К 85-летию академической науки на
Дальнем Востоке
 |
| Владимир Иванович ГОЛОВ |
Академическая наука на Дальнем
Востоке зародилась в конце 1932 года, когда решением правительства СССР и
Общего собрания Академии наук СССР во Владивостоке был организован Дальневосточный
филиал АН СССР. Идейным вдохновителем и первым председателем Президиума ДВФАН
стал академик В.Л. Комаров. В первоначальной структуре филиала были учреждены
институты (Из кн. «Российская
академическая наука на тихоокеанском побережье. Изд. «Дальнаука», Владивосток,
2002, с. 25), в других источниках их называли секторами или отделами:
технический, химический и биологический, из недр которого в 1962 году
отпочковался Биолого-почвенный институт (БПИ ДВО РАН). Но поскольку мы теперь
после очередной реорганизации именуемся «Федеральным научным центром
биоразнообразия наземной биоты Восточной Азии (ФНЦ Биоразнообразия ДВО РАН) и к
нам присоединили Горнотаёжную станцию (ГТС) и Уссурийский заповедник, поэтому
мы вправе считать, что наша история отныне ведёт свой отсчёт с 1932 года. Тем более что многие из наших коллег, сотрудников БПИ начинали работать
в 30-е, 40-е и 50-е годы в прежних структурах, которые сейчас влились в состав
нового Центра.
Например, ботаник-энциклопедист кандидат биологических наук
Д.П. Воробьёв приступил к работе на ГТС с момента её организации, а известный
энтомолог, первый доктор и профессор на Дальнем Востоке, лауреат Госпремии СССР
А.И. Куренцов и его супруга доктор биологических наук Г.Э. Куренцова начали
свою трудовую деятельность там же год спустя (в 1933-м). Крупный учёный в
области лесоведения, ботанической географии и других смежных наук
член-корреспондент АН СССР Б.П. Колесников работал в системе ДВ филиала АН СССР
с 1934-го по 1955 год, возглавляя его с 1950-го по 1955 год вначале в качестве
заместителя, а затем – исполняющего обязанности председателя ДВФАН. Бывший
заведующий лабораторией физиологии растений в БПИ доктор биологических наук,
профессор И.Ф. Беликов перешёл на работу в ДВФАН в 1939 году из Приморской
сельскохозяйственной опытной станции, где занимался физиологией и агротехникой
возделывания сахарной свеклы и сои. В 1950 году из этой же организации к нам
прибыл будущий заведующий лабораторией вирусологии кандидат
сельскохозяйственных наук В.Г. Рейфман, много сделавший для успешной борьбы с
вирусологическими заболеваниями сельскохозяйственных растений на Дальнем
Востоке и для поднятия престижа БПИ, сумев создать одну из лучших
вирусологических лабораторий в стране и дать ей верное региональное направление
в этой новой для той поры области знаний. В 1944 году к нам прибыла на Дальний
Восток классный специалист по низшим растениям Л.Н. Васильева, получившая
прекрасное образование в Казанском университете, где старались вложить в
студентов достаточно обширные знания, хотя достаточными они никогда не бывают,
но все же стремились к тому, чтобы выпускник мог ориентироваться свободно в
своей профессии, не прибегая к бесконечным советам, консультациям и
консилиумам. Современные вузы стараются выпускать, а НИИ вынуждены пользоваться
услугами узких специалистов, которые, как заметил Бернард Шоу, «узнают всё больше о всё меньшем, и так до
тех пор, пока он не будет знать всё ни о чём и ничего обо всём». Но не из
тех была Любовь Николаевна. Специализируясь на агариковых (шляпочных) грибах,
она подготовила 12 специалистов (кандидатов наук) среди которых были не только
микологи, но и альгологи (специалисты по водорослям), лихинологи (по
лишайникам) и бриологи (по мхам). Это позволило Л.Н. Васильевой создать
работоспособную и весьма успешную школу, которая до сих пор пользуется большим
авторитетом в стране. Дальний Восток оказался в числе первых по степени
изученности низших растений нашей страны, что способствовало появлению в печати
уникального, многотомного издания: «Низшие растения, грибы и мохообразные
Дальнего Востока России».
В
науку, как правило, приходят люди, жаждущие знаний, одержимые какими-то идеями,
проектами, стремящиеся улучшить нашу жизнь, сделать её более комфортной и
счастливой, так бывало и так должно быть всегда. Кто посвятил себя науке в
большинстве своем бескорыстны, неприхотливы и правдивы. Правдивы потому, что
занятие наукой – это поиски истины или правды, то есть (как оно бывает на самом
деле и почему так, а не иначе). Поэтому меня всю жизнь притягивало их общество,
где не нужно притворяться и можно говорить то, что ты думаешь, ведь недаром
говорят: родина там, где можно говорить правду. Чиновники и власть предержащие
упорно, а может это у них на генетическом уровне, не понимают, что творят или
не хотят понимать, когда пытаются реформировать науку, искусство или
образование. Как всегда, получается неуклюже, грубо и примитивно, как ремонт
часового механизма с помощью зубила. А ведь еще более 400 лет тому назад
английский философ Фрэнсис Бэкон сказал: «Сколько
бы не было форм государственного правления, в науках всегда была и будет только
одна – форма свободы!». Учёным нужно доверять. А ведь Ф. Бекон был не
только учёный, он был ещё и членом парламента, поэтому знал, о чем говорил.
Ушедшее
поколение учёных, с которыми мне посчастливилось работать, и о которых я хочу
рассказать, насколько мне удастся, в этих коротких заметках, были хоть и разные
по характеру, но все они в полной мере обладали теми качествами, о которых я
говорил выше.
Обо
всех, кто мне был интересен, и у которых я учился, в одной статье много не
скажешь, хотя и очень хочется. Поэтому начну с тех, кто оставил заметный след в
изучении природных ресурсов Дальнего Востока, создал свои школы, успешно
работающие до настоящего времени, предложил свои идеи, определил наиболее
продуктивные направления дальнейших исследований тех коллективов, которыми они
руководили долгие годы. Таких было немало, но проявили они себя по-разному:
кто-то умел убеждать аудиторию, благодаря ораторскому искусству, эрудиции,
харизматичности (Н.Н. Воронцов, В.А. Красилов). Кто-то мог показать
практическую значимость, которая в те времена была основным мерилом
эффективности научных исканий, и доказать её жизненную необходимость в мягкой
форме, не лишенной личного обаяния (В.Г. Рейфман). А кто-то о том же мог
убедительно донести в категоричной, даже несколько суровой форме со ссылками на
непререкаемые авторитеты и тяжёлые обстоятельства, в которых перманентно
пребывала наша страна (В.А. Розенберг, Б.А. Неунылов). Из женщин чаще всего к
трибуне выходила Л.Н. Васильева. Она имела привычку говорить громко и быстро,
как будто боялась, что её остановят. Несколько минут в своей речи она отводила
на доказательства своей осведомленности в обсуждаемой теме, бросив при этом
несколько недоброжелательных реплик в сторону выступающих до неё мужчин и
затем, в зависимости от обстоятельств, нажимала на жалость, которой хорошо
владеют женщины, или на здравый смысл, которым могла пользоваться не хуже
признанных ораторов-мужчин. И ведь каждый из них был интересен по-своему.
Я
твердо уверен, что прогресс в науке зависит от личности отдельных учёных, от
его таланта, трудолюбия, организаторских и других способностей. И поэтому
научные коллективы нужно формировать не под тему или направление, даже самого
востребованного, как, например, онкология, над которой бьются многие
десятилетия без радикальных успехов, не жалея средств и времени, а под идеи
(имеются в виду жизненно важные), выдвигаемые отдельными учёными. Сошлюсь ещё
раз на В.И. Вернадского, который утверждал: «Вся
история науки на каждом шагу показывает, что отдельные личности были более
правы в своих утверждениях, чем целые корпорации учёных или сотни тысяч
исследователей, придерживающихся господствующих взглядов». А вот как
прокомментировал сей постулат один юморист: «поверит
ли кто-нибудь, что коллектив матерей родил общего ребенка совместными усилиями.
А между тем, многие верят, что именно коллектив учёных может родить открытие».
Наиболее
яркой личностью, обладающей выше упомянутыми качествами, в истории БПИ ДВО РАН,
на мой взгляд, и думаю, что многие коллеги со мной согласятся, был, безусловно,
Николай Николаевич ВОРОНЦОВ. Вот,
что написано о нём в галерее портретов, размещенной в холле нашего института на
пятом этаже:
НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ ВОРОНЦОВ
(1 января 1934 года – 3 марта 2000 года)
Доктор биологических наук,
профессор. Крупный зоолог, эволюционист, генетик, эколог, историк науки.
Директор Биолого-почвенного института в 1971-1974 годах, организатор отдела
эволюционной биологии, лаборатории эволюционной зоологии и генетики. Автор
более 550 научных трудов, в том числе нескольких монографий и учебников,
пользующихся большой популярностью. Министр природопользования и охраны
окружающей среды СССР (1990-1991 годы), академик и вице-президент РАЕН, лауреат
Государственной премии СССР.
А вот что
написал о нем член-корреспондент РАН, профессор, известный отечественный эколог
А.В. Яблоков в предисловии вышедшей из печати в 2017 году книги Н.Н. Воронцова:
«Воспоминания и размышления» (составитель – его жена и коллега Е.А. Ляпунова): «Н.Н.
Воронцов был звездой первой величины на небосклоне мировой териологии,
эволюционной морфологии, систематики и цитогенетики, выдающимся организатором
отечественной биологии, а также исторически значимым политическим деятелем».
 |
| Николай Николаевич ВОРОНЦОВ |
Родился
Николай Николаевич в Москве в семье инженера-строителя и учительницы. Родители
стремились развить творческие способности сына, в том числе и музыкальные,
отдав учиться игре на скрипке. Прошу читателя на эту деталь обратить особое
внимание, чтобы в дальнейшем вернее понимать истоки талантливости этого
учёного. Однако другая страсть оказалось сильнее. Он увлекся знаменитым кружком
юных биологов при Московском зоопарке (КЮБЗ), которым руководил замечательный
педагог и гениальный воспитатель П. Смолин. Из этого кружка впоследствии вышло
немало известных в нашей стране биологов и зоологов. Из числа его учеников (в
это трудно поверить!) трое работали у нас в БПИ. Кроме Н.Н. Воронцова, в 70-х
годах трудился с нами по приглашению Николая Николаевича лауреат
Государственной премии СССР, член-корреспондент Лондонского зоологического
общества и, один из создателей нового направления в биологии – физиологической
экологии, доктор биологических наук, профессор Н.И. Калабухов, организовавший и
возглавлявший с 1973 по 1978 год в Биолого-почвенном институте лабораторию
экспериментальной экологии. Школу КЮБЗ прошёл и наш замечательный зоолог, один
из лучших знатоков фауны млекопитающих, доктор биологических наук, профессор
Г.Ф. Бромлей. На примере этих незаурядных учёных лишний раз убеждаешься,
насколько важно в успешной научной деятельности классическое, элитарное
образование, причём не только вузовское, но и школьное, которое можно встретить
в столице или других крупных городах с традиционно высокой культурой и
образованием. Ведь далеко неслучайно, что из 29 выпускников общеобразовательной
школы, с которыми учился Н.Н. Воронцов, 22 получили золотые и серебряные
медали. Интересно, что вместе с Николаем Николаевичем эту школу закончили И.И.
Петров, знаменитый бас, солист Большого театра и очень популярный в 60-е годы
композитор, кумир джазистов – Александр Цфасман.
Занятия в
кружке при зоопарке определили дальнейшую судьбу юного Н. Н. Воронцова, и он
поступил на биологический факультет МГУ. Николай Николаевич был активным,
принципиальным и «не из робкого десятка» студентом и потому оказался в числе
тех, кто вместе с некоторыми преподавателями и профессорами противодействовал
нападкам на классическую генетику, называемую в те времена не иначе как
«вейсманизм-морганизм». А это было далеко небезопасно, не только при жизни
Сталина и Берии, но и в период «оттепели», когда Генсеком был Н.С. Хрущев. Он,
правда, не был тираном и деспотом, как его предшественники, но слыл человеком
вспыльчивым и невежественным, особенно в науке и культуре. С помощью легковесных
обещаний академика Т.Д. Лысенко, за два-три года поднять жирность молока у
буренок до 6-9% и завалить страну мясом и шерстью, скрестив горного тура с
домашней козой, (о чём очень правдиво и остроумно написал замечательный
писатель Фазиль Искандер в повести «Созвездие козлотура»), он тем самым
приобрел безграничное доверие в правительственных кругах и широкие полномочия в
направленности научных исследований АН СССР. Нелепость этих идей, а самое
главное, негодность методов их воплощения в жизнь привели практически к развалу
нормальной, классической генетики и к репрессиям учёных ею занимающихся.
Благодаря чему развитие этой жизненно важной и востребованной до настоящего
времени отрасли знания было отброшено на десятки лет, несмотря на то, что наша
страна в данной области занимала ведущие позиции до этих печальных событий.
Ещё в
студенческую пору Николай Николаевич увлекся генетикой с одной лишь целью, как
он пишет в последней книге, – помочь этой поруганной науке, привлечь внимание
научной общественности в первую очередь к радиационной генетике, которая в то
время «находилась под запретом после печально знаменитой сессии ВАСХНИЛ 1948
года». Собрав обширный материал по биологическому влиянию экспериментальных
ядерных взрывов, появившегося тогда в зарубежной литературе, он написал и смог
опубликовать (первую в советской печати!) статью на эту тему в газете
«Ленинградская правда» 8 июня 1957 года, которая вскоре была перепечатана в
других областных газетах. По рекомендации академика Л.А. Зенковича, известного
гидробиолога, крупного специалиста в области океанологии и зоологии
беспозвоночных животных, который как никто другой догадывался о пагубных,
прежде всего генетических последствиях ядерных взрывов, Николай Николаевич
рискнул опубликовать эту статью в более расширенном варианте в журнале
«Природа». Об этом он давно мечтал, но в то же самое время появилась статья в
«Правде» о ложной позиции «Ботанического журнала», посмевшего выступить с
критикой некоторых постулатов Т.Д. Лысенко. Редакция журнала «Природа»,
принимая статью, порекомендовала Н.Н. Воронцову убрать из текста такие термины
как «ген», «хромосома», «мутация», которые вызывали у главного академика нашего
государства сильнейшую аллергическую реакцию. Однако Николай Николаевич не пошёл
на это и предупредил редколлегию о том, что он может согласиться на данное
предложение только в том случае, если они сделают пометку, что сокращения
проведены без ведома автора. Конечно, редакция не решились на такой компромисс
и ради собственной безопасности статью сняли. Нужно отдать должное
настойчивости и выдержке Николая Николаевича, осознавшего важность и пагубность
для человека и вообще всего живого на земле при почти не контролируемой гонке
ядерного вооружения, в которую втягивались и втягиваются все большее количество
стран. Тогда их было пять (СССР, США, Великобритания, Франция и Канада), сейчас
в три раза больше. Упомянутую статью Николаю Николаевичу всё же удалось позже
опубликовать без купюр в журнале, неконтролируемом Лысенко. В статье открыто говорилось,
что радиация, вызванная испытанием ядерного оружия, разрушает клеточные
структуры, причём в случаях с половыми клетками возникают мутации, передающиеся
по наследству, а при повреждении соматических клеток могут резко возрастать
темпы их размножения, что приводит к онкологии. Сейчас уже хорошо известно, что
воздействие радиоактивного йода, которого много выбрасывается при ядерных
взрывах и авариях на АЭС, резко повышают вероятность возникновения рака
щитовидной железы, а из долгоживущих изотопов – радиоактивный стронций – 90,
который является двойником кальция и накапливаясь в костях, действует как
внутренний облучатель.
 |
| Н.Н. ВОРОНЦОВ в своём кабинете. 1974 год. Фото Ирины КАРТАВЦЕВОЙ |
Многие прогнозы, высказанные 50 лет назад Н.Н. Воронцовым, оказались пророческими. Чем опасны ядерные испытания сегодня? Тем, что на пороге создания ядерного оружия стоят такие страны, как Ирак, Иран, ЮАР, Пакистан, Бразилия, Аргентина, Северная Корея и, наконец, Израиль, для которых проблема – где найти место для испытаний? Ведь нет уверенности, что они не начнут испытания с наземных объектов, как это начинала ядерная шестерка (к упомянутой выше пятерке чуть позже присоединился Китай). Николай Николаевич предвидел, что будет крайне трудно договориться о введении моратория или запрещении испытания ядерного оружия, о чём красноречиво свидетельствует сама история проведения этих переговоров. Начиная с 1958 года, когда впервые Советский Союз проявил инициативу договориться с Соединенными Штатами об ограничении испытаний атомного оружия, они оказались безрезультатными из-за проволочек разного рода в основном со стороны США. И только в 1963 году был подписан в Москве договор о запрещении испытаний ядерного оружия на земле, в воде и воздухе, причём только между тремя странами (СССР, США и Великобритании). Китай и Франция сей договор не подписали.
В 1992 году
по инициативе международной экологической общественной организации «Гринпис»
был организован и состоялся рейс на атолл между о. Таити и Муруроа, с целью
оценки экологического состояния наземной и почвенной биоты, где французы
длительное время испытывали ядерное оружие. В состав экологической комиссии был
включён Н.Н. Воронцов как «министр экологии и общественный деятель,
пользующийся высоким авторитетом в Европе». С такой формулировкой Николай
Николаевич получил письменное приглашение для работы в составе экспертной
комиссии. Рискованность этой операции была очевидна ещё до её начала, так как
Франция не позволяла иностранным судам приближаться к местам испытаний вплоть
до их потопления. И когда эксперты приступили к работе, экипаж и члены команды
экологов были арестованы, и Н.Н. Воронцов некоторый срок провёл во французской
колониальной тюрьме. Таковой ценой было оплачено принципиальное поведение
экологической миссии с участием Н.Н. Воронцова. Ему и на этот раз не удалось
доказать, что аварии на АЭС в Кыштыме и Чернобыле – это непреднамеренные
катастрофы, а испытания ядерного оружия – преднамеренные и поэтому преступны по
самой сути. Такой вывод подтверждается расчётами, проведенными академиком А.Д.
Сахаровым, которые говорят о том, что уже к началу 1991 года было проведено 489
атомных и ядерных испытаний (наземных и атмосферных) с общей мощностью около
600 мегатонн, вследствие чего в мире погибло 5-6 млн. человек. Это примерно
столько же, сколько было уничтожено нацистами в концлагерях во время Второй
мировой войны.
Беспокойная,
насыщенная масштабными и судьбоносными событиями жизнь Н.Н. Воронцова привела
его в 1971 году на Дальний Восток. Ему была предложена должность директора
недавно организованного Биолого-почвенного института, на которой наиболее полно
и продуктивно проявились и реализовались таланты и способности этого
незаурядного учёного. Поскольку деяния дирекции, прежде всего, принято судить
по организаторским и реорганизаторским способностям, необходимо отметить, что
за тот непродолжительный период времени, пока он был у руля нашего института,
многое изменилось к лучшему. Так, например, в кратчайшие сроки он добился
завершения строительства институтского здания и собрал в нём почти весь
коллектив, ютившийся прежде в виварии, теплице и в комнатах жилых домов. Он
раздвинул границы принадлежавших Биолого-почвенному институту заповедников и
организовал в них строительство красивых и удобных для работы и проживания
кордонов. Была полностью перестроена структура института, создан один из ведущих
отделов – эволюционной биологии, а также лаборатория эволюционной зоологии и
генетики. Руководил ими сам Николай Николаевич. При нём в Биолого-почвенном
институте начали работать научные эволюционные семинары, стали более регулярно
проводиться конференции молодых учёных, возросло число аспирантов и
диссертантов. При Н.Н. Воронцове впервые на Дальнем Востоке применили «индекс
цитирования» для оценки продуктивности работы научных сотрудников. Наиболее
высоким в стране он оказался у Т.Д. Лысенко и его последователей, которых
немало было и на Дальнем Востоке. Это было время, совпавшее с критикой и
разоблачением его антинаучных теорий и недостоверных практических результатов.
Были и другие причины необъективной оценки рейтинга учёных с помощью этого показателя.
Например, тот факт, что наиболее известные учёные, лауреаты Нобелевской и
других премий не попадали в число лидеров по этому показателю. Правда, тут были
и объективные причины: секретность тематики, которая была до абсурдности весьма
жёсткой по сравнению с другими странами, исключающие возможность открытой
публикации, скверно работающая патентная служба. Тогда в ходу была шутка, что у
нас в стране легче изобрести вечный двигатель, чем получить патент. Причём, в
связи с оторванностью учёных и изобретателей от производства, патенты и
авторские свидетельства не пользовались спросом и потому не были популярны. По
официальной статистике, в доперестроечное время было востребовано не более 5%
от зарегистрированных в стране патентных документов. Во всяком случае, этот
показатель далеко не универсальный, и его нельзя фетишизировать, как это сейчас
делают чиновники от науки и «реформаторы». Далеко не последним аргументом
является финансовые причины (низкие оклады учёных и высокая стоимость
публикаций в авторитетных журналах с приличным импакт-фактором). И потом с
какого перепуга мы должны стараться повышать престиж средств информации чужих
государств, а не своего? Одним словом, в то время этот показатель не прижился,
но настали иные времена, иные «правы».
 |
| Слева направо: Дмитрий Петрович ВОРОБЬЁВ и Н.Н. ВОРОНЦОВ на субботнике. Весна, 1972 год. Фото Юрия ОНОПРИЕНКО |
Следуя курсом обновления и реорганизации, Н.Н. Воронцов смог привлечь к работе в Биолого-почвенном институте таких крупных учёных, докторов наук, как Валентин Абрамович Красилов, Мендель Наумович Грамм, Николай Иванович Калабухов, Сигизмунд Семенович Харкевич, Владимир Яковлевич Леванидов, Павел Андреевич Лер. Каждый из них создал крупные научные школы и оставил после себя научное наследие, можно сказать, мирового уровня. Об этих и других не менее заслуженных учёных мы продолжим наш рассказ, ибо история это наука будущего, и «кто не помнит своего прошлого, обречён пережить его снова».
 |
| Памятник Н.Н. ВОРОНЦОВУ на Троекуровском кладбище |
В заключение мне вновь хочется
вернуться к спору «физиков» и «лириков», который длится вот уже более полувека.
Я имею в виду ответ на вопрос: помогают ли увлечения музыкой, пением, коллекционированием
марок, шахматами и прочим в науке или мешают и отвлекают? Ведь есть же успешные
учёные-фанатики, ничего незамечающие кроме науки?! Да, есть и те и другие, но
всё же мне мой опыт подсказывает, что молодёжь, которая тяготеет к искусству
(музыке, танцам, эстетичным видам спорта и т.д.) в науке более успешна. Тому
подтверждение – успехи таких молодых учёных, как Д. Атопкин, Л. Яковченко, Н.
Нарышкина, Я. Тимофеева, М. Бурдуковский, П. Фисенко и другие. Таковыми были
Н.Н. Воронцов, Б.А. Неунылов, В.Я. Леванидов, С.С. Харкевич и многие другие.
Как утверждал известный русский
биолог А.А. Любищев: «Если учёный –
только учёный, то он не может быть крупным учёным. Когда исчезает фантазия,
вдохновение, то вырождается и творческое начало». Оно нуждается в
отвлечениях. Иначе у учёного остаётся лишь стремление к фактам, и он постепенно
превращается в педанта и зануду. И многократно был прав великий А. Эйнштейн в
своём утверждении, что интуиция и фантазия, которые ничем не ограничены,
способствуют прогрессу науки в большей мере, чем знание, которое всегда
ограничено. Поэтому учёный должен иметь достаточный кругозор, который и
обеспечивает ему литература и искусство. Так что отвлекайтесь во благо науки,
как это делали наши старшие товарищи и коллеги, лидеры и основатели
биологической науки, работавшие рядом с нами, но в другие времена.
Владимир ГОЛОВ,
главный научный сотрудник сектора
биогеохимии ФНЦ Биоразнообразия ДВО РАН,
доктор биологических наук
Фото из архива автора
Фото из архива автора
Комментариев нет:
Отправить комментарий