К юбилею ТИБОХ
Тихоокеанский институт биоорганической химии им. Г.Б. Елякова ДВО РАН |
Валентина Ароновича СТОНИКА нашим читателям нет нужды представлять.
Двенадцатый год учёный с мировым именем, академик возглавляет Тихоокеанский
институт биоорганической химии им. Г.Б. Елякова ДВО РАН.
Валентин Аронович Стоник |
–
Валентин Аронович, 2014 год – год ТИБОХ. В апреле мы отпраздновали 50-летие со
дня основания института, в сентябре – 85-летие со дня рождения основателя
института Георгия Борисовича
Елякова. Сегодня ТИБОХ ДВО РАН широко известен не только в нашей стране, но и
за рубежом, как и имя его основателя.
– Да, Георгий Борисович Еляков был крупным учёным и ещё более крупным организатором
науки. Он десять лет возглавлял Дальневосточное отделение, был вице-президентом
Российской академии наук, в трудные 1990-е годы защищал науку и не только дальневосточную.
Благодаря таким людям как он, наука и смогла пережить тяжёлые времена. Георгий
Борисович был большим энтузиастом изучения природных соединений. Приехав сюда в
1959 году, он поставил цель – изучить биологически активные вещества из
дальневосточных лекарственных растений, таких как женьшень и других. И что
удивительно, – в очень короткое время сумел создать работоспособную
лабораторию, из стен которой вышла целая серия хороших публикаций, вполне соответствовавших
мировому уровню того времени. Он с самого начала ставил задачу, чтобы работа не
носила регионального характера, а была выполнена, так сказать, по большому
гамбургскому счёту, на хорошем уровне. Недаром в институте быстро появились
публикации международного уровня. Это была одна из его особенностей, он сумел с
самого начала обеспечить хороший уровень работ, хотя, казалось бы, особенных предпосылок
к этому не было. Ещё ни химиков, ни биологов не выпустил ДВГУ в то время, ещё
не было никакой приборной базы, кроме весьма скромного парка приборов Дальневосточного
филиала Сибирского отделения РАН. Другая особенность этого человека – он был
лидером по своему характеру. И как следствие – через пять лет после того, как
он начал работу на Дальнем Востоке, здесь был создан институт, и он стал
директором-основателем.
Георгий Борисович Еляков |
Георгий Борисович не по годам был мудрым человеком. Сейчас трудно представить, что человек в 35 лет может возглавлять
академический институт, но на самом деле это так и было, а его помощники оказались
ещё моложе. Георгий Борисович, благодаря своим талантам, сумел достаточно
хорошо оснастить институт и точно сформулировать научные задачи. Они также как
и научные идеи рождаются не очень просто, и далеко не каждый учёный или группа
учёных могут сформулировать такие задачи, при решении которых можно достичь результатов,
органично сочетающих в себе фундаментальные и прикладные аспекты. Он это умел.
Георгий Борисович сплотил людей, он 37 лет возглавлял наш институт. Не каждый
сможет так реализовать свой потенциал, и далеко не каждому хватит сил на такую
длительную и продуктивную работу. Обычно говоря о Георгии Борисовиче, я подчёркиваю
его крепкий характер. Он никогда не был добреньким, никогда не давал обещаний,
которые не мог выполнить. Слово его всегда было твёрдым, как скала. Он по
большому счёту никогда не менял своих решений. И вообще, в нём было много
мужских качеств: и определённая твёрдость, и в то же время доброта,
отходчивость. Он всех нас многому научил, и многие старались походить на него
характером, подражать ему. В частности, и я, хотя мне трудно судить о себе. Я –
более либерален, по-видимому. Но в таком объёме тех качеств, которые были у
него, ни у кого из его последователей, наверное, нет. Хотя это естественно.
Каждый человек индивидуален, главное, чтобы эти его качества можно было
применить на благо, а науки, прежде всего.
Мы, как можем, поддерживаем светлую память о нём. У нас в институте
проходило немало памятных мероприятий; есть кабинет-музей Георгия Борисовича
Елякова, мы сделали всё возможное, чтобы вышла книга его избранных трудов в
серии трудов выдающихся учёных России, и недавно провели 15-ю
школу-конференцию, посвящённую Георгию Борисовичу Елякову, – эти конференции
уже стали всероссийскими в последние годы.
– Валентин Аронович, направления
вашей деятельности с тех пор претерпели
ли какие-либо изменения?
– Что касается направлений, которые Георгий Борисович создал, они в той
или иной мере продолжаются сейчас. Конечно, с тех пор, как его не стало,
появились новые задачи, новые проблемы, новые методы и т.д. Вообще, наверное,
ни одна сфера человеческой деятельности не отличается такой динамичностью,
какая характерна для науки. Поэтому в последнее время в нашем институте, в
значительной мере за последние десять – пятнадцать лет начались работы в новых
направлениях, таких как молекулярно-генетические исследования природных
объектов. Совершенно новые работы начали проводиться в области изучения
молекулярных механизмов действия физиологически активных веществ, разнообразные
исследования, тесно связанные с фундаментальной медициной и др. Это всё было бы
неосуществимо, если бы не заложенная тогда, при Георгии Борисовиче, база: это и
человеческий капитал, и приборный парк, которые позволяли оттолкнуться от
прежнего уровня и развиваться дальше.
Сегодня ТИБОХ – это интенсивно работающая система, имеющая две
популяции учёных: одна в возрасте до 35 лет, другая – те, кто начинал работать
в 70-е, 80-е, 90-е годы прошлого столетия. Такая особенность характерна не
только для нашего, но и для других академических институтов, и связано это с
тем, что в начале 1990-х годов очень много людей ушло из институтов, которые
работают сейчас либо за границей, либо в частных структурах. В большей степени
это связано и с тем, что значительно был занижен престиж научного труда.
Поэтому долгое время молодёжь не решалась связать свою жизнь с этой
интереснейшей областью человеческой деятельности. И чтобы как-то решить
кадровую проблему, мы в 1995–1996 годах создали отделение биоорганической химии
и биотехнологии в Дальневосточном государственном университете. Это, а также
изменившиеся условия с начала 2000-х годов, когда началось повышение заработной
платы научным сотрудникам, и вообще внимание к науке было усилено,
способствовали тому, что молодёжь пошла в науку. И надо сказать, среди них
много талантливых учёных и хороших людей, что, как мне кажется, одно без
другого существовать не может. Это одно наше преимущество, а другое, кроме
людского потенциала, – в институте усилена приборная база.
У нас два центра коллективного пользования, сейчас создаём третий – центр
биоиспытаний, для того, чтобы интенсифицировать работу, связанную с биохимией,
природными соединениями, молекулярной биологией, генетической инженерией и не
только в нашем институте. Эта приборная база – не просто инструмент для того,
чтобы эффективно делать науку, но и инструмент для повышения уровня научного
труда. Я говорю даже не о производительности, она, естественно, повышается,
когда используются современные приборы, а именно об уровне, что связан с
инструментами, которые в руках у учёного.
Надо сказать, что в нашем институте умеют работать и с научной
информацией, у нас хороший отдел научной информации, который очень помогает
нашим учёным. Возглавляет его Валентина Андреевна Бабко. Учёным доступны самые
современные базы данных в тех областях, с которыми связаны исследования.
Несколько недель назад мы выиграли грант, и в ближайшее время у нас будет
собственный выход на самую авторитетную в мире аналитическую и цитатную базу данных журнальных статей Web
of Science. Наши учёным пользуются базой данных Chemical
Abstracts и многими другими источниками информации.
В последние годы стали широко использоваться
математические, компьютерные методы в наших исследованиях. Здесь мы
сотрудничаем с Институтом автоматики, создали собственные группы, которые работают
в этой области. Например, молекулярный докинг – метод компьютерного моделирования межмолекулярных взаимодействий,
один из важнейших методов, используемых при разработке лекарств и исследовании
комплексообразования in silico. Поскольку мы работаем с генами, а в
последнее время даже с геномами, то есть с совокупностью всех генов каких-то
организмов, то широко используем методы биоинформатики, без которых практически
невозможно прочитать последовательность целого генома. В этой области успешно работают
старший научный сотрудник лаборатории морской биохимии кандидат медицинских
наук Марина Петровна Исаева,
кандидат биологических наук Валерий Александрович Рассказов и много молодых учёных, в
основном, биохимики, молекулярные биологи.
Кстати, сейчас грани между специальностями размываются, и сказать,
какую специальность в данный момент имеет тот или иной учёный, трудно, потому
что работы ведутся на стыке наук: медицины, генетики, биохимии, биоорганической
химии, молекулярной биологии, биотехнологии. Все эти области активно развиваются,
а кроме них – морская микробиология, ботаника. У нас
создана уникальная коллекция морских микроорганизмов, которая содержит около
пяти тысяч штаммов морских гетеротрофных аэробных и факультативно-анаэробных
бактерий (в основном), а также грибов-микромицетов (с дрожжами). Это
практически единственная в России коллекция, целиком специализирующаяся на
морских микроорганизмах. Коллекция является членом WFCC, имеет официальный
акроним КММ и регистрационный номер 644. Коллекция даёт возможность планомерно
вести поиск продуцентов новых биоактивных веществ и изучать распределение этих
микробов в море. Надеемся, что это направление будем развивать и дальше.
– Вас не страшит нынешняя
реорганизация науки?
– Я не нахожу оснований для крайнего пессимизма. Уровень науки в нашем
институте повышается, это видно по публикациям, цитированиям, есть возможность
решать какие-то прикладные задачи. В прошлом году опубликовано порядка 150
статей, получено около десятка патентов, на наши работы в мировой научной
печати сделано 1600–1700 цитирований. К тому же значительно омолодился
коллектив. Пока не видно каких-то больших преимуществ, которые бы получила
наука от этой реорганизации, но и катастрофы не случилось. Поэтому мы пытаемся
взаимодействовать с ФАНО, с его региональным представительством во Владивостоке
и не без успеха. Мешает отдалённость от центра, много времени уходит на
составление, сверку бумаг, корректировку, ожидание ответа…, но, думается, когда
региональное представительство заработает, схема согласований станет более
простой и эффективной.
Любая система развивается и является эффективной до определённого
уровня сложности, как мне кажется. Когда она становится слишком громоздкой,
слишком сложной, то начинает тормозить дело. Вот как бы не произошло что-то
подобное и при создании ФАНО, потому что это огромная организация, в которой почти
тысяча институтов и, пожалуй, главная сейчас проблема, как сделать так, чтобы
всё эффективно работало.
Что касается нынешних проектов реструктуризации, с одной стороны, мне
кажется, что любая интеграция в научном плане может быть только на пользу. И
когда решаются сложные задачи не силами одного, а нескольких институтов, то это
может привести к положительным результатам. С другой стороны – если построить
эту систему из нескольких институтов и объединить их под одной дирекцией, то
создадутся те самые слишком большие системы, которые в принципе не могут
работать эффективно или, по крайней мере, такую работу будет организовать очень
сложно, это потребует значительного времени. Поэтому научную интеграцию можно только
поддерживать, а одна перестройка управления, в смысле слияний коллективов и институтов,
мне кажется, не приведёт во многих случаях к каким-то быстрым положительным
результатам, я сильно сомневаюсь, что она необходима. С научным сообществом не
согласовали создание научных центров, только сейчас происходит опрос, что
думают учёные по этому поводу. Боюсь, что может увеличиться аппарат, усложнится
система, замедлится принятие решений, увеличится время прохождения бумаг, и это
большая опасность.
Если же речь идёт о том, чтобы усилить взаимодействие в чисто научном
плане, для этого не нужны административные надстройки, можно создать какие-то
координирующие органы, возможно, кластеризовать некоторые организации, усилить
взаимодействие с университетами. Надо сказать, что наши дальневосточные
институты особенно в сложном положении в этом плане, потому что интегрироваться
с институтами, находящимися в европейской части страны, сложно просто из-за огромных
расстояний. Интеграция, безусловно, важна, но в рамках Дальневосточного
отделения она всегда осуществлялась, особенно в последнее время. Надо сказать,
что руководство ДВО РАН приложило существенные усилия, чтобы появились
междисциплинарные институтские проекты. Все последние научные программы, которые
созданы в ДВО РАН, с моей точки зрения, решались успешно.
– Например?
– Например, комплексная программа
«Современные проблемы экологической безопасности
дальневосточных морей в целях
устойчивого социально-экономического развития Дальнего Востока России и
эффективной государственной геополитики Российской Федерации в
Азиатско-Тихоокеанском регионе», которую возглавлял академик Андрей
Владимирович Адрианов. Безусловно, успешной была целевая программа ДВО РАН «Спутниковый мониторинг Дальнего Востока для проведения фундаментальных научных
исследований Дальневосточного
отделения РАН». Там ведущая организация
– Институт автоматики и процессов управления, академик Владимир Алексеевич
Левин. Или взять нужную и тоже полезную программу по изучению бассейна реки Амур, которую ведёт
ИВЭП, член-корреспондент РАН Борис Александрович Воронов. И так можно говорить
о многих других начинаниях Дальневосточного отделения. И то, что сейчас
делается в рамках программы «Дальний Восток», также имеет ярко выраженную
интеграционную направленность. Но как бы не довести всё до абсурда, пытаясь во
что бы то ни стало кого-то соединить или разъединить. За годы между институтами
сложились тесные связи, пересекаются и дополняют друг друга научные направления,
реализуются общие программы и лучше, чтобы развитие шло эволюционным путём. Это
было бы, мне кажется, более эффективно.
– Сейчас у ФАНО такая стратегия
– подведомственные институты планируется в основном переориентировать на
решение прикладных задач, а фундаментальные исследования должны вестись «на
уровне, необходимом для формирования достаточного задела практических
разработок». Что вы думаете по этому поводу?
– Конечно же, крайне нежелательно сужать фундаментальные исследования,
а тем более, крайне нежелательно, чтобы региональные институты занимались
только региональными проблемами, это приведёт к понижению уровня исследований. В
Советском Союзе это решалось просто – через существование двух систем науки – академической
и отраслевой. Сейчас этого нет, и наши институты, конечно же, обязаны
заниматься прикладными проблемами, и главное, по-моему, сохранить правильный
баланс между прикладными и фундаментальными исследованиями. Неправильно, если
все усилия науки будут направлены на решение сугубо практических задач, потому
что таким образом можно потерять перспективу в науке. С другой стороны – очень
важно, чтобы прикладные результаты находили применение.
– Полагаю, что в вашем институте
найден этот баланс?
– Я бы не сказал, что окончательно. У нас ещё много нерешённых задач,
проблем, но, во всяком случае, мне кажется, что есть важные прикладные
достижения и есть не менее важные фундаментальные находки. Скажем, открытие
новых таксонов бактерий, которое осуществляется под руководством
члена-корреспондента РАН Валерия Викторовича Михайлова. Открыто более двухсот
таксонов: виды, роды, семейства бактерий. Никто не может заранее предсказать их
свойства, также как и свойства сотен новых природных веществ, которые открыты в
нашем институте. Не исключено, что то, о чём сейчас мы и не догадываемся,
станет критически важным для людей через несколько лет, ибо в области
фундаментальных исследований очень трудно определить, что важно, а что нет.
Конечно, соблазн принятия таких решений очень большой, но и вероятность
ошибок очень большая. Наша история говорит об этом. Как мы в своё время
поступили с работами в области генетики и потом поплатились жестоким образом, а
в тех странах, где эти работы продолжались, к примеру, получали урожайность
зерновых в два-три раза больше, чем это было у нас. Или как мы критиковали
кибернетику, а потом покупали компьютеры за границей. Не хотелось, чтобы такое
происходило и в будущем. Или как смеялись над теми учёными, которые изучали
атомное ядро, считая, что это уж точно, никому никогда не пригодится. А потом
оказалось, что эти работы во многом определяют судьбу человечества.
Все эти примеры говорят о том, что очень ответственными должны быть
решения по реформированию, структуризации институтов. Нужно действовать
осторожно, и даже осуществив, скажем, опросы, что сейчас происходят в течение
нескольких недель, на них тоже нельзя полностью опираться по большому счёту. Не
стоит слишком уж торопиться принимать экстренные и самое главное – судьбоносные
решения.
–У вас достаточно средств для
продолжения исследований?
– Наука – это такая сфера деятельности, в которой по определению всегда
чего-то должно не хватать, и прежде всего финансов. Уже известно, что бюджет в
2015 году будет на прежнем уровне. Фактически, учитывая уровень инфляции, это
означает сокращение финансирования. Но сейчас вся страна переживает сложное
время, может быть, Россия проходит один из самых непростых исторических
отрезков. Но наша страна неоднократно попадала в тяжёлые ситуации и, как
правило, выходила сильнее, чем была. Поэтому дразнить русского медведя – пустое
дело. В том числе это касается и науки. Если её припирать к стенке, то
результат может быть прямо противоположным ожиданиям горячих голов за границей.
– Вам должно быть проще, у вас имеется
реальный конечный продукт, который востребован в обществе…
– В нашем институте создано немало прикладных разработок и, конечно же,
не хотелось, чтобы этот процесс прекратился. Мы и дальше планируем создавать
новые лекарственные препараты, новые препараты другого назначения, новые
диагностикумы и так далее. Этот процесс не должен быть остановлен. Я надеюсь,
что мы изыщем возможности для того, чтобы продолжать исследования и укреплять опытно-производственную
базу. Нам не проще, конечно, с этим конечным продуктом, с его созданием и с его
продвижением, но, тем не менее, наш институт неоднократно показывал, что мы
можем решать прикладные задачи, которые приводят к созданию совершенно реальных
продуктов, идущих в производство на пользу людям, региону и стране в целом.
Наш институт довольно активно сотрудничает с учёными ряда соседних
стран, в первую очередь с Вьетнамом, там наука развивается быстро. Активно мы
сотрудничаем и с Республикой Корея. Мы используем сильные стороны каждой
стороны, и результат получается хороший. Так, например, мы хорошо умеем
работать с биологическими объектами, получать интересные соединения,
синтезировать эти соединения и т.д., а у корейских партнёров сильная сторона состоит
в том, что их научные группы функционируют при крупных медицинских учреждениях,
тысячекоечных больницах, у них есть очень дорогое и современное оборудование
для изучения действия препаратов на клеточном уровне.
Павел Александрович Лукьянов |
С китайскими учёными мы также сотрудничаем достаточно эффективно.
Недавно доктором химических наук Павлом Александровичем Лукьяновым создана в
Харбине совместная лаборатория, уехали на время работать по контракту в Китай несколько
наших молодых учёных. С японскими учёными у нас в основном имеются информационные
связи, хотя раньше были совместные работы. Выполняем фундаментальные работы, но
имеющие и прикладное значение с выходом на медицину, вместе с учёными Тайваня.
К сожалению, и я уже об этом говорил, нашими работами до сих пор слабо
интересуется фармацевтический бизнес, хотя в последние годы наметились
перспективные контакты. Сейчас в стадии разработки на разных этапах 5–7 лекарственных
препаратов, есть такие, что прошли клинические испытания. Разработано несколько
новых пищевых добавок, надеемся доработать диагностикум для раннего обнаружения
онкологических заболеваний. И сейчас после того, как к нам в ДВО РАН влилась целая
группа институтов из РАМН, с которыми мы давно сотрудничаем, появились новые
возможности, мы планируем начать с ними несколько совместных проектов. В ближайшее
время будет объявлен конкурс в рамках программы ДВО РАН «Дальний Восток», и я
думаю, что в результате будут поддержаны несколько проектов прикладного характера для
медицины.
Но и ограничивать исследования в
сугубо фундаментальных областях тоже ни в коем случае нельзя. У многих научных коллективов
в планах только решение фундаментальных проблем. И они тоже ни в коем случае не
должны пострадать в результате каких-либо реформ. Совершенно очевидно, что такие
работы могут стать новым трамплином для развития. Если бы можно было
предсказать какой эффект будет от того или иного фундаментального исследования
через некоторое время! Но такого гения нет, а история науки говорит, что очень
часто крупные прорывные работы были достаточно неожиданными для большинства
научного сообщества, а их результаты повлекли за собой революции в технике,
медицине и так далее. Именно поэтому, мне кажется, нужно как можно бережнее
относиться к науке.
Людмила ЮРЧУК
Комментариев нет:
Отправить комментарий