Статья любезно предоставлена автором, Олегом Львовичем Фиговским
Всероссийский центр изучения общественного мнения (ВЦИОМ) представил данные об отношении россиян к науке. По сравнению с тем, что было 4 года тому назад:
• Уровень интереса к науке за последние четыре года снизился: доля тех, кому интересны научные открытия, сократилась с 68 до 54%
• Самые интересные области научного знания – технические достижения и медицина
• Самым известным отечественным ученым-современником остается Ж.Алферов.
За последние четыре года интерес россиян к новым научным и техническим достижениям снизился: доля тех, кого привлекает эта область, сократилась с 68 до 54%. Одновременно больше стало тех, кто индифферентно относится к открытиям в науке и технике (с 28 до 43%).
Наука является при этом основным элементом любой национальной инновационной системы. В условиях недостаточной развитости исследований и разработок в стране нельзя ожидать больших инновационных успехов. Если качество системы образования, ответственной за распространение знаний, невысокое, то и уровень подготовки инженерно-технических работников будет низким, что сразу скажется на инновационной активности. В то же время попытки, подобные предпринимаемым сейчас в России, значительно расширить ИР в вузах не могут заметно повысить эффективность науки, так как прямая обязанность вузов - прежде всего обучение студентов, а не научно-исследовательская деятельность.
Выступая на совещании в Мытищах президент страны Дмитрий Медведев отметил, что особенно критическая ситуфция сложилась с подготовкой технических кадров, подчеркнув, что выпускники вузов не обладают практическими навыками и знанием современного производства. Как я уже писал ранее, в России не готовят инновационных инженеров и первый курс лекций по этой тематике намечен в открытом университете Сколково. По данным экспертов, подготовка инженерных специалистов в России все еще ориентирована на массовое индустриальное производство 30-50-летней давности. «Программы обучения, лабораторная работа, исследовательская база в большинстве вузов устарели и не отвечают задачам, которые предъявляются современными университетами и соответственно современными предприятиями», – сказал президент.
«Нет понимания, какие специалисты требуются. Хотя я регулярно от министра требую, чтобы мы корректировали не только программы, но и общее количество выпускников... чтобы наша экономика получала тех, кто ей нужен», – объяснил Медведев. Поэтому-то так важно наладить эффективные связи между работодателями, предприятиями и университетами.
На том же совещании гендиректор «Композита» Леонид Меламед рассказал, что инновационная отрасль композиционных материалов в России только начинает свой путь. Инженеров катастрофически не хватает. «Количество подготовленных специалистов не отвечает прогнозам темпа роста отрасли полимерных композиционных материалов», – аргументировал Меламед.
Директор по прикладным исследованиям Российской экономической школы (РЭШ) Игорь Федюкин признался, что чёткого понимания, какой должна быть российская наука через 10 лет, сегодня ни у кого нет. Отрицательно ответил он и на вопрос о способности амбициозных проектов, типа мегагрантов и «Сколково», обеспечить блестящее будущее отечественной науки. «Ни проекты, ни отдельные личности – не спасут науку, – подчеркнул Игорь Федюкин. – Это невозможно. Сама постановка вопроса отсылает нас к мифологическому сознанию, что где-то есть волшебный талисман или отважный герой, с появлением которого свершится чудо». Чудесного «исцеления», по мнению администратора РЭШ, точно никто не обеспечит. В частности, с проектом «Сколково» лучше отождествлять такие простые задачи, как формирование среды для коммерциализации результатов научной деятельности, создание новых механизмов управления исследовательскими процессами и способов интеграции российской науки в мировую, возможности привлечения известных зарубежных учёных к отечественным проектам. Хотя, по-моему, если бы всё перечисленное удалось реализовать на практике, это как раз и было бы настоящим чудом.
«Американское научное сообщество устроено так, что личные карьерные устремления молодого человека оказываются в линии с тем, как устроено само сообщество, – говорит Константин Северинов. – У меня за последние три года защитились 10 человек, и все они уехали, за исключением одного, который сейчас очень жалеет, что остался. Они работают в Йеле, Гарварде, Имперском колледже». Виноваты в этом, по мнению учёного, все сразу: и Российская академия наук, «окопавшаяся научная структура, не принимающая людей, которые пытаются быть лучшими в своих областях», и Минобрнауки, где «множество благих начинаний обкладывается таким количеством бумажек, что теряется весь позитивный смысл». При такой системе, полагает Северинов, в наш медвежий угол вряд ли будут приезжать даже представители диаспоры – не то что зарубежные учёные! А те, кто всё же «купится» проектами мегагрантов и «Сколково», лучшее, что смогут сделать для нашей науки, это даже не провести какие-то выдающиеся исследования (они не изменят коренным образом ситуацию в российской науке), а поднять большой шум по поводу того, как у нас тут всё неправильно работает.
Заместитель директора по науке Института проблем передачи информации РАН, профессор факультета биоинженерии и биоинформатики МГУ Михаил Гельфанд добавил к вышесказанному, что проблемы ещё шире и что решать их нужно в контексте всей нашей неправильно работающей экономической системы, в которой нет заказчика ни у технологических достижений, ни у института качественной научной экспертизы. «Можно сколько угодно делать втык руководителям госкорпораций за то, что они мало внимания уделяют инновациям, но до тех пор пока экономика не будет вынуждать их к этому, они этого делать не будут», – резонно заметил он.
Молодые учёные России обратились к президенту Дмитрию Медведеву с просьбой устранить бюрократические препоны, делающие невозможным занятие наукой в России, в частности, отменить Федеральнй закон N94-Ф3, неприменимый в сфере научных исследований. Они пишут, что «Множащаяся армия чиновников, оккупировавшая источники финансирования и диктующая удобные ей правила не только получения, но и траты денежных средств по грантам, делает всё возможное, чтобы не дать нам заниматься любимым делом в своей собственной стране. Количество формальностей, которые необходимо соблюсти для того, чтобы приобрести тот или иной необходимый реактив или прибор, равно как и число бумаг, которые нужно оформить и подписать для каждой покупки, уже превысило все разумные пределы. Всё больше молодых учёных, наших с вами коллег, уезжает за рубеж, не считая возможным продуктивно работать в условиях, когда половина времени тратится не на постановку экспериментов, а на беготню с документами, на объявление тендеров, написание техзаявок и прочее и прочее. Каждая новая программа, объявляемая Министерством образования и науки РФ, содержит всё больше страниц в конкурсной документации и всё меньше здравого смысла. Каждый год приносит новые ограничения возможностей выбора и покупки товаров, необходимых для занятия наукой на мировом уровне».
Так, Алексей Пенин, в частности, отмечает, что в 94-ФЗ есть три основные проблемы, которые волнуют существенную часть руководителей таких проектов. Первые две – это невозможность участия в некоторых конкурсах (ФЦП «Кадры», «Исследования и разработки») нескольких коллективов из одной организации и демпинг со стороны неквалифицированных исполнителей. Выглядит несколько странно, когда по всей биологии от крупного университета или института может быть подана только одна заявка на группу под руководством доктора или кандидата наук. Победить в таком конкурсе может не известный коллектив, имеющий хороший задел по предлагаемому исследованию, а группа, снизившая цену в 5-6 раз, при очень плохой научной составляющей проекта.
Министерством экономического развития России был опубликован проект, названный «Инновационная Россия – 2020». Представленная стратегия – это скорее аналитическая записка, отражающая авторское понимание современной ситуации и возможных перспектив, чем стратегия в истинном значении этого слова. Ясно, что требуется коренная ее доработка и в отношении корректировки целей и задач (многие из которых фактически воспроизводят невыполненные задачи предыдущих стратегий без анализа причин провалов) и в отношении ресурсов и инструментов инновационной политики, использование которых может дать существенные результаты.
В этом отношении данная стратегия мало чем отличается от большинства аналогичных документов. По оценке А.Л. Кудрина, озвученной 27 февраля 2011 г. на Красноярском экономическом форуме: «Сейчас у нас действуют 193 стратегических документа и концепции, принятых Правительством или Президентом. Еще 83 находятся в разработке по поручениям и решениям, которые приняты Правительством или Президентом. 30 готовятся к разработке, но они уже сейчас не сбалансированы. Их цели, задачи и ресурсы не сбалансированы».
Ранее предполагалось увеличить долю затрат на исследования до 2 % от ВВП в 2010 г. Фактически этот показатель уменьшился за 2005-2008 гг. с 1,07 до 1,04 %, а затем – в 2010 г. (при сокращении ВВП) достиг 1,32 %. Это, во-первых, существенно меньше стратегических ориентиров, во-вторых, этот рост обеспечен исключительно бюджетными программами, и, в-третьих, перспективы дальнейшего роста бюджетного финансирования сейчас значительно хуже, чем в первой половине 2000-х гг. Целевой показатель 2020 г. – 2,5-3,0 %, из которых больше половины, по мысли авторов проекта, – за счет частного сектора. Сейчас действует другая тенденция – доля частного финансирования сокращается и совершенно не ясно, при каких условиях она будет расти.
Ещё один целевой показатель – увеличить долю российских публикаций в общемировом потоке научной литературы с 2,48 % в 2008 г. до 5 % в 2020 г. В данном случае мы также наблюдаем в последние 10 лет постепенное снижение этого показателя. И дело здесь не только в публикационной активности российских ученых. В этот период снизилась доля всех развитых стран в глобальных публикациях, поскольку резко возросло число статей ученых из Китая и Индии. И по всем прогнозам доля этих двух стран будет продолжать расти, а всех остальных – снижаться. Для того, чтобы увеличить вдвое долю российских публикаций, надо как минимум в четыре-пять раз повысить число статей в ближайшие 5-6 лет, что не реально с учетом продолжения тенденции сокращения численности научных кадров и нестабильности финансирования. К этим фантазиям можно добавить и целевой индикатор стратегии – число патентов, регистрируемых российскими заявителями в мировой патентной триаде (ЕС, США, Япония) увеличить с 63 в 2008 г. до 2,5-3 тысяч в 2020 г.
В стратегии приводятся и такие показатели:
– средняя цитируемость научных работ российских исследователей повысится до 5 ссылок на статью в 2020 году (в 2009 году – 2,4 ссылки на статью);
– не менее 5 российских вузов войдут в число 200 ведущих мировых университетов, согласно международным рейтингам (в 2009-ом – ни одного).
Мнение о том, что наука нужна лишь для познания мира, а не создания "свечных заводиков", – в корне неверно. Известны примеры Массачусетского технологического института и Стэнфордского университета, малые фирмы которых имеют совокупный бюджет, сопоставимый с бюджетом РФ. Они реально вовлекают результаты интеллектуальной деятельности в область практического применения и промышленного освоения. Наука может и должна зарабатывать. И тот факт, что на входе наша гражданская наука имеет 127 млрд. рублей в год, а на выходе – несколько тысяч рублей за продаваемые лицензии, конечно, свидетельствует о том, что нужны меры для повышения отдачи этих инвестиций.
Кстати, изобретатели Израиля продают в год лицензий на сумму в 100 тысяч раз большую, чем вся наука России.
Премьер-министр России Владимир Путин провёл в Томске совещание по совершенствованию инструментов инновационного развития, где он заметил, что "Работа особых экономических зон, технопарков, наукоградов должна служить распространению новой передовой культуры производства, эффективных моделей интеграции образования, науки, реального сектора экономики и бизнеса. Кроме того, накапливается интересный опыт частно-государственного партнёрства, привлечения потенциальных инвесторов, и эти наработки должны быть использованы для улучшения делового климата не только в масштабах регионов, но и в масштабах всей страны".
Критически рассмотрел проект стратегии «Инновационная Россия – 2020» зам. главного учёного секретаря президиума РАН Владимир Иванов, который считает, что нет инновационного будущего без академической науки. Он также отмечает, что "Проводимая в последние годы государственная политика не изменила ни общей ситуации в экономике, ни отношения бизнеса к инновациям, что признают и сами разработчики проекта «Стратегии инновационного развития на период до 2020 года». Цели, обозначенные в «Основных направлениях политики Российской Федерации в области развития инновационной системы на период до 2010 года» и в «Стратегии развития науки и инноваций в Российской Федерации до 2015 года», не достигнуты. Если бы в проекте нового документа содержался ответ на вопрос, почему это произошло, то не возникали бы предпосылки повторения уже сделанных ошибок. Но обществу предлагается «продолжение проводившейся на протяжении последнего десятилетия политики стимулирования инновационной активности". Основными причинами провала инновационной политики он считает организационные проблемы:
"Происходят изменения в системе государственного управления наукой. Ликвидированы многие институты, обеспечивающие целостность сферы исследований и разработок, проведение единой государственной научно-технической политики. Если в 1990-е годы существовала специальная комиссия по научно-технической политике под руководством премьер-министра, решения которой были обязательны для всех органов исполнительной власти, то в настоящее время такой институт в системе управления наукой отсутствует. (В то же время главное лицо ведущих министерств Израиля – главный ученый, определяющий научную стратегию министерства; в команду всех президентов США, начиная с 40-х годов XX века, входили советники по науке из числа высококвалифицированных учёных, в том числе нобелевских лауреатов).
В современной России институт советников по науке отсутствует – только у одного из четырёх первых лиц государства есть штатный советник по науке, представляющий научное сообщество. Поэтому руководители государства не получают информации о реальном состоянии сферы науки и технологий.
Вторая проблема – отказ министерств и ведомств, отвечающих за разработку инновационной политики в стране, от конструктивного взаимодействия с академическим сектором науки и ориентация преимущественно на отдельные экономические вузы и аналитические центры. Неадекватная оценка властными структурами потенциала академического сектора науки делает практически невозможным разработку научно обоснованных стратегических документов в сфере инновационной политики.
Третья проблема – отсутствие реальной статистики науки и инноваций. Это подтверждают и приведённые в самом проекте инновационной стратегии статистические данные в части, касающейся науки. Вызывает большие сомнения достоверность указанной «стоимости» одной российской публикации в 2008 году – 848 тысяч долларов. Если верить этой цифре, то коэффициент публикационной активности российских учёных составляет, по оценке ИПРАН РАН, в среднем 0,05, то есть одна статья раз в 20 лет. При этом не учитывается, что 60-80 процентов публикаций приходится на долю РАН, а основное увеличение финансирования – на вузовскую науку.
Четвёртая проблема – низкий уровень эффективности использования средств налогоплательщиков на развитие инновационной инфраструктуры. Описывая многочисленные меры по стимулированию инноваций – финансирование вузовской науки, создание инновационной инфраструктуры, институтов развития и пр., авторы проекта стратегии фиксируют неудовлетворительное состояние в этой области. Так, в рамках государственной программы поддержки малого и среднего предпринимательства создано 34 инновационных бизнес-инкубатора, на что из федерального бюджета потрачено 863 миллиона рублей. Но никаких данных об их результативности, хотя бы по количеству новых рабочих мест, не приводится. Нет и оценок эффективности институтов развития: Российской венчурной компании, Внешэкономбанка, «Роснано».
Изложенный в проекте инновационной стратегии подход к развитию научного сектора сводится к необходимости создания конкуренции академическому сектору науки. Похоже, авторы не понимают механизмов работы фундаментальной науки вообще и государственных академий, в частности. Принципиальная ошибка заключается в том, что они рассматривают РАН как вертикально интегрированную структуру с иерархической системой управления".
Если это мнение РАН, то оно вызывает сомнения в возможности РАН стать локомотивом инновационного процесса.
Ещё одно новое явление. Оказалось, что чисто рыночные механизмы, особенно в сфере высоких технологий, уже не действуют даже в развитых странах. Сегодня началось обратное движение – для Европы приоритетом является возврат производства на собственные территории. «Продажа инноваций R&D не может принести той отдачи, которая доступна производству полного цикла», – считает Хайнц Кундерт, президент полупроводникового концерна SEMI в Европе. На примере микроэлектронной отрасли, которая отчасти является двигателем всех инноваций в жизненно важных отраслях промышленности – медицине, автомобилестроении, цифровой бытовой технике – видно, что инновации XXI века крайне дорогое удовольствие, требующее значительного участия государства для достижения рыночной окупаемости и развития.
Россия, имеющая высочайший потенциал рынка и собственного производства, нуждается в главном – создании системы передачи инноваций в промышленность от фундаментальной науки. Высокотехнологичное производство рождается в несколько стадий. Первая стадия – фундаментальные исследования, новые разработки в области физики твердого тела, плазмохимии, материаловедения. Эти разработки по большей части проводятся государственными учреждениями – университетами и исследовательскими институтами. На этом этапе исследований основным инвестором остается государство. Следующий шаг делают ученые-инженеры. В СССР этим занималась отраслевая наука, в Европе сейчас за это отвечают R&D подразделения. Они создают инновации (для микроэлектроники это работы в области структуры интегральных схем и процесса их производства) и разрабатывают технологию производства инновационных продуктов. Институты R&D уже не целиком государственные: в целом отраслевую науку движет бизнес, который нуждается в модернизации технологий для победы на конкурентном рынке.
«Если Европе сейчас не хватает реального производства (мы сильны и в фундаментальных исследованиях, и в R&D), то вызов в России – разработка механизма внедрения своих великолепных научных разработок в производство, в создание конечного продукта», – считает Кундерт. Инновации – это продукт, который может быть произведен и продан, и без создания системы перехода от идеи к продукту финансирование фундаментальной науки в России будет инвестициями в промышленность других стран. Кроме восстановления «потерянного» звена отраслевой науки, прикладных исследований, российским институтам нужно организовывать совместные программы с R&D центрами за рубежом, чтобы иметь возможность создавать и поддерживать современное производство. Необходимые инвестиции в исследовательские центры огромны: прикладной исследовательский кампус Гренобля «поглотил» 1,3 млрд. евро за 10 лет, поэтому в условиях ограниченного бюджета разделение расходов по R&D – единственный путь для компаний глобализованного конкурентного мира. Кроме того, современное высокотехнологичное производство нуждается в кадрах, владеющих, кроме фундаментальных знаний, практическими навыками. Надеюсь, что таких инновационных инженеров будут, в частности, готовить в университете Сколково.
Как подчеркнул Андрей Иващенко, председатель совета директоров “ХимРар”, следует говорить о двух науках: "Наука «публичная», которая живёт на деньги налогоплательщиков, и наука «индустриальная», которая живёт в условиях рынка – это два разных мира. Причём они отличаются даже самой культурой работы и приоритетами, которые в этих мирах присутствуют. Скажем, в публичной науке самое главное после совершения открытие – это его опубликовать для того, чтобы рос рейтинг цитируемости. В индустриальной науке всё наоборот: открытия засекречиваются, патентуются и внедряются. Научный процесс публичной науки более фундаментальный, ориентирован на сам процесс. А индустриальная наука всегда ориентирована на результаты. И, в общем-то, это различие культур характерно не только для нашей страны. Абсолютно такая же ситуация во всём мире. Разница только в том, что рыночная экономика в развитых странах существует уже достаточно долго, и вокруг публичной науки вырос определённый интерфейс, который позволяет взаимодействовать бизнесу с ней. А в России такой интерфейс только-только начинает формироваться. Его отсутствие является причиной того, что те огромные средства, которые тратятся государством на финансирование науки, пока не приводят к старту инновационного процесса".
Как видно, наука представляет собой совокупность публичной (фундаментальной) и индустриальной (прикладной) своих неразрывно связанных частей, которая при правильном её регулировании и взаимодействии сможет обеспечить модернизацию России. Сегодня ставится больше вопросов, чем ответов, но только рациональный оптимизм сможет всё-таки вывести Россию на модернизационные рельсы.
Олег Фиговский, доктор технических наук, почетный профессор КТТУ им. Туполева и ВГАСУ, академик Европейской Академии наук.
 |
| О.Л. Фиговский Альбом: Инновации и инноваторы |
Всероссийский центр изучения общественного мнения (ВЦИОМ) представил данные об отношении россиян к науке. По сравнению с тем, что было 4 года тому назад:
• Уровень интереса к науке за последние четыре года снизился: доля тех, кому интересны научные открытия, сократилась с 68 до 54%
• Самые интересные области научного знания – технические достижения и медицина
• Самым известным отечественным ученым-современником остается Ж.Алферов.
За последние четыре года интерес россиян к новым научным и техническим достижениям снизился: доля тех, кого привлекает эта область, сократилась с 68 до 54%. Одновременно больше стало тех, кто индифферентно относится к открытиям в науке и технике (с 28 до 43%).
Наука является при этом основным элементом любой национальной инновационной системы. В условиях недостаточной развитости исследований и разработок в стране нельзя ожидать больших инновационных успехов. Если качество системы образования, ответственной за распространение знаний, невысокое, то и уровень подготовки инженерно-технических работников будет низким, что сразу скажется на инновационной активности. В то же время попытки, подобные предпринимаемым сейчас в России, значительно расширить ИР в вузах не могут заметно повысить эффективность науки, так как прямая обязанность вузов - прежде всего обучение студентов, а не научно-исследовательская деятельность.
Именно поэтому в докладе Лиги европейских исследовательских университетов (LERU), в которую входят 22 ведущих вуза стран ЕС, было отмечено, что вследствие акцента на расширение исследовательской деятельности в университетах "наука может оказаться врагом высшего образования, а не его дополнением"; кроме того, там же сказано, что нужно отказаться от распространенного представления об университете как "о супермаркете, продающем модульные продукты". Эффективность результатов прикладных исследований и разработок может снизиться из-за чрезмерно большого лага между появлением научно обоснованных предложений ведущих ученых и специалистов и принятием решений органами государственного управления.
Выступая на совещании в Мытищах президент страны Дмитрий Медведев отметил, что особенно критическая ситуфция сложилась с подготовкой технических кадров, подчеркнув, что выпускники вузов не обладают практическими навыками и знанием современного производства. Как я уже писал ранее, в России не готовят инновационных инженеров и первый курс лекций по этой тематике намечен в открытом университете Сколково. По данным экспертов, подготовка инженерных специалистов в России все еще ориентирована на массовое индустриальное производство 30-50-летней давности. «Программы обучения, лабораторная работа, исследовательская база в большинстве вузов устарели и не отвечают задачам, которые предъявляются современными университетами и соответственно современными предприятиями», – сказал президент.
«Нет понимания, какие специалисты требуются. Хотя я регулярно от министра требую, чтобы мы корректировали не только программы, но и общее количество выпускников... чтобы наша экономика получала тех, кто ей нужен», – объяснил Медведев. Поэтому-то так важно наладить эффективные связи между работодателями, предприятиями и университетами.
На том же совещании гендиректор «Композита» Леонид Меламед рассказал, что инновационная отрасль композиционных материалов в России только начинает свой путь. Инженеров катастрофически не хватает. «Количество подготовленных специалистов не отвечает прогнозам темпа роста отрасли полимерных композиционных материалов», – аргументировал Меламед.
Однако на этом проблемы не заканчиваются – выпускники вузов не обладают знанием современных технологий и оборудования, не готовы к практической работе. Причин тут несколько: отсутствие в вузах современной лабораторной базы и отсутствие необходимого набора знаний у преподавателей. Поэтому-то приходится привлекать специалистов за-за границы. Правда, это не слишком выгодно, поскольку приходится «платить им втридорога». Меламед видит решение проблемы в том, чтобы создавать совместные программы подготовки специалистов с западными университетами, организовать обмен студентами, а также стажировки в инжиниринговых центрах и крупных компаниях, в том числе иностранных.
Директор по прикладным исследованиям Российской экономической школы (РЭШ) Игорь Федюкин признался, что чёткого понимания, какой должна быть российская наука через 10 лет, сегодня ни у кого нет. Отрицательно ответил он и на вопрос о способности амбициозных проектов, типа мегагрантов и «Сколково», обеспечить блестящее будущее отечественной науки. «Ни проекты, ни отдельные личности – не спасут науку, – подчеркнул Игорь Федюкин. – Это невозможно. Сама постановка вопроса отсылает нас к мифологическому сознанию, что где-то есть волшебный талисман или отважный герой, с появлением которого свершится чудо». Чудесного «исцеления», по мнению администратора РЭШ, точно никто не обеспечит. В частности, с проектом «Сколково» лучше отождествлять такие простые задачи, как формирование среды для коммерциализации результатов научной деятельности, создание новых механизмов управления исследовательскими процессами и способов интеграции российской науки в мировую, возможности привлечения известных зарубежных учёных к отечественным проектам. Хотя, по-моему, если бы всё перечисленное удалось реализовать на практике, это как раз и было бы настоящим чудом.
«Американское научное сообщество устроено так, что личные карьерные устремления молодого человека оказываются в линии с тем, как устроено само сообщество, – говорит Константин Северинов. – У меня за последние три года защитились 10 человек, и все они уехали, за исключением одного, который сейчас очень жалеет, что остался. Они работают в Йеле, Гарварде, Имперском колледже». Виноваты в этом, по мнению учёного, все сразу: и Российская академия наук, «окопавшаяся научная структура, не принимающая людей, которые пытаются быть лучшими в своих областях», и Минобрнауки, где «множество благих начинаний обкладывается таким количеством бумажек, что теряется весь позитивный смысл». При такой системе, полагает Северинов, в наш медвежий угол вряд ли будут приезжать даже представители диаспоры – не то что зарубежные учёные! А те, кто всё же «купится» проектами мегагрантов и «Сколково», лучшее, что смогут сделать для нашей науки, это даже не провести какие-то выдающиеся исследования (они не изменят коренным образом ситуацию в российской науке), а поднять большой шум по поводу того, как у нас тут всё неправильно работает.
Заместитель директора по науке Института проблем передачи информации РАН, профессор факультета биоинженерии и биоинформатики МГУ Михаил Гельфанд добавил к вышесказанному, что проблемы ещё шире и что решать их нужно в контексте всей нашей неправильно работающей экономической системы, в которой нет заказчика ни у технологических достижений, ни у института качественной научной экспертизы. «Можно сколько угодно делать втык руководителям госкорпораций за то, что они мало внимания уделяют инновациям, но до тех пор пока экономика не будет вынуждать их к этому, они этого делать не будут», – резонно заметил он.
Молодые учёные России обратились к президенту Дмитрию Медведеву с просьбой устранить бюрократические препоны, делающие невозможным занятие наукой в России, в частности, отменить Федеральнй закон N94-Ф3, неприменимый в сфере научных исследований. Они пишут, что «Множащаяся армия чиновников, оккупировавшая источники финансирования и диктующая удобные ей правила не только получения, но и траты денежных средств по грантам, делает всё возможное, чтобы не дать нам заниматься любимым делом в своей собственной стране. Количество формальностей, которые необходимо соблюсти для того, чтобы приобрести тот или иной необходимый реактив или прибор, равно как и число бумаг, которые нужно оформить и подписать для каждой покупки, уже превысило все разумные пределы. Всё больше молодых учёных, наших с вами коллег, уезжает за рубеж, не считая возможным продуктивно работать в условиях, когда половина времени тратится не на постановку экспериментов, а на беготню с документами, на объявление тендеров, написание техзаявок и прочее и прочее. Каждая новая программа, объявляемая Министерством образования и науки РФ, содержит всё больше страниц в конкурсной документации и всё меньше здравого смысла. Каждый год приносит новые ограничения возможностей выбора и покупки товаров, необходимых для занятия наукой на мировом уровне».
Так, Алексей Пенин, в частности, отмечает, что в 94-ФЗ есть три основные проблемы, которые волнуют существенную часть руководителей таких проектов. Первые две – это невозможность участия в некоторых конкурсах (ФЦП «Кадры», «Исследования и разработки») нескольких коллективов из одной организации и демпинг со стороны неквалифицированных исполнителей. Выглядит несколько странно, когда по всей биологии от крупного университета или института может быть подана только одна заявка на группу под руководством доктора или кандидата наук. Победить в таком конкурсе может не известный коллектив, имеющий хороший задел по предлагаемому исследованию, а группа, снизившая цену в 5-6 раз, при очень плохой научной составляющей проекта.
Министерством экономического развития России был опубликован проект, названный «Инновационная Россия – 2020». Представленная стратегия – это скорее аналитическая записка, отражающая авторское понимание современной ситуации и возможных перспектив, чем стратегия в истинном значении этого слова. Ясно, что требуется коренная ее доработка и в отношении корректировки целей и задач (многие из которых фактически воспроизводят невыполненные задачи предыдущих стратегий без анализа причин провалов) и в отношении ресурсов и инструментов инновационной политики, использование которых может дать существенные результаты.
В этом отношении данная стратегия мало чем отличается от большинства аналогичных документов. По оценке А.Л. Кудрина, озвученной 27 февраля 2011 г. на Красноярском экономическом форуме: «Сейчас у нас действуют 193 стратегических документа и концепции, принятых Правительством или Президентом. Еще 83 находятся в разработке по поручениям и решениям, которые приняты Правительством или Президентом. 30 готовятся к разработке, но они уже сейчас не сбалансированы. Их цели, задачи и ресурсы не сбалансированы».
Ранее предполагалось увеличить долю затрат на исследования до 2 % от ВВП в 2010 г. Фактически этот показатель уменьшился за 2005-2008 гг. с 1,07 до 1,04 %, а затем – в 2010 г. (при сокращении ВВП) достиг 1,32 %. Это, во-первых, существенно меньше стратегических ориентиров, во-вторых, этот рост обеспечен исключительно бюджетными программами, и, в-третьих, перспективы дальнейшего роста бюджетного финансирования сейчас значительно хуже, чем в первой половине 2000-х гг. Целевой показатель 2020 г. – 2,5-3,0 %, из которых больше половины, по мысли авторов проекта, – за счет частного сектора. Сейчас действует другая тенденция – доля частного финансирования сокращается и совершенно не ясно, при каких условиях она будет расти.
Ещё один целевой показатель – увеличить долю российских публикаций в общемировом потоке научной литературы с 2,48 % в 2008 г. до 5 % в 2020 г. В данном случае мы также наблюдаем в последние 10 лет постепенное снижение этого показателя. И дело здесь не только в публикационной активности российских ученых. В этот период снизилась доля всех развитых стран в глобальных публикациях, поскольку резко возросло число статей ученых из Китая и Индии. И по всем прогнозам доля этих двух стран будет продолжать расти, а всех остальных – снижаться. Для того, чтобы увеличить вдвое долю российских публикаций, надо как минимум в четыре-пять раз повысить число статей в ближайшие 5-6 лет, что не реально с учетом продолжения тенденции сокращения численности научных кадров и нестабильности финансирования. К этим фантазиям можно добавить и целевой индикатор стратегии – число патентов, регистрируемых российскими заявителями в мировой патентной триаде (ЕС, США, Япония) увеличить с 63 в 2008 г. до 2,5-3 тысяч в 2020 г.
В стратегии приводятся и такие показатели:
– средняя цитируемость научных работ российских исследователей повысится до 5 ссылок на статью в 2020 году (в 2009 году – 2,4 ссылки на статью);
– не менее 5 российских вузов войдут в число 200 ведущих мировых университетов, согласно международным рейтингам (в 2009-ом – ни одного).
Мнение о том, что наука нужна лишь для познания мира, а не создания "свечных заводиков", – в корне неверно. Известны примеры Массачусетского технологического института и Стэнфордского университета, малые фирмы которых имеют совокупный бюджет, сопоставимый с бюджетом РФ. Они реально вовлекают результаты интеллектуальной деятельности в область практического применения и промышленного освоения. Наука может и должна зарабатывать. И тот факт, что на входе наша гражданская наука имеет 127 млрд. рублей в год, а на выходе – несколько тысяч рублей за продаваемые лицензии, конечно, свидетельствует о том, что нужны меры для повышения отдачи этих инвестиций.
Кстати, изобретатели Израиля продают в год лицензий на сумму в 100 тысяч раз большую, чем вся наука России.
Премьер-министр России Владимир Путин провёл в Томске совещание по совершенствованию инструментов инновационного развития, где он заметил, что "Работа особых экономических зон, технопарков, наукоградов должна служить распространению новой передовой культуры производства, эффективных моделей интеграции образования, науки, реального сектора экономики и бизнеса. Кроме того, накапливается интересный опыт частно-государственного партнёрства, привлечения потенциальных инвесторов, и эти наработки должны быть использованы для улучшения делового климата не только в масштабах регионов, но и в масштабах всей страны".
Критически рассмотрел проект стратегии «Инновационная Россия – 2020» зам. главного учёного секретаря президиума РАН Владимир Иванов, который считает, что нет инновационного будущего без академической науки. Он также отмечает, что "Проводимая в последние годы государственная политика не изменила ни общей ситуации в экономике, ни отношения бизнеса к инновациям, что признают и сами разработчики проекта «Стратегии инновационного развития на период до 2020 года». Цели, обозначенные в «Основных направлениях политики Российской Федерации в области развития инновационной системы на период до 2010 года» и в «Стратегии развития науки и инноваций в Российской Федерации до 2015 года», не достигнуты. Если бы в проекте нового документа содержался ответ на вопрос, почему это произошло, то не возникали бы предпосылки повторения уже сделанных ошибок. Но обществу предлагается «продолжение проводившейся на протяжении последнего десятилетия политики стимулирования инновационной активности". Основными причинами провала инновационной политики он считает организационные проблемы:
"Происходят изменения в системе государственного управления наукой. Ликвидированы многие институты, обеспечивающие целостность сферы исследований и разработок, проведение единой государственной научно-технической политики. Если в 1990-е годы существовала специальная комиссия по научно-технической политике под руководством премьер-министра, решения которой были обязательны для всех органов исполнительной власти, то в настоящее время такой институт в системе управления наукой отсутствует. (В то же время главное лицо ведущих министерств Израиля – главный ученый, определяющий научную стратегию министерства; в команду всех президентов США, начиная с 40-х годов XX века, входили советники по науке из числа высококвалифицированных учёных, в том числе нобелевских лауреатов).
В Советском Союзе эти функции выполняла АН СССР, без консультации с которой не принимались важные государственные решения. В структуре каждого федерального министерства имелось подразделение, отвечающее за развитие исследований и разработок. Эти подразделения взаимодействовали с соответствующими подразделениями Миннауки России, что обеспечивало проведение скоординированной научно-технической политики на федеральном уровне.
В современной России институт советников по науке отсутствует – только у одного из четырёх первых лиц государства есть штатный советник по науке, представляющий научное сообщество. Поэтому руководители государства не получают информации о реальном состоянии сферы науки и технологий.
Вторая проблема – отказ министерств и ведомств, отвечающих за разработку инновационной политики в стране, от конструктивного взаимодействия с академическим сектором науки и ориентация преимущественно на отдельные экономические вузы и аналитические центры. Неадекватная оценка властными структурами потенциала академического сектора науки делает практически невозможным разработку научно обоснованных стратегических документов в сфере инновационной политики.
Третья проблема – отсутствие реальной статистики науки и инноваций. Это подтверждают и приведённые в самом проекте инновационной стратегии статистические данные в части, касающейся науки. Вызывает большие сомнения достоверность указанной «стоимости» одной российской публикации в 2008 году – 848 тысяч долларов. Если верить этой цифре, то коэффициент публикационной активности российских учёных составляет, по оценке ИПРАН РАН, в среднем 0,05, то есть одна статья раз в 20 лет. При этом не учитывается, что 60-80 процентов публикаций приходится на долю РАН, а основное увеличение финансирования – на вузовскую науку.
Четвёртая проблема – низкий уровень эффективности использования средств налогоплательщиков на развитие инновационной инфраструктуры. Описывая многочисленные меры по стимулированию инноваций – финансирование вузовской науки, создание инновационной инфраструктуры, институтов развития и пр., авторы проекта стратегии фиксируют неудовлетворительное состояние в этой области. Так, в рамках государственной программы поддержки малого и среднего предпринимательства создано 34 инновационных бизнес-инкубатора, на что из федерального бюджета потрачено 863 миллиона рублей. Но никаких данных об их результативности, хотя бы по количеству новых рабочих мест, не приводится. Нет и оценок эффективности институтов развития: Российской венчурной компании, Внешэкономбанка, «Роснано».
Изложенный в проекте инновационной стратегии подход к развитию научного сектора сводится к необходимости создания конкуренции академическому сектору науки. Похоже, авторы не понимают механизмов работы фундаментальной науки вообще и государственных академий, в частности. Принципиальная ошибка заключается в том, что они рассматривают РАН как вертикально интегрированную структуру с иерархической системой управления".
Если это мнение РАН, то оно вызывает сомнения в возможности РАН стать локомотивом инновационного процесса.
Ещё одно новое явление. Оказалось, что чисто рыночные механизмы, особенно в сфере высоких технологий, уже не действуют даже в развитых странах. Сегодня началось обратное движение – для Европы приоритетом является возврат производства на собственные территории. «Продажа инноваций R&D не может принести той отдачи, которая доступна производству полного цикла», – считает Хайнц Кундерт, президент полупроводникового концерна SEMI в Европе. На примере микроэлектронной отрасли, которая отчасти является двигателем всех инноваций в жизненно важных отраслях промышленности – медицине, автомобилестроении, цифровой бытовой технике – видно, что инновации XXI века крайне дорогое удовольствие, требующее значительного участия государства для достижения рыночной окупаемости и развития.
Россия, имеющая высочайший потенциал рынка и собственного производства, нуждается в главном – создании системы передачи инноваций в промышленность от фундаментальной науки. Высокотехнологичное производство рождается в несколько стадий. Первая стадия – фундаментальные исследования, новые разработки в области физики твердого тела, плазмохимии, материаловедения. Эти разработки по большей части проводятся государственными учреждениями – университетами и исследовательскими институтами. На этом этапе исследований основным инвестором остается государство. Следующий шаг делают ученые-инженеры. В СССР этим занималась отраслевая наука, в Европе сейчас за это отвечают R&D подразделения. Они создают инновации (для микроэлектроники это работы в области структуры интегральных схем и процесса их производства) и разрабатывают технологию производства инновационных продуктов. Институты R&D уже не целиком государственные: в целом отраслевую науку движет бизнес, который нуждается в модернизации технологий для победы на конкурентном рынке.
Для разработки инновационных промышленных технологий создан ряд специализированных центров, где возможности фундаментальных исследований сочетаются с вкладом частных компаний, использованием их инфраструктуры и установок. Так, инновационный центр Minatec в Гренобле обладает собственной экспериментальной базой, при этом пользуясь ресурсами научных учреждений, например Европейской синхротронной установкой, работающей в основном для нужд фундаментальных исследований всего ЕС. На этой стадии львиную долю финансирования принимает на себя бизнес: он либо поддерживает существующие академические лаборатории, разделяя расходы с государством, либо создает собственные R&D центры. Пример такого центра – совместный проект IBM и STMicroelectronics. Несмотря на конкуренцию на рынке, концерны приняли решение объединить усилия по разработке инноваций, так как на данном этапе разработки настолько ресурсоемки, что нести их не под силу практически ни одной компании. Партнеры обладают равными правами на использование новых технологий и внедрение их в продукцию.
Другой пример – совместный проект немецкого Института прикладных исследований и Mercedes. Институт специализируется на полупроводниковых технологиях и электронике, а Mercedes умеет делать машины. Однако инновационный продукт – усовершенствование микроэлектронного обеспечения современных автомобилей – они производят вместе. Финальная стадия – внедрение инновационных процессов в крупномасштабное производство, проводимое частным бизнесом. При этом высокотехнологичный бизнес зачастую пользуется заметными налоговыми льготами, получает кредиты под низкий процент, обязуясь создать дополнительные рабочие места и конкурентный продукт. Прямая рыночная конкуренция тут невозможна из-за крайне высокой стоимости запуска производства, окупающейся лишь через значительный промежуток времени и при условии значительных масштабов.
«Если Европе сейчас не хватает реального производства (мы сильны и в фундаментальных исследованиях, и в R&D), то вызов в России – разработка механизма внедрения своих великолепных научных разработок в производство, в создание конечного продукта», – считает Кундерт. Инновации – это продукт, который может быть произведен и продан, и без создания системы перехода от идеи к продукту финансирование фундаментальной науки в России будет инвестициями в промышленность других стран. Кроме восстановления «потерянного» звена отраслевой науки, прикладных исследований, российским институтам нужно организовывать совместные программы с R&D центрами за рубежом, чтобы иметь возможность создавать и поддерживать современное производство. Необходимые инвестиции в исследовательские центры огромны: прикладной исследовательский кампус Гренобля «поглотил» 1,3 млрд. евро за 10 лет, поэтому в условиях ограниченного бюджета разделение расходов по R&D – единственный путь для компаний глобализованного конкурентного мира. Кроме того, современное высокотехнологичное производство нуждается в кадрах, владеющих, кроме фундаментальных знаний, практическими навыками. Надеюсь, что таких инновационных инженеров будут, в частности, готовить в университете Сколково.
Как подчеркнул Андрей Иващенко, председатель совета директоров “ХимРар”, следует говорить о двух науках: "Наука «публичная», которая живёт на деньги налогоплательщиков, и наука «индустриальная», которая живёт в условиях рынка – это два разных мира. Причём они отличаются даже самой культурой работы и приоритетами, которые в этих мирах присутствуют. Скажем, в публичной науке самое главное после совершения открытие – это его опубликовать для того, чтобы рос рейтинг цитируемости. В индустриальной науке всё наоборот: открытия засекречиваются, патентуются и внедряются. Научный процесс публичной науки более фундаментальный, ориентирован на сам процесс. А индустриальная наука всегда ориентирована на результаты. И, в общем-то, это различие культур характерно не только для нашей страны. Абсолютно такая же ситуация во всём мире. Разница только в том, что рыночная экономика в развитых странах существует уже достаточно долго, и вокруг публичной науки вырос определённый интерфейс, который позволяет взаимодействовать бизнесу с ней. А в России такой интерфейс только-только начинает формироваться. Его отсутствие является причиной того, что те огромные средства, которые тратятся государством на финансирование науки, пока не приводят к старту инновационного процесса".
Как видно, наука представляет собой совокупность публичной (фундаментальной) и индустриальной (прикладной) своих неразрывно связанных частей, которая при правильном её регулировании и взаимодействии сможет обеспечить модернизацию России. Сегодня ставится больше вопросов, чем ответов, но только рациональный оптимизм сможет всё-таки вывести Россию на модернизационные рельсы.
Олег Фиговский, доктор технических наук, почетный профессор КТТУ им. Туполева и ВГАСУ, академик Европейской Академии наук.
Комментариев нет:
Отправить комментарий