И где же ты сегодня, Россия! («Я в Чубайсы бы пошел, пусть меня научат»)

Публикуется с любезного разрешения автора, Олега Львовича Фиговского


О.Л. Фиговский

  За последние 10 лет затраты на науку в России увеличились в 10 раз, но Россия все ниже опускается в мировом научном рейтинге. Так, уже в 2008 г. на долю России приходилось всего 2,48 процента статей в престижных научных журналах, тогда как, скажем, на Францию – 5,5 процента, Германию – 7,5, Китай – 9,7. Сегодня наше место между Бразилией (2,59) и Нидерландами (2,46). Более тревожно, что результаты наших ученых слабо востребованы их коллегами. За период 2004-2008 годов в среднем на одну статью, опубликованную российскими авторами (или с их участием), приходилось лишь 2,4 ссылки. Для сравнения, для Китая этот показатель равен 2,95, Японии – 4,64, Франции – 5,53, Германии – 6,1. При этом «стоимость» одной российской публикации росла опережающими темпами и составляла уже в 2008 году около 850 тысяч долларов по сравнению, например, с 221 тысячами в Польше. Да и финансирование науки в России на низком уровне – 1,25 ВВП, в то время как в Германии эта цифра составляет 2,64, в США – 2,77, в Израиле – 4,86.

  В феврале министр образования и науки Андрей Фурсенко отчитался за научно-техническую политику. По его словам «одной из важнейших задач в ресурсном обеспечении научных исследований является расширение участия бизнеса в финансировании науки». Он напомнил, что во время экономического кризиса государство подменило собой частное финансирование. На развитие Московского и Санкт-Петербургского госуниверситетов, восьми федеральных и 29 национальных исследовательских университетов выделены значительные ресурсы: только на 2010–2012 годы дополнительно более 30 миллиардов рублей. Как сообщил Андрей Фурсенко, в России действует 58 технопарков, 63 инновационно-технологических центра, 80 бизнес-инкубаторов и 86 центров трансфера технологий. Дальнейшее развитие инновационной инфраструктуры, созданной за счёт государственной поддержки в рамках федеральных целевых программ, будет осуществляться Российской венчурной компанией, Российской корпорацией нанотехнологий, а также Внешэкономбанком. Для формирования инновационной инфраструктуры в сфере нанотехнологий ГК «Роснанотех» приступила к созданию сети нанотехнологических центров. В результате их работы будут создаваться компании и внедряться новые технологии путём продажи патентов и лицензий. В 2010 году начато создание 4 центров в Казани, Новосибирске, Зеленограде и Дубне. 

  Однако, как пишет Юлия Латынина, любое закрытое общество экономически деградирует и здесь мало помогут различные виды финансовых государственных вливаний. – «Никто не хочет производить – все хотят контролировать производителя. Булочник, который пытается выпечь хлеб или предприниматель, который пытается организовать производство мобильников, демонстрируют нерациональное экономическое поведение. Оно не максимизирует их выгоду, оно максимизирует их уязвимость. Рациональное экономическое поведение демонстрируют чиновники, вымогающие у предпринимателя взятку. Минимально сложная экономическая деятельность перестает быть возможной. Ее заменяет импорт, потому что при импорте любого товара сумма транзакционных издержек всегда будет меньше, чем сумма транзакционных издержек при его производстве. На месте производится только то, что нельзя произвести в другом месте. Скажем, магазины или аэропорты в подобном обществе все равно сохранятся, потому что нельзя же москвичу покупать молоко в магазине, расположенном в Варшаве. Частным случаем экономической деградации является невозможность развития высоких технологий. Высокие технологии являются самой волатильной частью экономики. «В Византии не бывает нанотехнологий». Далее Латынина останавливается на проблеме «утечки мозгов»; в частности, она пишет, что «тоталитарные режимы прошлого пытались покорить весь мир. Поэтому они запрещали «утечку мозгов». Сталин мог сгноить ученого в Сибири, но он не отпускал его на Запад. Нынешний российский режим не пытается покорить весь мир, потому что если он его покорит, то негде будет покупать «Мерседесы» и негде будет хранить деньги, полученные от экспорта нефти. С 1991 по 1996 год, в самый разгар пост-перестроечной нищеты, из России уехали 429 тыс. человек. С 2003 по 2008-й, в самое благополучное нефтяное время, из России уехало до 440 тыс. человек. Люди едут за свободой, а не за колбасой. Чем больше талантливых особей уедет, тем легче управлять оставшимся роем. Режим де-факто поощряет «утечку мозгов».

  Анализ роли диаспоры в инновационных системах был дан зав. сектором экономики науки и инноваций ИМЭМО РАН Ириной Дежиной. Она приводит данные, что Россия уже не относится к основным экспортерам мозгов в США. Так, если в 2008 г. для России этот показатель составил 1945 ученых, то для лидера, Китая, – 23 779. Это означает, в частности, что потенциал российской науки исчерпывается. Ирина Дежина подчеркивает, что «раньше уезжали люди разных возрастов. На Западе они занимали сразу очень приличные научные позиции. В начале 1990-х их с удовольствием брали и в университеты, и в национальные лаборатории. Тогда как раз уехал самый работоспособный средний возраст. Те, кто не уехал по разным причинам: то ли слабые, то ли не захотели, то ли область исследований, которой лучше заниматься здесь, – этот потенциал действительно исчерпался. Раз они не уехали, то вряд ли уже уедут. Кто сегодня уезжает? Молодые! А молодежь – она не сразу будет видима на высоких позициях. Они сейчас уезжают в зарубежную аспирантуру. Пока они ее окончат, пока будут на позициях постдоков… Уезжают студенты старших курсов – делать дипломы. Поток помолодел, и соответственно, потенциал оттока будет виден чуть позже». 

  Но не надо ставить вопрос о возвращении российской научной диаспоры, а надо проводить работу по привлечению лучших ученых. Как правильно заявляет Ирина Дежина «этот переход, произошедший в государственной научно-технической политике, был совершенно правильный – когда объявили конкурс на создание лабораторий под руководством ведущих ученых (так называемый конкурс мегагрантов: 150 миллионов рублей на два года). Не только диаспора, а любые ведущие ученые – это очень ценно, правильно и важно. Если ставится задача привлечь лучших, то уж действительно надо привлекать лучших. Мне кажется, что, если не ставить задачу вернуть уехавших ученых, чтобы они здесь жили и работали, а вместо этого реализовывать какие-то совместные проекты – обменные студенческие и аспирантские программы, издание журналов, создание «зеркальных» лабораторий, – это все очень хорошо». 

  Хотя Российское государство всё более делает акцент на университетскую науку, 80% организаций высшего профессионального образования не связаны с научными организациями, лишь чуть больше 18% профессорско-преподавательского состава государственных вузов занимаются научными исследованиями, вспомогательный персонал, необходимый для обслуживания инфраструктуры науки и исследовательского процесса, в вузах практически отсутствует. Существует так называемый индекс экономики знаний (Knowledge economy index), который подсчитывает Мировой банк. В нем учитываются четыре фактора: система образования, инновационная среда, развитие IT, качество госрегулирования. Так вот, у нас хуже всего с качеством госрегулирования. Но что нас всегда тянуло вверх по этому интегральному индексу – качество образования. Однако если смотреть динамику этого показателя, то из года в год он снижается. На это уже невозможно закрывать глаза – в России действительно качество высшего образования падает.

  В то же время, как пишет журналист Ирина Самахова, – «Американская мечта» завладела воображением модернизаторов России. Как бы сделать так, чтобы и у нас, как в США, пышно цвели науки и щедро колосились инновации? Рецепт нашли старинный, описанный еще Лесковым: своих «левшей» гнобить, а иностранным раздавать неслыханные преференции. «Великая Россия, добро пожаловать домой!» — провозглашает один из президентских советников по науке и образованию перед «утекшими» на Запад учеными, не сильно-то спешащими возвращаться к тому, от чего уехали. Другой известный деятель, чиновник с необъяснимо широкими полномочиями, публично обещает пригласить в Сколково «носителей более высокой культуры». А ведь в России даже после всех катаклизмов минувшего двадцатилетия сохранились очаги науки мирового уровня. Появляются, пусть пока и в скромном количестве, успешные инновационные компании, выпускающие конкурентоспособную наукоемкую продукцию. И вот вместо того чтобы помочь своим ученым вытягивать страну из отсталости, российская бюрократия принялась перераспределять скудные средства, выделяемые на фундаментальную науку, в пользу заемных «силиконовых долин» и прочих имитационных начинаний».

  Анатолий Чубайс сформулировал приоритетные задачи, которые государство должно выполнить, чтобы перевести экономику на инновационную модель. В частности, инновационные стартапы, как правило, на первых порах возникают и поддерживаются на деньги венчурных инвесторов. Сейчас в России для венчурных инвестиций есть только одна организационно-правовая форма – закрытый паевой инвестфонд рискованных венчурных инвестиций. «Сразу надо сказать, что форма эта абсолютно непригодна», – пишет Чубайс. Стартапам необходимо на ранней стадии регистрироваться в формате традиционных ООО и ЗАО, а эти формы не годятся для стартапов. Для них нужна иная форма, предполагающая «Зеленый коридор для инновационных компаний» на таможне и другую схему налогообложения.

  Необходимо выделить приоритеты по инновациям в регионах. «Вряд ли в каждом из 83 регионов России можно одновременно строить инновационную экономику», – пишет Анатолий Чубайс. В качестве примера он приводит США, где половина инновационной экономики сосредоточена в двух регионах – Силиконовой долине и Бостоне.
  «Должны быть определены конкретные продукты и разработки, способные изменить базовую технологию в целой отрасли, либо создать новую отрасль». В России пока намечаются две из таких глобальных технологий. Первая – светодиоды, у которых уровень энергопотребления в семь раз, второе — гибридные автомобили и электромобили, для которых нужны специальные двигатели, аккумуляторы и суперконденсаторы. 

  Преобразование науки является важнейшим фактором перехода экономики на инновационную модель. Главный вопрос, который мучает сейчас многих: возможно ли в принципе создать инновационную экономику в России при условии коррупции, бюрократии, воровства? На этот вопрос Чубайс отвечает утвердительно, напомнив, что даже когда инновации не были в России приоритетны, у нас развивалось производство и внедрение передовых технологий, несмотря на проблемы, выставленные государством на пути инновационной экономики.
  Какие правильные мысли и как бы их хорошо реализовать на примере нанотехнологий. А пока объём мирового рынка нанотехнологий в прошлом году оценивался в 250 миллиардов долларов. Российская доля в нём пока мала – 34 миллиона долларов, то есть примерно 1 процент. Хотя по объёму инвестиций в отрасль Россия – четвёртая, после Японии, США и Китая. И если в 2004 году на Японию, США и ЕС приходилось 85 процентов мировых расходов на развитие нанотехнологий, то сейчас этот показатель снизился до 60 процентов.
  «Естественный отбор» среди инновационных проектов с участием госкорпорации
Роснано неизбежен – и, хотя пока неудачных инвестиций нет, в этом году они,
скорее всего, появятся, – считает Анатолий Чубайс. «Строгое отсеивание проектов совершенно неизбежно. Более того, если кто-то говорит, что он занимается инновационным бизнесом и получает 100-процентный результат – это выглядит очень странно. Нужно разбираться, о чем идет речь», – сказал глава Роснано. «Есть отсев на стадии отбора проектов. Перед тем, как отобрать и утвердить 104 проекта, нам нужно было проанализировать почти 2000 заявок. Были и такие ситуации, когда уже одобренные нами проекты сами заявители отказывались реализовывать. К счастью, мы не инвестировали ни рубля в них, но, тем не менее, такие ситуации были. На следующей стадии, когда мы начинаем инвестировать, проекты могут по разным причинам отклоняться от намеченного плана. Какие-то из них будут вытянуты, а какие-то – нет», – отметил Чубайс.

  «Базовый подход, который закладывается в эти решения, прост – есть отдельный проект, а есть портфель проектов. Отдельный проект может быть успешным или неуспешным. Портфель проектов, весь набор того, что делает компания – не должен быть неуспешным, это уже признак провала менеджмента. И, скажем, меня лично, если весь наш вместе взятый портфель проектов провалится. Вот это простое понимание должно появиться в головах, в том числе, проверяющих», – сказал Чубайс.

  Инновационный процесс в стране разворачивается все шире, а главное – громче. Начало нового календарного года, как правило, – время старта для корпоративных стратегий модернизации. Все больше государственных компаний вынуждены составлять, согласовывать с административными структурами и реализовывать такие программы. Таким образом, государство интенсифицирует процесс обновления экономики. И здесь главное выбрать оптимальные направления инновационной деятельности. Профессор Сергей Кортов приводит следующий пример: «Возьмем те же углеводороды. Во-первых, добывать их становится все тяжелее: либо надо заходить на северные территории в условия вечной мерзлоты, либо очень глубоко буриться. А во-вторых, они имеют все большее количество примесей. И надо обладать эффективными технологиями очистки, чтобы довести сырье до более или менее достойного продукта.
Соответственно возникает вопрос технологий – бурения, первичной переработки, сохранения окружающей среды. Мы говорим технологически продвинутым странам: мы вам даем углеводороды, а вы нам продайте, пожалуйста, какую-нибудь новейшую технологию, положим, выдавливания нефти из труднодоступных пластов. Нам отвечают: технологию мы вам не продадим, но можем войти этой технологией в уставный капитал совместного предприятия. Так происходит завоевание экономического пространства через ключевые технологии. И вдруг может статься, что ведущая отрасль национального хозяйства оказывается под контролем иностранного капитала. Тогда в игру вступает государство и ограничивает доступ иностранцам, а значит, и технологиям. Так что в этом случае под влиянием мировой конкуренции мы вынуждены разрабатывать собственные решения для отрасли. Следующий фактор: если мы идем на рынки массовой продукции, то там везде китайские производители. Так Россия практически потеряла рынок редкоземельных металлов, поскольку 80% природного сырья сосредоточено в Китае, себестоимость производства в несколько раз ниже, чем в России. А для атомной, электротехнической промышленности эти материалы пока заменить нечем. Опять возникает технологическая зависимость в стратегически важных отраслях экономики. Таким образом, нам необходим уход в высокие переделы или уникальные технологии, чтобы убраться с высококонкурентного рынка, где мы с ходу проигрываем китайцам по стоимости производственных факторов». Он также справедливо отмечает, что заставлять госкорпорации заниматься инновационной деятельностью не эффективно само по себе. Это ведь непрофильная деятельность для госкорпораций – создавать инновационную экономику. Они должны выпускать продукцию, прибыль зарабатывать, добавленную стоимость генерировать. А им навязывают инновации. Как только прекратят навязывать, все инновационные программы госкорпорации скорее всего забудут. Они начнут через какое-то время возмущаться, что навязанное им, например, обязательное софинансирование НИОКР в вузах сильно увеличивает стоимость их продукции, и они, мол, становятся неконкурентоспособными на глобальном рынке.

  Нам никак не обойти вниманием и масштабный проект «Сколково», который убедительно представил в Давосе президент Дмитрий Медведев. Когда Сколково стало колыбелью модернизации, у многих возникла ассоциация с потешным войском царевича Петра. Потешным оно, напомню, стало, в частности, потому, что по сути было заморским, принципиально отличаясь от стрелецкого. И сейчас центр инноваций и модернизации закладывался на принципах экстерриториальности. Там и налоги нероссийские, и органы охраны правопорядка свои, не говоря уже о визовом режиме. Картина получалось такой: есть Сколково, островок модернизационной России, потешное войско Медведева, и есть остальная Россия с совсем другими законами и порядками, для которой единственная, и то условная, перспектива модернизации — подножка «инновационного локомотива» оборонки. На «локомотив» денег не жалеют, предпочитая не вспоминать о том, куда он однажды уже завез советскую экономику.
В Давосе Медведев нарисовал другую картину. Она состоит в том, что он недвусмысленно дал понять: его потешному войску, чтобы стать регулярной армией и выиграть битву за модернизацию, не обойтись без массированного подкрепления из-за рубежа. Когда президент говорил о «беспрецедентной за последние годы программе приватизации крупных государственных активов», он рассчитывал на то, что этой программой воспользуются прежде всего иностранные инвесторы. В правительстве из этого тайны не делают, да и в России трудно найти инвесторов, согласных вкладываться в миноритарные пакеты, а государство оставляет контроль за приватизируемыми предприятиями за собой. Российским же инвесторам незавидная судьба миноритария хорошо известна. Готовится и прецедент: в вероятных покупателях, например, 10%-ного пакета Внешторгбанка значится крупный американский частный инвестиционный фонд TPG Capital. Что характерно, купля-продажа должна состояться напрямую, минуя конкурс, более того, поговаривают, что сделка может быть оформлена не по российскому, а по английскому праву. Это к вопросу о «потешном» модернизационно-приватизационном войске.

  Рассматривая проблемы инвестиций в российскую модернизацию, Анатолий Чубайс резонно замечает, что «Мы все эти мизантропические интеллигентско-бизнесовые рассуждения выбросили в мусорное ведро», отмечая, что Роснано стало заниматься реальной работой с реальными инвесторами и приводит следующий пример: совместно с Plastic Logic мы будем строить в Зеленограде под Москвой крупнейшее предприятие, которое будет производить гибкие дисплеи для нового поколения «электронных книг». Пластиковая электроника – это новейшее направление хай-тека в мире, которое позволит создать новые группы продуктов. Или другое направление, связанное с лазерами, которое создано в Советском Союзе академиками Прохоровым и Басовым. Мы вернули его назад, но не в качестве исследования, а в качестве бизнеса. Во Фрязино будет открыто крупнейшее в России производство лазеров совместно с мировым лидером в этой сфере – компанией "IPG Photonics Corp".

  А отвечая на вопрос о том, что же привлекает инвесторов в России, Чубайс говорит:
– На этот абсолютно правильный вопрос нет одного простого ответа. Есть несколько факторов, которые, сложившись вместе, в итоге привлекли наших партнеров к тому, что, именно в России под Москвой, например, строят завод по производству пластиковой электроники. Во-первых, это капитал. Это немаловажно. На самом деле доступ к инновационному капиталу в мире не такой простой. Если вы прочтете недавнюю статью в Wall Street Journal, в которой один из ключевых экспертов описывает эту историю, то там содержится парадоксальный для российского восприятия тезис о том, что система привлечения и поддержки инноваций в США гораздо хуже, чем в России и Китае. Это не мое мнение, это мнение американского автора, пусть может и несколько преувеличенное. Второе. Конечно, важна имеющаяся окружающая технологическая культура. Мы ведь не случайно собираемся строить завод в Зеленограде. Это известный российский центр электроники. И это зона свободного предпринимательства – зона технико-внедренческого типа. Туда мы будем подтягивать наши R&D, наши исследования и разработки. Это было очень значимым фактором для наших коллег из Plastic Logic, у которых штаб-квартира находится в Кремниевой долине, исследовательский центр – в Кембридже, первый завод – в Дрездене, а второй будет у нас. У нас, конечно, есть свои слабые стороны, но есть и сильные. И у конкурентов есть слабые и сильные стороны. Тема под названием «защита интеллектуальной собственности» в Китае является уязвимой. Это будет сказываться на инновационных проектах в этой стране. Об этом мне говорили многие эксперты, в том числе коллеги из исследовательского центра Plastic Logic в Кембридже. Это тоже сыграло в нашу пользу при выборе места реализации проекта. Кстати, мы вели очень непростые, более года продолжавшиеся переговоры о размещении в России производства. Именно производства, а не дистрибуционного, маркетингового или рекламного центра. У нас была очень конкурентная ситуация. С нами в лоб конкурировал один очень крупный, не хочу называть фамилию, китайский руководитель. Который имел неограниченный объем финансовых ресурсов для того, чтобы привлечь в Китай эту самую технологию. В некотором смысле мы просто сумели объединить тот набор достоинств, которые у нас есть, и минимизировать, насколько возможно, объем недостатков.

  Как всё это красиво преподано, вероятно с точки зрения бизнеса это великолепное решение, только бы не уезжала российская научная молодёжь за границу.
  Возникновение новых научных направлений, их достижения и проблемы всегда порождают немало различного рода мифологических и псевдонаучных спекуляций. В последние годы особенно много такого рода мифов возникает вокруг нанонаук и нанотехнологий. Что касается России, то она пока значительно отстает от Запада в нанонауках и нанотехнологиях, что не мешает ей, однако, держать одно из первых мест по распространению мифологических фантазий в этих областях. Наиболее серьезная российская мифология связана, однако, с непосредственным сегодняшним развитием нанотехнологий, их созданием и организацией. Как уже отмечалось ранее, в России, как в других ведущих странах, государство сделало ставку на усиленное развитие нанотехнологий. Однако если обратиться к мыслям и оценкам на этот счет многих авторитетных специалистов, они думают иначе. Объем финансирования наноиндустрии в России (180 млрд. руб.) в 9 раз превышает сумму, которую Россия выделяет на поддержку всей остальной науки, вместе взятой. В отличие от остального мира Россия сделала упор на немедленное практическое внедрение теоретических разработок, однако, по мнению ученых, в ближайшие десятилетия это вряд ли случится. Вызывает серьезную тревогу и практическая организация нанотехнологий.

«Я не против нанотехнологий, – говорил академик В.Л. Гинзбург. – Однако еще ничего не достигнув, в Академии наук выделили новые места для академиков по нанотехнологиям. Мне это не нравится». Еще одним аргументом в пользу того, что не эффективно расходовать столь огромные средства на одно научное направление в ущерб многим другим, является то, что нанотехнологии – не самостоятельное направление, оно опирается на многие иные области физики и технологии, которые тоже требуют поддержки и развития. Поэтому, по мнению многих, было бы лучше, если российские наномиллиарды пошли на развитие обычной «нормальной науки».

  Мы уже писали, что в Израиле система разработки новейших технологий стоит на высоком уровне, что и подтвердил управляющий директор РОСНАНО Дмитрий Лисенков, который считает Израиль одной из немногих стран мира, в которой удалось создать индустрию высоких технологий в различных сферах деятельности, начиная от сельского хозяйства и до вооружений. По его мнению, Израиль поступает практично – научные разработки сразу, без проволочек, реализуются в качестве коммерческого продукта и экспортируются. Для РОСНАНО представляет интерес организация инфраструктуры исследований и привлечение иностранных инвесторов партнеров. 

Представляют интерес и технологические инкубаторы, реализующие актуальные научные программы, исследовательские структуры крупных фирм и небольшие стартап-компании, которых в Израиле очень много. Корпорация РОСНАНО заинтересована в развитии сотрудничества: в 2010 году ею были инвестированы средства в первый российско-израильский проект по созданию в России производства многослойных и однослойных подложек для монтажа светодиодов и других электронных устройств по запатентованной израильской компании Micro Components технологии ALOX. Такое взаимодействие во многом опирается на то обстоятельство, что передовые отрасли современной науки в Израиле были, в основном, созданы советскими учеными, репатриировавшимися в Израиль в 80-90-х годах.
  Израиль занимает место в первой десятке стран по числу подаваемых изобретений, значительно опережая Россию. По данным Всемирной организации интеллектуальной собственности, в 2010 г. количество заявок китайских специалистов на регистрацию патентов увеличилось на 56,2% по сравнению с 2009 г. Этот показатель составил 12 339 заявок. Эта цифра вывела КНР на 4-е место в мире после США, Японии и Германии. Наибольший рост заявок от китайских ученых пришелся на сферу электроэнергетики и нанотехнологий. Помимо индивидуальных изобретателей, китайские предприятия тоже подают заявки на патенты. Она вошли в первую десятку соответствующего мирового рейтинга. Так, китайская телекоммуникационная корпорация «Чжунсин Тунсюнь» в прошлом году подала в общей сложности 1.863 заявки, заняв 2-е место в мире. Еще одна китайская корпорация «Хуавэй Текнолоджиз» подала 1.528 заявок и вышла на 4-е место. Мировые эксперты признают, что у Поднебесной есть блестящие перспективы в области инноваций. Страна обладает передовыми исследовательскими институтами, в которых работают квалифицированные научно-технические работники. При наличии достаточного финансирования и стратегической цели все это делает Китай локомотивом инновационного развития.

  И в США намерены инвестировать бюджетные средства в инновационное будущее – в альтернативную энергетику, высокоскоростной Интернет, качественное образование и в развитие транспортной инфраструктуры. Такой план поддержки инноваций представил вчера новый руководитель Национального экономического совета США Джин Сперлинг. В отличие от России – где инновационная среда практически отсутствует – американскому правительству нужно лишь поддерживать рождающиеся повсеместно новации. Недоумение у экспертов вызывает исключение из списка российских приоритетов повышение качества образования, на которое администрация США делает основной упор. Новые приоритеты бюджетного финансирования были обнародованы президентом США в конце января в его послании Конгрессу. Обама тогда призвал Конгресс прекратить выделять миллиарды долларов, полученные от налогоплательщиков, нефтяным компаниям. Нужно уходить от энергетики прошлого и инвестировать в энергетику завтрашнего дня, провозгласил Обама. По его планам, 80 % электроэнергии в США должно вырабатываться экологически чистым способом. В связи с этим надо развивать высокотехнологичные секторы экономики, сферу образования, повышать качество преподавания научных дисциплин и математики. Также 80 % американцев должны иметь доступ к высокоскоростным железным дорогам, 98 % жителей США должны быть обеспечены скоростной беспроводной связью – как телефонной, так и Интернетом. Примечателен тот факт, что США выбрали иные сферы инновационного развития, нежели РФ. Если Америка делает ставку на альтернативную энергетику, то Россия провозглашает принципы энергоэффективности, энергосбережения и развития ядерных технологий. Сокращения нефтегазовой энергетики РФ не планирует. Если Штаты берутся за массовое внедрение высокоскоростных железнодорожных магистралей, то российские политики вспоминают о космических технологиях и былых достижениях в этой сфере. Если американский президент решает заняться сферой образования и качеством преподавания, то российские руководители говорят о современных медицинских технологиях и фармацевтике. Сходство стратегий, пожалуй, лишь в одном пункте – в развитии и внедрении информационных технологий. Все те приоритетные сферы, которые назвал два года назад президент РФ Дмитрий Медведев, выбраны, по мнению экспертов, лишь потому, что «Россия должна была хоть с чего-то начать». Упор делался на «естественные преимущества» страны. Причём именно на те из них, о которых всё ещё свежо предание, – на так называемый сталинский багаж прошлых научных достижений. Напомним, что именно этим акцентом на достижениях прошлого века российский план инноваций отличается, в том числе, и от китайской стратегии технологического прорыва. Однако один пункт американской стратегии инновационного развития всё же вызвал у экспертов «обиду за Отчизну». Россия, замечает гендиректор компании «ФинЭкспертиза» Агван Микаелян, полностью исключила из всеобщего инновационного процесса образование, чего нельзя сказать о Штатах. Но без качественного образования и высококвалифицированных кадров никакая модернизация невозможна в принципе. Аналитик группы «Развитие» Сергей Шандыбин напомнил о том, что развернулась новая волна эмиграции из страны. Причём уезжают лучшие – востребованные профессионалы, перспективная молодёжь. «Причина в том, что и госсектор, и бизнес в России склонны мелочно экономить на человеческом капитале, – поясняет эксперт. – Америка же прекрасно понимает, что она зависит от импорта специалистов в сфере техники и точных наук и что с развитием экономики стран БРИК предложение таких специалистов упадёт».

  Основным итогом 2010 года стало дальнейшее развитие глобальной экономики. Россия движется, увы, в противофазе с развитием всего мира. По индексу «Еase of doing business», Сингапур находится на 1-м месте, Гонконг – на 3-м, США – на 4-м, Грузия – на 11, Эстония – на 24-м, а Россия – на 120-м. По индексу свободы от коррупции (данные «Transparency International»), Россия опустилась с 154-го на 178-е. По индексу свободы прессы, Россия (данные «Freedom House») занимает 175-е место. В 2009-м Россия покинула список 10 крупнейших экономик мира, пропустив вперед Бразилию, Испанию и Канаду. 

Согласно данным Института этнологии и антропологии, Россия лидирует по индексу кумулятивных потерь в процентах к ВВП в кризис – 51,3%. За ней следуют Исландия, Саудовская Аравия и Норвегия. Россия является вторым по величине производителем природного газа. Самый естественный для России путь модернизации – это создание химической промышленности. 5-6-й уровень передела гарантирует миллиардные прибыли. Китай, например, инвестирует в свою химическую промышленность 5-6 млрд. долл. ежегодно. Эту простую выгоду поняли даже авторитарные сырьевые режимы. Химзаводы строит Иран. Саудовская Аравия планирует к 2015 году инвестировать в свою химическую промышленность 70 млрд. долларов. В России современной химической промышленности нет, и не предвидится.
  Тектонические сдвиги в мировой экономике, политике, культуре и климате, а также их сочетание привели к возникновению глобальных мегатенденций. Эти тенденции скрывают в себе возможности для компаний всех размеров, как из сектора химической промышленности, как и других отраслей. Многие стратегии, которые сейчас разрабатываются ведущими мировыми химическими компаниями, основаны как раз на понимании глобальных мегатенденций. Мегатенденции – это глобальные макроэкономические силы, которые оказывают влияние на бизнес, экономику, общественное развитие, тем самым формируя будущее нашего мира и способствуя ускорению темпов перемен. Уникальное исследование, проводимое в данный момент консалтинговой компанией «Frost & Sullivan», ставит своей целью распознать, описать и оценить мегатенденции, а также последствия их влияния на целый спектр отраслей и рынков, включая химическую промышленность и сектор производства материалов. 

Мегатенденции будут оказывать огромное воздействие на будущее направление развития химпрома и производства материалов, отмечают аналитики «Frost & Sullivan». Например, рост мегаполисов будет стимулировать рост производства химических материалов, таких как стекло с дополнительным звукоизолирующим эффектом; а также многих других материалов, например, различных видов пластика и клея, которые делают возможным производство более компактных бытовых приборов.

В производстве товаров, предназначенных для современной и будущей жизни (так называемого «поколения Y»), используется широкий спектр инновационных химических материалов, замечают аналитики. В их число входят такие структурные материалы, как конструкционная пластмасса, применяемая в изготовлении компактных многофункциональных конвергентных устройств, например смартфонов, композитные материалы для производства более легкого и одновременно крепкого спортивного оборудования, а также экологичные материалы для биологической, перерабатываемой, подлежащей повторному использованию и легко разлагающейся в органической среде упаковки. Типы материалов, которые окажутся в авангарде будущего благодаря влиянию мегатенденций, включают в себя наноматериалы, «умные» материалы и экологически безвредные/возобновляемые материалы, а также органическую электронику, биотехнологии, углеродное волокно и искусственно произведенные природные волокна. Их все более широкое использование, в свою очередь, окажет воздействие на производство целого спектра химических материалов. Например, возвышение нанотехнологии играет определенную роль в изготовлении пластмасс, красок, косметики и многих других товаров. Аналогично, укрепление позиций органической электроники подчеркнет привлекательность полимерных материалов, включая электропроводку и полупроводники, используемые в производстве огромного количества устройств, таких как одежда со встроенной электроникой, электронная бумага и обои, которые также способны излучать свет.

  И именно в химическую промышленность, особенно, в органический синтез Россия вкладывает минимальное количество инвестиций.

  На вопрос, где же ты сегодня – Россия? – невозможно дать оптимального ответа, да и будущее не менее туманно. Только Анатолий Чубайс знает, что и как надо делать… Я в Чубайсы бы пошел, пусть меня научат.

Олег Фиговский, академик Европейской академии наук