом
государстве налаживалась.
Кидани
пошли в наступление по всей ширине северной границы. За три месяца упорных боёв
они продвинулись к столице на расстояние двух дней пути. Пленные говорили, что
Елюй Люгэ поклялся своими руками порвать грудь Пусянь Ваньну и съесть сырым его
сердце. Положение было тяжелейшим. Войска устали. Снова участились побеги.
Город и пригородные санитарные лагеря были переполнены ранеными. Лекарей не
хватало.
Государь
послал гонцов к монгольскому хану. Сиантоли узнал об этом, потому что с гонцами
поехали два десятка из его сотни. Они вернулись через месяц. Результат никому
не говорили, кроме особо приближённых. Сиантоли узнал от Дзэвэ.
–
Ты человек секретный, тебе можно. Государь просил защиты у хана и получил её.
Теперь правитель Да Чжэнь «слушается» монгольского хана.
–
Но это же невозможно! Мы же предали сами себя! Мы – чжурчжэни! Как можно?
–
Это печально, но выхода действительно нет. Хан обещал отправить гонцов к Елюй
Люгэ, чтобы он остановил свои войска. Сами мы их не удержим.
–
Мы предали великую Золотую родину в год её столетия. Какая подлость!
–
Надо же, ты помнишь даты! С этой войной никто и не вспоминает…
–
Я родился в год семидесятилетия, отец этим гордился и всегда напоминал. Ладно,
будем жить.
…………………………………………………………………………………………………..
1* Да Чжэнь – государство «Восточные
чжурчжэни».
3
Лето
заканчивалось. Тучи мух облепляли стены, столики для еды, пищу и лица. Слуги
устали разгонять назойливых насекомых. Говорили, что такого не было много лет,
со времён большого мора.
Сиантоли
теперь всегда был в плохом настроении. Нежная Олохи не развеивала грусти.
Казалось, что мир закончил своё существование и доживает в агонии последние
дни.
Последние
дни пришли. Киданьская тяжёлая конница клином пробила оборону и окружила
Дунцзин. Следом подошла пехота со штурмовыми орудиями. Началась подготовка к
штурму. Окружение произошло слишком быстро, чжурчжэньские войска не успели
войти в город. Гарнизон был мал для длительной обороны. Запасов в складах всего
на два месяца. Вот эти два месяца и остались до конца жизни. Олохи плакала.
Надежда оставалась только на монгольского хана.
Вечером
правитель созвал государственное совещание. Позвали также начальников складов,
обозов, конюшен, командира особой охраны государя и командира особой сотни.
Пусянь Ваньну был в военной форме командующего войсками. В последние месяцы он
всегда был в этих одеждах. Сказал без предисловий:
–
Положение критическое. Получены достоверные сведения, что штурм назначен на
послезавтра. У противника хорошая артиллерия, отменные специалисты.
Координируют осаду монгольские нойоны. Город они возьмут. У нас есть выход.
Последние
слова были столь неожиданны, что присутствующие застыли с открытыми ртами.
«Сдаться», – договорил про себя Сиантоли и принял решение умереть в бою.
–
Мы сделаем то, чего от нас не ждут – мы уйдём из крепости, прорвёмся на простор
и соединимся с войсками. А там ещё посмотрим, кто кому сердце вырвет! Какие
вопросы?
–
Государь, за два дня мы успеем провести…
–
У нас нет двух дней. У нас нет никакого времени. Даже на споры. Если мы начнём
подготовку к прорыву, об этом немедленно узнают враги. Такие вилы в сене не
спрячешь. Мы пойдём на прорыв сейчас. Немедленно. На сборы даю один час. Запас
пищи – на три дня. В обозы минимум, только самое ценное и необходимое. Деньги?
Слишком тяжелы. Министр финансов, возьмите лишь драгоценности, медь оставьте,
пусть подавятся. Повозки только лучшие, которые выдержат скачку на предельной
скорости. Выходят только военные. Население оставляем.
Прорыв
через двое ворот. В главные напором пойдёт основная часть войск – все на лучших
конях и совсем без обоза. Они должны прорваться и увлечь за собой противника.
Ворота не запирать. Кидани ворвутся, так и надо. Мы выйдем с малым отрядом западными
воротами через короткое время после того, как враг войдёт в центральные. С нами
идёт моя личная охрана, охрана финансов и особая сотня. Оба отряда должны
соединиться в расположении наших войск в северо-восточном уезде. Всё.
Готовиться! Духи нам помогут!
Суматоха
была невообразимая! В короткое время обоз из двух десятков прочных крытых
повозок на больших колёсах, позволяющих ехать по бездорожью, запряжённых каждая
четырьмя лошадьми по две цугом, стоял у западных ворот. Сиантоли расставлял
бойцов для прорыва, закреплял за отдельными десятками повозки, которые они
обязаны охранять. Всё это в темноте, при коптящих факелах. Дзэвэ приехал чуть
не последним, поставил свою повозку в хвост. За ним бежали слуги, умоляя взять.
–
Марш во дворец! Никто не едет.
Олохи
кинулась в ноги Сиантоли
–
Не оставляй, господин, не бросай!
Сиантоли
подошёл к Дзэвэ.
–
Я её возьму.
–
Ты не слышал приказ? Нет!
–
Я имею право на вывоз самого ценного! Я её беру.
–
Нет! Ты уверен, что останешься жив?
–
А ты уверен, что кидани оставят её живой после того как изнасилуют?
Послышался
далёкий шум.
–
Наши пошли на прорыв через главные ворота! – известил посыльный.
–
Некогда спорить, Сиантоли. Это моё имущество, – с этими словами благородный Ши
Дзэвэ схватил девицу Олохи на руки и запихал в свою кибитку. – Сиди тихо и не
высовывайся, пока не выпустят.
–
Пошли-и! – раздалась команда. Ворота заскрипели, и бронированные всадники
взбодрили плетьми коней. Дух перехватило от собственного крика, сердце
металось, пытаясь найти безопасное место в груди, а мозг посылал тело на самое
остриё смертельной опасности.
–
А-а-а-а-а!
В
кромешной темноте прорвались.
 |
Источник фото: https://voka.me/wp-content/uploads/2017/11/3-18.jpg
|
Кидани не ожидали. Как мудр оказался государь Пусянь Ваньну!
На
рассвете остановились, пересчитались. Не хватало четырёх повозок с охранными
десятками личной охраны государя и одной повозки из канцелярии с охраной из
сотни Сиантоли. Несколько бойцов были ранены. Канцелярская повозка догнала. У
них убило лошадь, пришлось перепрягать.
Государь,
не жалея коня, метался между повозками, сам опрашивал бойцов и командиров: «Кто
видел? Что случилось?»
Случилось
страшное. В государевых личных повозках, три из которых были пассажирскими,
была его семья – жена государя с малым ребёнком и её служанки, другие родственники.
Оставшиеся родственницы рыдали в голос. Сиантоли впервые увидел грозного
полководца, нежно успокаивавшим женщину. «Каково ему сейчас? Наверно, пошлёт
отбивать».
Не
послал. Приказал двигаться дальше. Сам ехал в стороне, отворачиваясь и
поминутно вытирая лицо.
Сиантоли
заглянул в повозку Дзэвэ.
–
Ну, как тебе быстрая езда, понравилось?
Олохи
лежала на деревянных ящиках, скрючившись, зажав в кулачках древко стрелы.
–
Мне уже не больно, – виновато прошептала она. – Ты меня бросишь?
–
Лека-арь! Ко мне! Бегом!
Стрела
попала в живот. Лекарь возился долго. Отозвал Сиантоли в сторону.
–
Господин сотник, она жить не будет.
–
Лечи!..
Никто
не стал ругать Сиантоли за нарушение приказа не брать гражданских. Он сам себя
ругал. Поминутно заглядывал в полог кибитки. Олохи тряслась на ящиках бледная и
каждый раз силилась улыбнуться.
–
Мне уже не больно…
На
следующий день она уже не приходила в себя, сваливалась от постоянной тряски
под борт кибитки. Сиантоли спешивался, поправлял больную, укладывал поудобнее,
а она снова скатывалась. На привале он переставил тяжёлые ящики так, чтобы в
средине было понижение. Один ящик открылся, и от увиденного открылся рот у
Сиантоли – ящик был плотно набит… книжками и листами с письменами!
Уложив
поудобнее Олохи, Сиантоли подошёл к Дзэвэ
–
За это мы рисковали жизнями? – повертел книжкой.
–
Вернись и положи на место. Неужели не понимаешь? Золото можно добыть боем,
знания – нельзя. Это, – он взял у Сиантоли книгу – самое ценное, что мы
вывезли, это мудрость нашего народа. Пока она есть, народ жив. Смотри, – он
открыл книжку наугад, – разве такое можно оставить врагу:
«О
чём пели песни птицы
Когда
умирала осень?
Об
этом уже не спросишь
До
самой грядущей весны.
Если
они вернутся…»
Мы
спасём это, иначе нет смысла жить.
«У
каждого свои смыслы», – подумал Сиантоли и оглянулся на кибитку. – «О чём пели
песни птицы, когда умирала осень…»
 |
Источник фото:https://i.ytimg.com/vi/5NEbMiekHPo/maxresdefault.jpg
|
4
Это
был арбалет, Сиантоли видел. Лошадь во весь
опор. Пятнадцать шагов. Палаш на взмахе…
 |
Короткая
стальная стрела вошла в грудь сквозь нагрудник и кольчугу, громко хрустнуло
ребро под лопаткой.
Десять
шагов. Доста-ать! Это не мысль, это уже животный зов плоти – дотянуться до
глотки, успеть сомкнуть зубы, прежде чем умереть…
Пять
шагов… арбалетчик приседает, зажмуривается, руками прикрывает голову…
И
темнота.
Эти
картины повторялись каждый раз, как Сиантоли приходил в себя в трясущейся
повозке. Ах, как он хотел достать палашом того арбалетчика! Не дотянулся…
«Ох,
как трясёт! Сколько же можно, они что там, вообще никогда не собираются
останавливаться?»
–
Э-э!
Кашель
прошиб острой болью всю грудь. Во рту соль. Кровь… Ох, как больно…
–
Эй, Хромой Драчун! Хватит притворяться! Вылезай на солнышко, оглянись, как
красиво! Скоро, скоро увидим вершины Тачин-Чтана, – на фоне синего неба в
откинутом пологе появилось смеющееся лицо Дзэвэ. – Ну ты дрыхнуть горазд!
Половину луны проспал. Эй, лекарь, иди, твой дырявый проснулся. Я же говорил,
что он бессмертный, а ты не верил. Давай, лечи его скорее, у меня вино скисает,
которое с ним надо выпить.
Вечером
лекарь сменил повязки, чем-то посыпал раны, дал пососать из маленького бурдюка
жидкой похлёбки. Стало хорошо. Заснул.
Проснулся
ночью от мысли: «Где Олохи?» Захрипел, закашлялся, снова пена изо рта… Пришёл сонный
лекарь с лучиной, погладил по голове, как маленького.
–
Спи.
–
Где Олохи?
–
В женской кибитке. Она придёт. Утром. Спи.
До
утра уже не спалось. Включилась память.
Тогда,
после прорыва они соединились со вторым отрядом, в котором потери, понятно,
были значительнее. А после трёхдневного марша отыскали и основные войска. В
течение нескольких недель государь Пусянь Ваньну подтянул все силы в одно место
на северо-востоке дороги, приказал максимально пополнить запасы продовольствия
из окрестных деревень, приготовиться к длительному переходу. Были посланы гонцы
в окрестные сёла с объявлением, что желающие могут присоединиться к каравану,
который перевезёт их на новое, спокойное и благополучное место жительства.
Желающих оказалось немного. Да и кто поверит, что остались спокойные места на
этой разорённой войной земле! Собрались безземельные и беженцы из разорённых
территорий. Пришлось изыскивать для них лошадей, повозки и питание. Куда
собрался вести государь своих подданных, никому не было известно.
Сиантоли
смотрел на энергичного государя и не мог представить, как он может думать обо
всех этих крестьянах и солдатах, когда его семья в плену! «Я, наверное, не смог
бы…»
 |
Наконец,
пошли. Обременённый гражданскими караван двигался медленно и неуклюже. Ревели
волы и ослы, вокруг гражданских повозок бегали с криками дети, женщины
переругивались из-за очереди за продовольствием…
Олохи
не приходила в сознание. Сиантоли нашёл ей сиделку из гражданских женщин,
которые шли пешком из-за недостатка телег и лошадей. Та была готова на любую
работу, лишь бы не топать целыми днями по разбитой дороге. Они так и ехали в
кибитке Дзэвэ с книжками.
Разведка
обнаружила скопление противника у переправы через реку. Караван чжурчжэней
хотели перехватить и добить. Расчёт киданей был прост и гарантировал успех.
Государь
созвал военный совет. Все предложения сводились к яростной атаке или изменению
маршрута. Пусянь Ваньну поставил задачу:
–
Головорезы особой сотни с приданной сотней кавалерии изображают на пустых
телегах караван, движутся к переправе. Затем бьются насмерть, втягивая в бой
войска противника. Тысяча лёгкой конницы пробивается им на помощь, но вступив в
бой, начинает отступать и якобы обращается в паническое бегство, выманивая
врага в засаду основных войск. Мы обязаны победить, иначе нам не жить! Всё.
Освободили
от груза полсотни повозок, впрягли лошадок похуже. Сиантоли заглянул в повозку
на лежащую без сознания Олохи, подъехал к Дзэвэ.
–
Если жива останется, позаботься…
–
Эй, Хромой Драчун, забыл, как нас твой дед учил: «Не спеши умирать, даже если
стрела уже в твоём сердце». До встречи на том берегу!
Умышленно
растянувшийся «караван» атаковали у самой реки с двух сторон. Хоть и были
готовы, но от града стрел мало что помогает. Сиантоли подал команду «В атаку!»
Не зря столько времени тренировались бойцы выездке на лошадях, стрельбе,
владению мечом и рукопашному бою. Не зря! Ах, если бы можно было постоять в
сторонке и полюбоваться на эту битву! Каждый убил с десяток киданей!
 |
Источник фото:https://kinozon.tv/stop_kadry/5479
|
Позади
послышались вопли – тысяча всадников шла «на выручку». «Всё по плану, – подумал
Сиантоли, – всё, как задумал мудрый государь». Он срубил очередного киданя и
поддал лошади, разгоняя, чтобы врезаться в самую гущу врагов. И тут увидел пред
собой того арбалетчика… Лошадь во весь опор, расстояние пятнадцать шагов, палаш
на взмахе…
Нет, не дотянулся.
Утром,
прознав о том, что сотник пришёл в себя, к его кибитке потянулась чуть не вся
сотня. Кто просто заглядывал, приветствовал как положено по-армейски, другие
улыбались, желали здоровья. Пришёл заместитель Захи, забрался внутрь кибитки,
поднял кулак:
–
Слава!
–
Слава, Захи! Рад, что ты жив. Как сотня?
Тридцать
семь полегли, сорок с лишним ранены.
 |
Источник фото:https://kinozon.tv/stop_kadry/5479
|
Мало в строю осталось.
–
Иктэ мой тоже?..
–
Жив оруженосец, но пока не встаёт. Досталось ему. Лекарь сказал, жить будет.
–
Много погибло, жаль ребят.
–
Приданная армейская сотня почти вся легла. У нас всё же три десятка полноценных
в строю. Мы ещё повоюем!
Робко
заглянула бледная Олохи. Захи сразу попрощался:
–
Выздоравливай, командир!
Олохи
было не узнать: глаза и щёки ввалились, пальцы холодные, дрожат.
–
Как ты, милая? Плохо тебе?
–
Лучше уже. Я поправлюсь. Теперь поправлюсь, раз ты очнулся. Будем вместе, правда?
Сиантоли
было больно на неё смотреть.
–
Будем вместе.
Он
позвал лекаря, спросил о девушке.
–
Не обижайтесь, господин сотник, на то, что я скажу. После такого ранения не
живут. Не знаю, как она смогла, даже ходить немного стала. Наверно, у неё сильный
дух. Давайте надеяться.
–
Положи её ко мне. Тут, рядом положи.
–
Вам тесно будет. Ехать ещё долго.
–
Ничего. Положи, пусть со мной едет.
Сиантоли
устал, закашлялся, его знобило.
Очнулся
к вечеру. Рядом, положив голову ему на плечо, спала Олохи. Погладил её по
голове. Она приоткрыла глаза.
–
Спи, мы теперь всегда будем вместе.
Перекинулся
словом с подъехавшим Дзэвэ.
–
Куда едем?
–
Всё, дружище, больше войны не будет. Ушли мы от войны. И в этом твоя и твоих
бойцов большая заслуга. А едем домой! Да, в прямом смысле, в нашу любимую
Елань. Там никаких киданей, монголов и прочих… – он покосился на Олохи, –
нехороших людей нет. Будем жить счастливо!
Ехали
очень долго.
 |
Источник фото: https://kinozon.tv/stop_kadry/5479
|
Устали и те, кто в сёдлах, и те, кто в кибитках. Начались
заморозки. Люди мёрзли ночами, жгли костры. Тёплой одежды не было. Многие стали
простывать, увеличилось количество умерших. Умер и верный Иктэ. «Что же мне так
не везёт со слугами! Или им не везёт со мной?» Для сотника с подругой нашли в
деревне овчинную шубу. Они лежали, прижавшись и молчали. Сил говорить не было у
обоих. Сиантоли кашлял кровью. А Олохи не могла ничего толком есть. Её тошнило
и знобило.
Частенько
заглядывал в собственную кибитку благородный Ши Дзэвэ. Он уже был Министром по
особым поручениям и кажется, немного гордился. Он всегда шутил, высмеивая
лежащих без движения раненых мужчину и женщину, но не обидно. Когда была
хорошая погода и настроение, он вытаскивал из ящика наугад связку исписанных
листов или переплетённую в кожу книгу и принимался читать прямо в седле. Иногда
зачитывал интересное вслух.
–
Смотри, Сиантоли, какое интересное я нашёл! Вот: «За двести лет до славного
Агуды его предки Братья Ханьпу и Баохоли из благородного и сильного семейства
Ши со своими народами, обеспокоенные киданями, ушли с реки Ялу 1*
на север. Ханьпу дошёл до реки Пухаль. Баохоли же ушёл ещё дальше до самой реки
Елани 2*». Ты представляешь, как всё повторяется! Мои предки Ши жили
неподалёку от Дунцзина. На них наседали кидани, и они ушли на Елань. Теперь мы
с тобой оказались там же, недалеко от Ялу, на нас напали кидани, и мы уходим на
Елань! Через триста лет после прадедов мы идём тем же путём и по тем же
причинам. А помнишь, что случилось потом? Потом чжурчжэни поднялись и смели
этих киданей, а вместе с ними и всех остальных. Так и теперь будет! Жизнь
повторяется!
…………………………………………………………………………………………………
1* Река Ялу – сейчас река Ялуцзян
(Амноккан), впадает с северо-востока в Жёлтое море. По этой реке проходит
граница между КНДР и КНР.
2* Елань – сейчас река Партизанская
(до 1972 г. называлась Сучан). Еланью также называлась и цзиньская провинция,
расположенная в долине этой реки.
5
Дули
жестокие северные ветра. Мороз сковал землю и реки, что значительно ускорило
продвижение замёрзшего каравана. Прибыли в долину Суйфун. Конец пути! Но люди
не могли радоваться, особенно больные. Они хотели согреться. Государь всё это
видел и понимал. Он сам страдал в дороге от неудобств, но ещё больше – от
потери самых близких…
Он
приказал выстроить всех дошедших на льду реки Суйфун.
–
Мои подданные! Мои соратники и друзья, мои дорогие чжурчжэни! Я не стану
морозить вас долго. Скажу только, что благодарен за вашу выдержку и самоотверженность.
Из всех чжурчжэней сейчас остались как настоящее организованное государство
лишь мы с вами. И с нас начнётся новая эра подъёма чжурчжэньского народа!
Сейчас, здесь, под этим синим небом и под этим ярким солнцем я провозглашаю
новое, счастливое государство чжурчжэней Дун Ся 1*! Девизом нашего
государства избираю Небесное Благоденствие!
–
Слава! Слава! Слава! – прогремело над замёрзшей рекой и отразилось от сопок.
Начиналась
новая жизнь.
Разместить
сто тысяч военных, ещё несколько десятков тысяч гражданских в малонаселённой
местности было трудной задачей. Солдаты развернули свои палатки, у кого таковые
сохранились, другие принялись сооружать дома и землянки. Часть гражданских
разместили в домах местных жителей. Местных военных распустили по домам.
Сиантоли как раненому командиру дали повозку с казённой лошадью, его боевую
лошадь, провиант в дорогу и возницу, с тем чтобы вернул повозку обратно. Ещё
дали небольшое жалованье, скудное, можно сказать. Обещали вернуть всё сполна,
когда новое государство обретёт силу и могущество.
Дзэвэ
прощался сердечно. Обнял. Сунул в руку мешочек с монетами:
–
Отказ не приму! И вот это моему отцу передай. И помни:
«Тот,
с кем выпил море браги,
Пить
с тобой и снова рад.
Тот,
с кем выпил реку крови –
Он
родней, чем кровный брат».
Прощание
с сотней тронуло Сиантоли до слёз. Каждый нёс какую-нибудь вещь или деньги.
Сиантоли отказался от денег и от многих нужных бойцам вещей – им самим тут
обустраиваться на пустом месте, взял только тёплую одежду и шкуру чёрного
медведя – «Откуда взяли?» И не смог отказаться от хорошего ножа с рукоятью из
рога, который подарил Захи.
–
Мы ещё встретимся! – крикнул Сиантоли из отъехавшей повозки. В седле сидеть он
ещё не мог.
Дорога
на Елань была настолько разбита, что пришлось впрягать в повозку и боевую
лошадь. Говорили, что в конце лета прошли сильные дожди, было наводнение, а уж
в горах дороги размыло до оврагов. Когда теперь рабов сюда пригонят для
ремонта, сейчас на Суйфуне дел хватает… Несчастная терпеливая Олохи вымоталась
на этих последних перевалах так, что уже и плакать не могла.
Наконец!
Наконец завиднелись дымы родного села! Как там?..
В
свой (бывший свой!) дом Сиантоли заезжать не стал, показал путь к усадьбе отца.
Подворье
ещё разрослось и снова Сиантоли с трудом ориентировался среди построек. Но
мастерские и дом были на том же месте. И первым его встретил… Гончар!
–
Командир! Как я рад, командир! – весь перемазанный глиной, он прижимал к себе
большой серый горшок с изящно отвёрнутым наружу горлом. – Гляди, командир,
какие мы теперь лепим! Приходи, посмотришь. Отец твой на охоте, Синда с малышом
дома.
–
У отца сын?
Гончар
засмущался, будто он был виноват.
–
Да, Синда родила сына. Твой отец доволен, командир.
Будто
в подтверждение, послышался детский плач. Из дома вышла Синда, увидела
Сиантоли, поклонилась как высокому начальнику.
–
Синда, как я тебе рад! Иди сюда. Посмотри, я не один приехал. Это… это моя…
жена моя. Она болеет, помоги ей, ладно?
Синда
с радостью помогла Олохи слезть с повозки, повела под руку в дом, приговаривая.
Сиантоли
потянулся и тут же ойкнул – грудь болела сильно.
Отец
со слугами привёз с охоты двух подсвинков. И тут же устроил пир. Сын вернулся!
Под
утро уже вышли под звёзды.
–
Как там моя? – спросил Сиантоли.
–
Всё равно узнаешь… родила она. В конце лета. Сына. Забудь её.
–
Я забыл. У меня теперь вон какая радость – Олохи! Поправилась бы…
–
Ты сам поправляйся. Смотри, какое хозяйство – помощник нужен. Вместе мы такого
наворотим! Первым делом, дом тебе построим…
Сиантоли
болел ещё долго, до самой весны.
Ранней
весной, когда скалы за рекой покрылись розовым цветом кустов хои кяфи 2*,
Олохи умерла.
 |
| Фото автора |
Синтоли
ощутил, что вместе с Олохи умер и он.
………………………………………………………………………………………………….
1* Дун Ся – Восточное Ся (1215-1234
гг.) – чжурчжэньское государство, существовавшее на территории современного
Северо-Восточного Китая, КНДР и юга Приморского края во время
Монгольско-Цзиньской войны.
2* Хои кяфи – рододендрон амурский.
………………………………………………………………………………………………….
Продолжение
следует.
Книга
вышла в издательстве Ридеро. Полную версию можно приобрести в бумажном и
электронном исполнении по этому адресу.
Электронная
– бесплатно.
Комментариев нет:
Отправить комментарий