Олег Васильевич Чудаев родился в 1946 году в Челябинске, в семье военнослужащего. Его отец воевал, начиная с Финской войны, прошел Великую Отечественную войну, а затем до 1949 года преподавал в военном училище, в Челябинске. Мама была финансистом, всю жизнь проработала на железной дороге, начинала простым бухгалтером, потом – старшим, и, наконец, главным бухгалтером. Через несколько лет после рождения сына, семья перебралась из уральского города в башкирский – Уфу, к родственникам. Там прошло детство, школьные годы, первое увлечение… Папа ушел из жизни рано; Олегу было десять с небольшим лет. Мама осталась одна с двумя детьми. Было тяжело. Уже с седьмого класса Олег стал подрабатывать в летние каникулы. Это был полезный урок. Он рано узнал почем фунт лиха, цену деньгам и научился преодолевать испытания, которыми жизнь его не обидела.
Профессию геолога выбрал «стихийно». Не лежала душа к каждодневной, жестко регламентированной работе от звонка до звонка. Как-то увидел фильм о геологах, и подумал: вот она настоящая жизнь, где есть место подвигу, служению высоким идеалам, где нет скуки и однообразия, но есть творчество, свобода, работа вне расписаний! Романтика…
Большинство ребят послевоенного поколения любили читать. Видимо, были более пытливы, чем нынешние парни и девушки. Олег в силу своей природной любознательности читал запоем, открыв через книгу окно в окружающий мир. Эту любовь к книге он пронес через всю жизнь.
Решив стать геологом, для поступления выбрал единственный в СССР специализированный геологический вуз – Московский геологоразведочный институт. Приехал в Москву и поступил с первой попытки. Олегу повезло: он прошел хорошую школу, учился у великолепных педагогов. Вузовская атмосфера была творческой: опытные, доброжелательные преподаватели много занимались со студентами, не ограничивались рамками рабочего времени. На занятиях всегда было интересно. После третьего курса нужно было отправляться на производственную практику. Олег выбрал Сибирь – Саяны. Там он познакомился с другой, более реальной, что ли, стороной своей романтической профессии. Геология Саян очень интересна, а так как опыта было мало, хотелось останавливаться около каждого интересного обнажения, внимательно все рассмотреть, послушать комментарии старших опытных товарищей, во всем разобраться… Первое время они объясняли, но впоследствии прямо сказали любознательному студенту, что на лекции нет времени. Практика действительно была производственной: с ежедневной рутинной работой, плановым количеством маршрутов и т.д.
В Московском геологоразведочном институте был научно-исследовательский сектор, где преподаватели вели научно-исследовательскую работу. Они тоже выезжали в полевые экспедиции. На следующий год, на преддипломную практику Олег поехал в составе одной из таких экспедиций, опять же, в Сибирь. Работа в отряде науки, с неотъемлемыми дискуссиями и обсуждениями, без гонки за плановыми заданиями, пришлась ему по душе.
Подающих надежды студентов преподаватели «заманивали» в различные научные кружки. Олег увлекался минералогией, много занимался сверх обязательной программы, осваивал новые методики. К пятому курсу он уже «созрел» для исследовательской деятельности. Окончательно решение сформировалось, когда он после преддипломной практики побывал в Новосибирском Академгородке. Замечательный солнечный день, величавые сосны, широченный проспект, вдоль которого размещались недавно построенные научно-исследовательские институты, – развеяли все последние сомнения в выборе жизненного пути. Впереди была наука.
Когда обучение в институте подходило к концу, Олег познакомился со своим первым руководителем – Виктором Борисовичем Курносовым, молодым и талантливым аспирантом, также окончившим Московский геологоразведочный институт и уже работавшим в ДВГИ. Курносов, будучи в Москве, зашел на кафедру и сообщил, что в недавно открывшемся Дальневосточном научном центре АН СССР требуются молодые геологи. Олег «загорелся» сразу. Он оканчивал институт с красным дипломом и мог остаться в аспирантуре в Москве, защититься, жениться на москвичке и делать карьеру, но сделал другой выбор: женился по любви на своей однокурснице Валентине Моршневой гидрогеологе, тоже окончившей МГРИ с отличием, и вместе с женой уехал на Дальний Восток. Думали – на короткое время, оказалось – на всю жизнь.
– Олег Васильевич, расскажите о первых годах работы во Владивостоке.
– Поначалу трудно было, как многим молодым семьям. Снимали жилье. Но бытовые трудности отходили на второй план, поскольку интересной работы – на выбор! Я очень благодарен судьбе, которая дала мне двух учителей. Это мой первый заведующий лабораторией, Виктор Борисович Курносов, сейчас доктор геолого-минералогических наук, работает в Геологическом институте РАН, и, Павел Владимирович Маркевич, заведующий лабораторией седиментологии, доктор геолого-минералогических наук, профе;ссор, до конца своих дней проработавший в нашем институте.
Поскольку я прошел хорошую школу и владел нужными методиками, материал для кандидатской диссертации набрал очень быстро: за два сезона на Камчатке и один – здесь, в Приморье.
– Как менялись с годами ваши научные интересы?
– Научные интересы начали формироваться еще во время учебы в институте. Это изучение определенных групп минералов, так называемых слоистых силикатов, или попросту глинистых минералов. Их структура удивительно многовариантна, благодаря особенностям строения они обладают индикаторными способностями, позволяющими расшифровывать геологические процессы. На Восточной Камчатке геологами было открыто небольшое проявление нефти. Важно было понять, как могла мигрировать нефть? Для этого нужно знать коллекторские свойства пород и степень их преобразований. Ответ на этот вопрос удалось получить, изучив глинистые минералы из разрезов Богачевской серии. Эти исследования легли в основу кандидатской диссертации.
В 1978 году стал ученым секретарем ДВГИ. Много времени, сил занимала административная работа. Тем не менее, принял участие в пяти морских экспедициях. Научная работа шла успешно, рассчитывал, еще пару рейсов – и докторская диссертация будет готова. Но… наступил 1989 год, пришла перестройка, рейсов не стало, наступил период разброда. Люди уходили в бизнес, уезжали за границу, кто – куда. Финансирование работ резко сократилось. Не скрою, был период растерянности. Но поскольку в 1988 году прошел хорошую стажировку в Японии и участвовал в международных конференциях, то познакомился с многими зарубежными коллегами. Впоследствии эти научные связи облегчили участие в работе международных групп исследователей, в получении грантов от научных фондов. В таких, как образованный в начале 90-х годов международный научный фонд INTAS, предназначенный для оказания помощи ученым стран бывшего Советского Союза. Этот фонд действительно много сделал для кооперации наших исследователей с зарубежными, многим оказал финансовую поддержку.
В середине девяностых был избран заместителем по науке директора института и работаю в этой должности уже почти пятнадцать лет. Пришлось сменить научное направление, так как в то время вспыхнул интерес к минеральным водам.
Три года понадобилось на адаптацию к новой специальности. Очень помогла супруга, Валентина Анатольевна (сейчас ведущий научный сотрудник лаборатории геохимии ТИГ ДВО РАН, доктор географических наук), для которой, как гидрохимика, водные проблемы были гораздо ближе и понятней. С ней и Майком Эдмундсом, английским исследователем, провели большую работу и впервые исследовали большую часть углекислых, термальных вод на территории Приморья. Получили достоверные данные по микроэлементному составу, происхождению углекислого газа в этих водах, а в 1999 году выпустили монографию «Минеральные воды Приморья». Она пользовалась большим спросом, а сейчас уже стала редкостью.
После успешного завершения проекта, на последующие три года получили финансирование исследований камчатских термальных вод. Их результаты опубликовали в отечественных и зарубежных изданиях. Совместно с английскими коллегами выпустили вторую монографию. На основе этих исследований и защитил докторскую диссертацию.
К руководству лабораторией я пришел в 1988 году, после отъезда в Москву Виктора Борисовича Курносова. Первые несколько лет были особенно тяжелыми. Именно в те годы было потеряно среднее, наиболее работоспособное, поколение ученых. Главной задачей стало сохранение научного коллектива лаборатории. К счастью, нам это удалось.
– Расскажите, а есть ли молодежь в лаборатории?
– После того, как в тематике лаборатории появилась геохимия подземных вод, к нам пришла выпускница МГУ имени М.В. Ломоносова Наталья Александровна Харитонова. Сейчас она – кандидат геолого-минералогических наук, ученый секретарь ДВГИ. Постепенно «водное» направление стало укрепляться, появились аспиранты. Первым из них стал Георгий Алексеевич Челноков, выпускник ДВГТУ, гидрогеолог во втором поколении. Он быстро вошел в тему, защитился, полгода стажировался в Исландии, работая на гидротермальных источниках, получил премию имени академика Ю.А. Косыгина, стажировался в Мексике. Сейчас он председатель Совета молодых ученых ДВГИ старший научный сотрудник. Иван Валерьевич Брагин, как и Г.А. Челноков, начал работать в лаборатории, будучи еще студентом. Он завершил обучение в аспирантуре, готовит к защите диссертацию и после защиты отправится на стажировку в Исландию. Молодым исследователям очень важно мир посмотреть и себя показать. Павел Евгеньевич Михайлик, идя по стопам отца, занимается железо-марганцевыми корками окраинных морей. Он успешно закончил аспирантуру и, надеюсь, через пару месяцев защитит диссертацию. А самая молодая наша сотрудница, Елена Александровна Вах под руководством Н.А. Харитоновой занимается геохимией углекислых вод.
По сравнению с другими лабораториями, молодежи у нас много и возрастной состав лучше сбалансирован. Вспомните знаменитую фразу академика Константина Ивановича Скрябина: «Если институт состоит из стариков – это трагедия. Если только из молодежи – это комедия».
– Конечно, нужен определенный баланс. Олег Васильевич, что из сделанного в лаборатории вы считаете наиболее значительным?
– Основные достижения были связаны с изучением происхождения геосинклинальных кремневых толщ Сихотэ-Алиня. Это работы ведущего научного сотрудника, кандидата геолого-минералогических наук Юрия Германовича Волохина, который в результате детального исследования доказал, что периодов накопления кремней было много. В результате геологических процессов разновозрастные кремнистые толщи совместились в пространстве, что мы и наблюдаем на геологических разрезах в настоящий момент. Этот результат очень важен для геологического картирования, стратиграфии.
Второй важный результат связан с исследованиями железомарганцевых образований, выполненными ведущим научным сотрудником, кандидатом геолого-минералогических наук Евгением Васильевичем Михайликом. Им была предложена модель формирования кобальт-марганцевых рудных корок западной периферии Тихого океана за счет вихревых потоков Тейлора-Хогга. Ведущим научным сотрудником, кандидатом геолого-минералогических наук, заслуженным геологом России Леонидом Борисовичем Хершбергом внесен существенный вклад в оценку минеральных ресурсов шельфа Дальневосточных морей и Тихого океана
Нам удалось добиться прорыва в развитии нового направления, связанного с изучением геохимии минеральных вод. Сейчас мы знаем, основные геохимические типы этих вод, понимаем, отчего зависит их состав, как формируются термальные воды зон активного современного вулканизма (Курильские острова, Камчатка, Япония, Новая Зеландия). Результаты исследований изложены в 4-х монографиях и многочисленных статьях опубликованных как в России, так и за рубежом.
– Какими вы видите отношения между «учителем» и «учеником»?
– С возрастом накапливаешь много знаний, и становится актуальной передача их следующему поколению. Но научный руководитель в исследовательском институте и профессор в университете как учителя несколько отличаются в отношении к ученику. Если в вузе «накачивают знаниями» студента, то в институте – сообщают импульс и указывают направление развития. Активный аспирант будет тормошить руководителя, не ожидая, когда ему «откроют глаза». Ну а если он все время будет смотреть в рот, то даже после защиты вряд ли сможет работать самостоятельно.
Ученик должен превзойти учителя, тогда они оба могут считать миссию выполненной.
– Кто сейчас работает в науке?
– От поколения к поколению в обществе меняется интерес и отношение к науке. При всех негативных моментах, присущих Советскому периоду, несомненным было значительным стремление молодежи к занятиям наукой. Занимаясь интересными вещами, течения времени не замечаешь, поэтому и я, и мои сверстники, будучи аспирантами, работали затемно. Второе отличие в том, что при сравнительно скромном обеспечении научной литературой, мы много времени проводили в научных библиотеках. По средам в ЦНБ обновлялась выставка новых поступлений, поэтому вся лаборатория, под руководством завлаба устремлялась в библиотеку. Сейчас многое изменилось: в лабораториях меньше молодежи, научные сотрудники из института уходят вовремя, в читальном зале свободно.
В настоящий момент наука «стоит на плечах» тех, кому за пятьдесят пять. В науках о Земле наиболее продуктивным и работоспособным является возраст исследователей в сорок-пятьдесят лет, но эта группа у нас «выбита» лихими девяностыми. Так что преемственность поколений, «связь времен» оказалась нарушена. Это беда всей страны, ведь состояние науки отражает тенденции, присущие развитию общества, состоянию его экономики.
– Каким должно быть взаимодействие академической науки и высшей школы? Поддерживаете ли связи с университетами?
– Мы часто ругаем «Запад», но со временем что-то у него заимствуем. Я уверен, что будущее у академии наук может быть только в связке с высшей школой. Бернар говорил о двух путях развития науки. Первый из них, быстрый, ведет через создание исследовательских центров и академий. Он чаще встречается у развивающихся стран. Второй, более длительный, вместе с тем жизнестойкий, подразумевает симбиоз науки и образования. Считаю, что мы к нему придем.
В прежние годы в Дальневосточном политехническом институте успешно функционировал геологический факультет, который в то время удовлетворял запросы нашего института и производства в молодых специалистах. Ситуация со временем изменилась. Программа подготовки геологов для производства и науки различаются. Поэтому, наш директор, академик Александр Иванович Ханчук, выступил с предложением об открытии геологического факультета в Дальневосточном государственном университете. В 2005 году факультет был создан, а Александр Иванович стал его первым руководителем. В этом году планируется открытие еще одной кафедры на геологическом факультете.
Я не думаю, что волевым путем наука будет перемещена в университеты. Крупные исследовательские центры, национальные лаборатории, работающие, например, в интересах военной промышленности будут и впредь автономны, без образовательной составляющей. А вот институты, занимающиеся фундаментальными исследованиями, несомненно, укрепят связи с университетами. Запросы промышленности, государственный заказ на исследования – одна составляющая устойчивого состояния научного института, другой, естественной, будет образовательная деятельность. Зарубежный профессор на вопрос о своей социальной ответственности отвечает, что деньги налогоплательщика он расходует на фундаментальные исследования (не ясно, с точки зрения обывателя) и на обучение студентов. Очень важно быть нужным обществу.
– Как лаборатория интегрирована в мировую науку? Есть ли связи с зарубежными научными центрами, и в чем они заключаются?
– Фундаментальная наука, по своей сути интернациональна и не может успешно развиваться, будучи жестко ограничена национальными границами. Открытия, сделанные национальными учеными, естественно становятся всемирным достоянием. Для нас особенно важно взаимодействие с международным научным сообществом, поскольку длительное время международные научные связи были ограничены. Это естественно, быть частью мировой науки, поэтому участие в международных конференциях и совместных проектах трудно переоценить. На международных конференциях ясно видно, какая школа вырвалась вперед, куда направлены усилия и стремления аспирантов и молодых «постдоков». Очень важно знание английского – языка коммуникации международного научного сообщества, поэтому дирекция нашего института организовала для научных сотрудников курсы английского языка, которые дважды в неделю в течение пяти лет вела преподавательница из США.
Естественно, что в каждом государстве стараются акцентировать национальный вклад в мировую науку, но время все расставляет по своим местам, и я, как многие другие ученые, не разделяю мнение о национальной исключительности России, США, Германии или любой другой страны как научной державы.
В начале девяностых, когда средства электронной связи были не столь распространены, как нынче, я обратил внимание на то, что мой обмен электронными письмами с канадским коллегой Брайаном Хитченом происходит значительно быстрее, когда я нахожусь не во Владивостоке, а за границей. На мой вопрос почему, он ответил со свойственной ему иронией, что дело, вероятно, в том, что Россия – уникальная страна и даже такие фундаментальные величины, как скорость распространения электрических полей, над ее территорией, по-видимому, изменяются.
Открытие, сделанное ученым или значительный научный результат – явление временное, но стремление учиться, притом у лучшего, должно быть состоянием постоянным.
После окончания научных исследований с англичанами у нас появились проекты с китайскими учеными по изучению углекислых минеральных вод вблизи города Удалянчи. Как оказалось, природа, свойства этих вод близки шмаковским. Эти работы финансировались китайской академией наук и РФФИ.
– А совместные проекты с другими институтами РАН?
– Наша лаборатория выиграла четыре интеграционных проекта с Сибирским и Уральским отделениями РАН.
– Каково ваше отношение к реформированию высшего образования (Болонский процесс) и науки?
– О реформировании в науке газета пишет почти в каждом номере. Понятно стремление к переменам, как научного сообщества, так и чиновников от науки. Однако возобладал, как я считаю, несколько формализованный подход.
Похожим образом изменяется ситуация в высшем образовании. В силу, вероятно, национальных традиций процесс реформирования у нас традиционно связывают с революцией. Происходит он бескомпромиссно, болезненно и, зачастую, с многими ошибками. Изменения в системе национального образования необходимы, но они должны адекватно отражать реальные запросы нашего общества, а не европейского сообщества. Цель их в повышении качества образования, а не в достижении соответствия нашего диплома европейскому. Десятки тысяч наших соотечественников с дипломами советского образца работают в самых престижных университетах Старого и Нового Света.
Убедился в справедливости этих слов на примере дочери. После окончания Владивостокского государственного медицинского университета она, в силу семейных обстоятельств, оказалась в Канаде. Поскольку ее образование не полностью соответствовало их стандартам, пришлось дополнительно изучить некоторые дисциплины и сдать экзамены. После этого она поступила в аспирантуру, в течение трех лет наработала материал и защитила диссертацию по иммунологии, а сейчас работает в одном из ведущих канадских университетов. Так что форма диплома вторична, а вот качество обучения – первично!
Не подумайте, что полностью отвергаю систему, например, европейского или американского высшего образования. Конечно, нужно брать то, что станет ценным и необходимым приобретением. Так, например, нам бы подошла система временной (от одного до пяти лет) работы по контракту ведущих специалистов из других научных школ.
Сейчас мы в ДВГУ открываем новое направление подготовки студентов по гидрогеологии. Есть молодые, талантливые преподаватели из МГУ имени М.В. Ломоносова, которые могут приехать и оказать большую помощь в начальный период становления кафедры. Однако сразу же возникает непреодолимое препятствие: нет жилья.
К слову сказать, не только в США, но и в Китае, Индии в кампусах университетских городков предусмотрено жилье для приглашенной профессуры, и подобная проблема решается положительно.
Надеюсь, что так будет и в Тихоокеанском федеральном университете, который должен быть построен к 2012 году на острове Русском. Но уже сейчас нужно озаботиться проблемой формирования профессорско-преподавательского состава. Нужно готовить перспективную молодежь, отправлять преподавателей на стажировку в ведущие отечественные и зарубежные университеты. Университет – не футбольная команда, подбор отличных специалистов не гарантирует выхода в высшую лигу. Репутация, престиж университета складываются десятилетиями упорного труда всего коллектива.
– Считаете ли вы, что инновационный путь развития – залог успешного будущего страны?
– Задача встать на инновационный путь развития звучит верно, но не все просто нынешней си;туации. Я разделяю точку зрения тех, кто считает, что задача масштабной технологической модернизации на первом этапе может быть решена в России путем заимствования и адаптации уже существующих на Западе передовых технологий. Причем адаптировать нужно те технологии, которые удастся освоить максимально быстро. А заниматься этим будут «быстрые разумом Невтоны», которых должна рождать российская система высшего образования.
Обойтись исключительно российскими технологиями не получается. В настоящее время российские разработки составляют только малую часть от реализуемых ежегодно отечественной промышленностью. Но страха нет. Обратимся к истории и вспомним, как создавалось атомное оружие в СССР. Сейчас уже известно, что благодаря усилиям разведки удалось получить ценную научную и технологическую информацию о реализации атомного проекта в США. Она позволила нашим разработчикам избежать многих возможных ошибок и сократить время создания атомной бомбы. Однако семена знаний могут дать всходы, только упав на благодатную почву. Не будь критической массы подготовленных специалистов, ценная информация оказалась бы невостребованной. Безусловно, в настоящее время существуют цивилизованные и легитимные способы получения новой технологической информации и их нужно максимально использовать. Пройдя этап заимствования, Россия естественным путем найдет свои приоритеты, где она могла бы вырваться вперед. Естественно, полученные технологии должны быть востребованы промышленностью и обществом.
Если говорить о личных пристрастиях, то Олег Васильевич достаточно консервативен, в хорошем смысле этого слова. Как-то у Уинстона Черчилля спросили: «Вы так хорошо выглядите! Какой диеты придерживаетесь?» На что он ответил: «Стараюсь есть самое лучшее». Так и наш герой. Воспитан на хорошей классической литературе, любит живопись, предпочитает классическую музыку. В свое время он окончил музыкальную школу, с тех пор сохранил любовь к инструментальной музыке, фортепиано. Дома у него коллекция музыкальной классики…
У хорошего человека все должно быть на высшем уровне. И любит он все хорошее....
Профессию геолога выбрал «стихийно». Не лежала душа к каждодневной, жестко регламентированной работе от звонка до звонка. Как-то увидел фильм о геологах, и подумал: вот она настоящая жизнь, где есть место подвигу, служению высоким идеалам, где нет скуки и однообразия, но есть творчество, свобода, работа вне расписаний! Романтика…
Большинство ребят послевоенного поколения любили читать. Видимо, были более пытливы, чем нынешние парни и девушки. Олег в силу своей природной любознательности читал запоем, открыв через книгу окно в окружающий мир. Эту любовь к книге он пронес через всю жизнь.
Решив стать геологом, для поступления выбрал единственный в СССР специализированный геологический вуз – Московский геологоразведочный институт. Приехал в Москву и поступил с первой попытки. Олегу повезло: он прошел хорошую школу, учился у великолепных педагогов. Вузовская атмосфера была творческой: опытные, доброжелательные преподаватели много занимались со студентами, не ограничивались рамками рабочего времени. На занятиях всегда было интересно. После третьего курса нужно было отправляться на производственную практику. Олег выбрал Сибирь – Саяны. Там он познакомился с другой, более реальной, что ли, стороной своей романтической профессии. Геология Саян очень интересна, а так как опыта было мало, хотелось останавливаться около каждого интересного обнажения, внимательно все рассмотреть, послушать комментарии старших опытных товарищей, во всем разобраться… Первое время они объясняли, но впоследствии прямо сказали любознательному студенту, что на лекции нет времени. Практика действительно была производственной: с ежедневной рутинной работой, плановым количеством маршрутов и т.д.
В Московском геологоразведочном институте был научно-исследовательский сектор, где преподаватели вели научно-исследовательскую работу. Они тоже выезжали в полевые экспедиции. На следующий год, на преддипломную практику Олег поехал в составе одной из таких экспедиций, опять же, в Сибирь. Работа в отряде науки, с неотъемлемыми дискуссиями и обсуждениями, без гонки за плановыми заданиями, пришлась ему по душе.
Подающих надежды студентов преподаватели «заманивали» в различные научные кружки. Олег увлекался минералогией, много занимался сверх обязательной программы, осваивал новые методики. К пятому курсу он уже «созрел» для исследовательской деятельности. Окончательно решение сформировалось, когда он после преддипломной практики побывал в Новосибирском Академгородке. Замечательный солнечный день, величавые сосны, широченный проспект, вдоль которого размещались недавно построенные научно-исследовательские институты, – развеяли все последние сомнения в выборе жизненного пути. Впереди была наука.
Когда обучение в институте подходило к концу, Олег познакомился со своим первым руководителем – Виктором Борисовичем Курносовым, молодым и талантливым аспирантом, также окончившим Московский геологоразведочный институт и уже работавшим в ДВГИ. Курносов, будучи в Москве, зашел на кафедру и сообщил, что в недавно открывшемся Дальневосточном научном центре АН СССР требуются молодые геологи. Олег «загорелся» сразу. Он оканчивал институт с красным дипломом и мог остаться в аспирантуре в Москве, защититься, жениться на москвичке и делать карьеру, но сделал другой выбор: женился по любви на своей однокурснице Валентине Моршневой гидрогеологе, тоже окончившей МГРИ с отличием, и вместе с женой уехал на Дальний Восток. Думали – на короткое время, оказалось – на всю жизнь.
– Олег Васильевич, расскажите о первых годах работы во Владивостоке.
– Поначалу трудно было, как многим молодым семьям. Снимали жилье. Но бытовые трудности отходили на второй план, поскольку интересной работы – на выбор! Я очень благодарен судьбе, которая дала мне двух учителей. Это мой первый заведующий лабораторией, Виктор Борисович Курносов, сейчас доктор геолого-минералогических наук, работает в Геологическом институте РАН, и, Павел Владимирович Маркевич, заведующий лабораторией седиментологии, доктор геолого-минералогических наук, профе;ссор, до конца своих дней проработавший в нашем институте.
Поскольку я прошел хорошую школу и владел нужными методиками, материал для кандидатской диссертации набрал очень быстро: за два сезона на Камчатке и один – здесь, в Приморье.
– Как менялись с годами ваши научные интересы?
– Научные интересы начали формироваться еще во время учебы в институте. Это изучение определенных групп минералов, так называемых слоистых силикатов, или попросту глинистых минералов. Их структура удивительно многовариантна, благодаря особенностям строения они обладают индикаторными способностями, позволяющими расшифровывать геологические процессы. На Восточной Камчатке геологами было открыто небольшое проявление нефти. Важно было понять, как могла мигрировать нефть? Для этого нужно знать коллекторские свойства пород и степень их преобразований. Ответ на этот вопрос удалось получить, изучив глинистые минералы из разрезов Богачевской серии. Эти исследования легли в основу кандидатской диссертации.
В 1978 году стал ученым секретарем ДВГИ. Много времени, сил занимала административная работа. Тем не менее, принял участие в пяти морских экспедициях. Научная работа шла успешно, рассчитывал, еще пару рейсов – и докторская диссертация будет готова. Но… наступил 1989 год, пришла перестройка, рейсов не стало, наступил период разброда. Люди уходили в бизнес, уезжали за границу, кто – куда. Финансирование работ резко сократилось. Не скрою, был период растерянности. Но поскольку в 1988 году прошел хорошую стажировку в Японии и участвовал в международных конференциях, то познакомился с многими зарубежными коллегами. Впоследствии эти научные связи облегчили участие в работе международных групп исследователей, в получении грантов от научных фондов. В таких, как образованный в начале 90-х годов международный научный фонд INTAS, предназначенный для оказания помощи ученым стран бывшего Советского Союза. Этот фонд действительно много сделал для кооперации наших исследователей с зарубежными, многим оказал финансовую поддержку.
В середине девяностых был избран заместителем по науке директора института и работаю в этой должности уже почти пятнадцать лет. Пришлось сменить научное направление, так как в то время вспыхнул интерес к минеральным водам.
Три года понадобилось на адаптацию к новой специальности. Очень помогла супруга, Валентина Анатольевна (сейчас ведущий научный сотрудник лаборатории геохимии ТИГ ДВО РАН, доктор географических наук), для которой, как гидрохимика, водные проблемы были гораздо ближе и понятней. С ней и Майком Эдмундсом, английским исследователем, провели большую работу и впервые исследовали большую часть углекислых, термальных вод на территории Приморья. Получили достоверные данные по микроэлементному составу, происхождению углекислого газа в этих водах, а в 1999 году выпустили монографию «Минеральные воды Приморья». Она пользовалась большим спросом, а сейчас уже стала редкостью.
После успешного завершения проекта, на последующие три года получили финансирование исследований камчатских термальных вод. Их результаты опубликовали в отечественных и зарубежных изданиях. Совместно с английскими коллегами выпустили вторую монографию. На основе этих исследований и защитил докторскую диссертацию.
К руководству лабораторией я пришел в 1988 году, после отъезда в Москву Виктора Борисовича Курносова. Первые несколько лет были особенно тяжелыми. Именно в те годы было потеряно среднее, наиболее работоспособное, поколение ученых. Главной задачей стало сохранение научного коллектива лаборатории. К счастью, нам это удалось.
– Расскажите, а есть ли молодежь в лаборатории?
– После того, как в тематике лаборатории появилась геохимия подземных вод, к нам пришла выпускница МГУ имени М.В. Ломоносова Наталья Александровна Харитонова. Сейчас она – кандидат геолого-минералогических наук, ученый секретарь ДВГИ. Постепенно «водное» направление стало укрепляться, появились аспиранты. Первым из них стал Георгий Алексеевич Челноков, выпускник ДВГТУ, гидрогеолог во втором поколении. Он быстро вошел в тему, защитился, полгода стажировался в Исландии, работая на гидротермальных источниках, получил премию имени академика Ю.А. Косыгина, стажировался в Мексике. Сейчас он председатель Совета молодых ученых ДВГИ старший научный сотрудник. Иван Валерьевич Брагин, как и Г.А. Челноков, начал работать в лаборатории, будучи еще студентом. Он завершил обучение в аспирантуре, готовит к защите диссертацию и после защиты отправится на стажировку в Исландию. Молодым исследователям очень важно мир посмотреть и себя показать. Павел Евгеньевич Михайлик, идя по стопам отца, занимается железо-марганцевыми корками окраинных морей. Он успешно закончил аспирантуру и, надеюсь, через пару месяцев защитит диссертацию. А самая молодая наша сотрудница, Елена Александровна Вах под руководством Н.А. Харитоновой занимается геохимией углекислых вод.
По сравнению с другими лабораториями, молодежи у нас много и возрастной состав лучше сбалансирован. Вспомните знаменитую фразу академика Константина Ивановича Скрябина: «Если институт состоит из стариков – это трагедия. Если только из молодежи – это комедия».
– Конечно, нужен определенный баланс. Олег Васильевич, что из сделанного в лаборатории вы считаете наиболее значительным?
– Основные достижения были связаны с изучением происхождения геосинклинальных кремневых толщ Сихотэ-Алиня. Это работы ведущего научного сотрудника, кандидата геолого-минералогических наук Юрия Германовича Волохина, который в результате детального исследования доказал, что периодов накопления кремней было много. В результате геологических процессов разновозрастные кремнистые толщи совместились в пространстве, что мы и наблюдаем на геологических разрезах в настоящий момент. Этот результат очень важен для геологического картирования, стратиграфии.
Второй важный результат связан с исследованиями железомарганцевых образований, выполненными ведущим научным сотрудником, кандидатом геолого-минералогических наук Евгением Васильевичем Михайликом. Им была предложена модель формирования кобальт-марганцевых рудных корок западной периферии Тихого океана за счет вихревых потоков Тейлора-Хогга. Ведущим научным сотрудником, кандидатом геолого-минералогических наук, заслуженным геологом России Леонидом Борисовичем Хершбергом внесен существенный вклад в оценку минеральных ресурсов шельфа Дальневосточных морей и Тихого океана
Нам удалось добиться прорыва в развитии нового направления, связанного с изучением геохимии минеральных вод. Сейчас мы знаем, основные геохимические типы этих вод, понимаем, отчего зависит их состав, как формируются термальные воды зон активного современного вулканизма (Курильские острова, Камчатка, Япония, Новая Зеландия). Результаты исследований изложены в 4-х монографиях и многочисленных статьях опубликованных как в России, так и за рубежом.
– Какими вы видите отношения между «учителем» и «учеником»?
– С возрастом накапливаешь много знаний, и становится актуальной передача их следующему поколению. Но научный руководитель в исследовательском институте и профессор в университете как учителя несколько отличаются в отношении к ученику. Если в вузе «накачивают знаниями» студента, то в институте – сообщают импульс и указывают направление развития. Активный аспирант будет тормошить руководителя, не ожидая, когда ему «откроют глаза». Ну а если он все время будет смотреть в рот, то даже после защиты вряд ли сможет работать самостоятельно.
Ученик должен превзойти учителя, тогда они оба могут считать миссию выполненной.
– Кто сейчас работает в науке?
– От поколения к поколению в обществе меняется интерес и отношение к науке. При всех негативных моментах, присущих Советскому периоду, несомненным было значительным стремление молодежи к занятиям наукой. Занимаясь интересными вещами, течения времени не замечаешь, поэтому и я, и мои сверстники, будучи аспирантами, работали затемно. Второе отличие в том, что при сравнительно скромном обеспечении научной литературой, мы много времени проводили в научных библиотеках. По средам в ЦНБ обновлялась выставка новых поступлений, поэтому вся лаборатория, под руководством завлаба устремлялась в библиотеку. Сейчас многое изменилось: в лабораториях меньше молодежи, научные сотрудники из института уходят вовремя, в читальном зале свободно.
В настоящий момент наука «стоит на плечах» тех, кому за пятьдесят пять. В науках о Земле наиболее продуктивным и работоспособным является возраст исследователей в сорок-пятьдесят лет, но эта группа у нас «выбита» лихими девяностыми. Так что преемственность поколений, «связь времен» оказалась нарушена. Это беда всей страны, ведь состояние науки отражает тенденции, присущие развитию общества, состоянию его экономики.
– Каким должно быть взаимодействие академической науки и высшей школы? Поддерживаете ли связи с университетами?
– Мы часто ругаем «Запад», но со временем что-то у него заимствуем. Я уверен, что будущее у академии наук может быть только в связке с высшей школой. Бернар говорил о двух путях развития науки. Первый из них, быстрый, ведет через создание исследовательских центров и академий. Он чаще встречается у развивающихся стран. Второй, более длительный, вместе с тем жизнестойкий, подразумевает симбиоз науки и образования. Считаю, что мы к нему придем.
В прежние годы в Дальневосточном политехническом институте успешно функционировал геологический факультет, который в то время удовлетворял запросы нашего института и производства в молодых специалистах. Ситуация со временем изменилась. Программа подготовки геологов для производства и науки различаются. Поэтому, наш директор, академик Александр Иванович Ханчук, выступил с предложением об открытии геологического факультета в Дальневосточном государственном университете. В 2005 году факультет был создан, а Александр Иванович стал его первым руководителем. В этом году планируется открытие еще одной кафедры на геологическом факультете.
Я не думаю, что волевым путем наука будет перемещена в университеты. Крупные исследовательские центры, национальные лаборатории, работающие, например, в интересах военной промышленности будут и впредь автономны, без образовательной составляющей. А вот институты, занимающиеся фундаментальными исследованиями, несомненно, укрепят связи с университетами. Запросы промышленности, государственный заказ на исследования – одна составляющая устойчивого состояния научного института, другой, естественной, будет образовательная деятельность. Зарубежный профессор на вопрос о своей социальной ответственности отвечает, что деньги налогоплательщика он расходует на фундаментальные исследования (не ясно, с точки зрения обывателя) и на обучение студентов. Очень важно быть нужным обществу.
– Как лаборатория интегрирована в мировую науку? Есть ли связи с зарубежными научными центрами, и в чем они заключаются?
– Фундаментальная наука, по своей сути интернациональна и не может успешно развиваться, будучи жестко ограничена национальными границами. Открытия, сделанные национальными учеными, естественно становятся всемирным достоянием. Для нас особенно важно взаимодействие с международным научным сообществом, поскольку длительное время международные научные связи были ограничены. Это естественно, быть частью мировой науки, поэтому участие в международных конференциях и совместных проектах трудно переоценить. На международных конференциях ясно видно, какая школа вырвалась вперед, куда направлены усилия и стремления аспирантов и молодых «постдоков». Очень важно знание английского – языка коммуникации международного научного сообщества, поэтому дирекция нашего института организовала для научных сотрудников курсы английского языка, которые дважды в неделю в течение пяти лет вела преподавательница из США.
Естественно, что в каждом государстве стараются акцентировать национальный вклад в мировую науку, но время все расставляет по своим местам, и я, как многие другие ученые, не разделяю мнение о национальной исключительности России, США, Германии или любой другой страны как научной державы.
В начале девяностых, когда средства электронной связи были не столь распространены, как нынче, я обратил внимание на то, что мой обмен электронными письмами с канадским коллегой Брайаном Хитченом происходит значительно быстрее, когда я нахожусь не во Владивостоке, а за границей. На мой вопрос почему, он ответил со свойственной ему иронией, что дело, вероятно, в том, что Россия – уникальная страна и даже такие фундаментальные величины, как скорость распространения электрических полей, над ее территорией, по-видимому, изменяются.
Открытие, сделанное ученым или значительный научный результат – явление временное, но стремление учиться, притом у лучшего, должно быть состоянием постоянным.
После окончания научных исследований с англичанами у нас появились проекты с китайскими учеными по изучению углекислых минеральных вод вблизи города Удалянчи. Как оказалось, природа, свойства этих вод близки шмаковским. Эти работы финансировались китайской академией наук и РФФИ.
– А совместные проекты с другими институтами РАН?
– Наша лаборатория выиграла четыре интеграционных проекта с Сибирским и Уральским отделениями РАН.
– Каково ваше отношение к реформированию высшего образования (Болонский процесс) и науки?
– О реформировании в науке газета пишет почти в каждом номере. Понятно стремление к переменам, как научного сообщества, так и чиновников от науки. Однако возобладал, как я считаю, несколько формализованный подход.
Похожим образом изменяется ситуация в высшем образовании. В силу, вероятно, национальных традиций процесс реформирования у нас традиционно связывают с революцией. Происходит он бескомпромиссно, болезненно и, зачастую, с многими ошибками. Изменения в системе национального образования необходимы, но они должны адекватно отражать реальные запросы нашего общества, а не европейского сообщества. Цель их в повышении качества образования, а не в достижении соответствия нашего диплома европейскому. Десятки тысяч наших соотечественников с дипломами советского образца работают в самых престижных университетах Старого и Нового Света.
Убедился в справедливости этих слов на примере дочери. После окончания Владивостокского государственного медицинского университета она, в силу семейных обстоятельств, оказалась в Канаде. Поскольку ее образование не полностью соответствовало их стандартам, пришлось дополнительно изучить некоторые дисциплины и сдать экзамены. После этого она поступила в аспирантуру, в течение трех лет наработала материал и защитила диссертацию по иммунологии, а сейчас работает в одном из ведущих канадских университетов. Так что форма диплома вторична, а вот качество обучения – первично!
Не подумайте, что полностью отвергаю систему, например, европейского или американского высшего образования. Конечно, нужно брать то, что станет ценным и необходимым приобретением. Так, например, нам бы подошла система временной (от одного до пяти лет) работы по контракту ведущих специалистов из других научных школ.
Сейчас мы в ДВГУ открываем новое направление подготовки студентов по гидрогеологии. Есть молодые, талантливые преподаватели из МГУ имени М.В. Ломоносова, которые могут приехать и оказать большую помощь в начальный период становления кафедры. Однако сразу же возникает непреодолимое препятствие: нет жилья.
К слову сказать, не только в США, но и в Китае, Индии в кампусах университетских городков предусмотрено жилье для приглашенной профессуры, и подобная проблема решается положительно.
Надеюсь, что так будет и в Тихоокеанском федеральном университете, который должен быть построен к 2012 году на острове Русском. Но уже сейчас нужно озаботиться проблемой формирования профессорско-преподавательского состава. Нужно готовить перспективную молодежь, отправлять преподавателей на стажировку в ведущие отечественные и зарубежные университеты. Университет – не футбольная команда, подбор отличных специалистов не гарантирует выхода в высшую лигу. Репутация, престиж университета складываются десятилетиями упорного труда всего коллектива.
– Считаете ли вы, что инновационный путь развития – залог успешного будущего страны?
– Задача встать на инновационный путь развития звучит верно, но не все просто нынешней си;туации. Я разделяю точку зрения тех, кто считает, что задача масштабной технологической модернизации на первом этапе может быть решена в России путем заимствования и адаптации уже существующих на Западе передовых технологий. Причем адаптировать нужно те технологии, которые удастся освоить максимально быстро. А заниматься этим будут «быстрые разумом Невтоны», которых должна рождать российская система высшего образования.
Обойтись исключительно российскими технологиями не получается. В настоящее время российские разработки составляют только малую часть от реализуемых ежегодно отечественной промышленностью. Но страха нет. Обратимся к истории и вспомним, как создавалось атомное оружие в СССР. Сейчас уже известно, что благодаря усилиям разведки удалось получить ценную научную и технологическую информацию о реализации атомного проекта в США. Она позволила нашим разработчикам избежать многих возможных ошибок и сократить время создания атомной бомбы. Однако семена знаний могут дать всходы, только упав на благодатную почву. Не будь критической массы подготовленных специалистов, ценная информация оказалась бы невостребованной. Безусловно, в настоящее время существуют цивилизованные и легитимные способы получения новой технологической информации и их нужно максимально использовать. Пройдя этап заимствования, Россия естественным путем найдет свои приоритеты, где она могла бы вырваться вперед. Естественно, полученные технологии должны быть востребованы промышленностью и обществом.
Если говорить о личных пристрастиях, то Олег Васильевич достаточно консервативен, в хорошем смысле этого слова. Как-то у Уинстона Черчилля спросили: «Вы так хорошо выглядите! Какой диеты придерживаетесь?» На что он ответил: «Стараюсь есть самое лучшее». Так и наш герой. Воспитан на хорошей классической литературе, любит живопись, предпочитает классическую музыку. В свое время он окончил музыкальную школу, с тех пор сохранил любовь к инструментальной музыке, фортепиано. Дома у него коллекция музыкальной классики…
У хорошего человека все должно быть на высшем уровне. И любит он все хорошее....
Комментариев нет:
Отправить комментарий